Socioeconomic orientation of Christianity

Sennitskaya Elena Vladimirovna Mater's Degree student of the Department of General Psychology and History of Psychology at Novosibirsk State Pedagogical University 630090, Russia, Nso oblast', g. Novosibirsk, ul. Tereshkovoi, 33, kv. 58 lenasen@ngs.ru Other publications by this author

Актуальность настоящего исследования обусловлена выводами предыдущей работы ^[1], в которой было сделано заключение о социально-экономической направленности системы христианских постов, поскольку обнаружение экономического смысла этой якобы чисто духовной практики, в свою очередь, поднимает вопрос о социально-экономической направленности христианства в целом. Таким образом, целью работы является выявление данной направленности. В ходе достижения поставленной цели выполняются нижеперечисленные задачи. Исследуются экономические предпосылки следующих особенностей христианства: положения о равенстве всех во Христе (прозелитарного характера религии); проповеди отказа от насилия и стяжательства; представления о греховности половой жизни (создания системы монастырей); постов; крещения; поддержки феодально-крепостнического строя; отрицательного отношения к кочевому скотоводческому укладу; наличия в храмах погребений; особой культовой символики.

Обзор литературы

В работах Ю.В. Шаляевой ^[2], С.А. Усольцева ^[3], О.В. Метель ^[4] приведён обзор советской историографии, посвящённой происхождению христианства, демонстрирующий, что существует всего две гипотезы: мифологическая и социально-экономическая.

Мифологическое направление возникло в эпоху французского Просвещения, когда К.-Ф. Вольней (1757–1820) ^[5] и Ш.-Ф. Дюпюи (1742–1802) ^[6] практически одновременно опубликовали работы, в которых утверждалось, что история жизни Иисуса Христа – это метафорический рассказ о годичном цикле движения небесных светил. Дюпюи полагал, что Христос – это вариант мифа о Будде. Представители мифологической школы считают, что сказания о воскресении Иисуса произошли от языческих земледельческих культов, в которых тоже имелись умирающие и воскресающие боги, символизирующие умирающую и воскресающую природу. Мифологический подход был окончательно оформлен в работе немецкого автора Артура Древса «Миф о христианстве» ^[7].

Единственное известное нам социально-экономическое объяснение принадлежит Ф. Энгельсу, считавшему, что христианство возникло в среде рабов и вольноотпущенников, а также покорённых Римом народов в связи с отчаянием, охватившим их после поражения восстания под предводительством Спартака (73–71 гг. до н.э.) ^{[8, с. 467, 482]}. Данную точку зрения критиковал А.П. Каждан ^{[9, с. 93–94]}, поначалу придерживавшийся марксистской точки зрения, который указывал на то, что принципат Августа (29 г. до Р.Х. – 14 г. после Р.Х.) привёл к расцвету империи и подъёму материального благосостояния даже рабов. Кроме того, после разгрома Спартака восстания против римлян продолжались и в I в. н.э.

Проф. Московской духовной академии А.И. Осипов в своей лекции «Происхождение христианства» ^[10] говорит о том, что в 1950-е гг. у нас появились работы, где мифологическая точка зрения сменилась на «синкретическую идею», суть которой в том, что христианство было создано из элементов разных религий (прежде всего иудаизма) и разных философских идей. Недостаток этой идеи А.И. Осипов видит в том, что на самом деле христианство возникло внезапно, «революционно».

Как ни странно, спектр идей относительно личности основателя христианства гораздо богаче, чем относительно сущности и социально-экономической основы самого христианства. Основная направленность этой литературы заключается либо в рациональном объяснении чудес, совершенным Иисусом (и в таком случае широкое распространение христианства объясняется воздействием этих чудес на умы современников), либо в отождествлении Иисуса с какой-то политической фигурой, известной историкам (в этом случае торжество христианства оказывается результатом деятельности реального политика – человека царского рода и оппозиционного политика). Зачастую эти позиции совмещаются, т.е. утверждается, что Иисус был не только политиком, но и умелым фокусником. Изложим вкратце некоторые из этих гипотез. В книгах Ю.Л. Латыниной ^{[11, 12]} обобщена литература, доказывающая, что Иисус был зилотом, боровшимся с римским владычеством, равно как и его предшественник Иоанн Креститель. При этом Иисус был вовсе не проповедником мира и любви, а напротив, националистом, ненавидевшим язычников и желавшим обеспечить иудеям господство над всем миром, а миролюбивое христианство было создано уже апостолом Павлом, который заявил, что Иисус отменил бывший до того религиозный закон и пришел, чтобы спасти язычников, а не для того, чтобы их уничтожить. После смерти Иисуса развернулась борьба между двумя апостолами: возглавившим церковь Иаковом, братом Господним, и Павлом. Последний победил благодаря римлянам, защищавшим его от последователей Иакова.

Р. Амбелен находит в источниках указания на то, что у Иисуса был брат-близнец, благодаря которому и состоялось «чудесное воскресение» (глава V. «Брат-близнец Иисуса») ^[13]. Одновременно он доказывает, что Иисус был реально существовавшим политиком-националистом, которого интересовали исключительно «дети Израиля» и который стал объектом поклонения лишь благодаря деятельности Павла, символически ассоциировавшего его смерть со смертью животных, которых приносили в жертву на алтаре Иерусалимского храма.

Особняком стоит гипотеза А.Т. Фоменко и Г.В. Носовского ^[14], считающих, что прототипом евангельского Иисуса являлся живший в XII в. византийский император Андроник Комнин, казнённый своими противниками. Осознавая сложности, возникающие в плане общепринятой хронологии развития христианства, тем не менее, отметим, что эта версия интересна тем, что переносит место действия евангельских событий с периферии античного мира в его центр – г. Иерос на Босфоре (рядом с Константинополем). Тем не менее, и эта точка зрения сводится к объяснению успеха христианства деятельностью яркой личности, пусть и главы величайшего на тот момент государства и являвшегося, по свидетельству византийского историка Никиты Хониата, автором некоего учения, которое он стремился проповедовать. Остаётся неясным, каким образом человек, бывший на престоле всего три года, мог сыграть в мировой историй столь значительную роль.

Таким образом, все эти работы мало чем помогут нам в исследовании социально-экономической направленности христианства как такового, поскольку очевидно, что для создания и столь широкого распространения религиозного учения мало усилий одного человека, кем бы он ни был.

На наш взгляд, необходимо перевести внимание с личности основателя христианства на ключевые догматы этой религии и исследовать их социально-экономическую направленность. Недаром богослов А.И. Осипов в своей лекции «Истинность христианства» приводит следующие аргументы в пользу сверхъестественного характера христианства: «Поражает «неестественный» характер всех основных христианских истин (Троичности, Боговоплощения, Креста, Воскресения, Церкви и др.), их логическая невыводимость из каких-либо религиозных и философских посылок иудейской и эллинской мысли… принципиальное отличие от всех предшествовавших идейных аналогов; нетривиальность...» ^[15].

Примечание. Все текстовые выделения в цитатах сделаны автором настоящей статьи.

Геофизические особенности Причерноморья, послужившие предпосылкой распространения христианства

В данной работе не рассматривается вопрос, где возникло христианство, а исследуются причины, по которым христианство впервые стало государственной религией именно в Причерноморье: в Византийской империи, а затем в Грузии и Армении. Судя по всему, они заключаются в следующем. Чёрное море имеет две уникальные особенности, которых нет ни у одного другого моря. Первая – это практически полное отсутствие островов.

Самый крупный остров Джарылгач, имеет площадь 62 км², на втором месте – Березань и Змеиный, каждый из которых имеет площадь менее 1 км². Остальные ещё меньше. Если смотреть на карту, все три острова находятся левее Крыма недалеко от побережья Украины. Таким образом, не будет ошибкой сказать, что в Чёрном море островов нет.

Как пишет А.Б. Снисаренко ^[16], такая особенность не нравилась торговцам, ведь она не позволяла плавать в разных направлениях, используя острова как перевалочные пункты. «Это обстоятельство лишало мореплавателей возможности разнообразить товары в пределах одного рейса, им приходилось выбирать что-то одно. Если им нужна была пшеница, рожь, лен или мед, они плыли к Тавриде, за вином, кожами, смолой, воском и оружием – к Колхиде, за серебром – к земле халибов (у современного города Орду)» ^{[16, с. 344]}. Также из-за этой особенности, отмечает Снисаренко, кораблям приходилось довольствоваться каботажным плаванием, т.е. исключительно вдоль берега. Далее автор замечает, что «если в Средиземноморье греки чувствовали себя как дома, то в Понте положение гостя грозило им неисчислимыми бедами со стороны хозяев... Как бы там ни было, Черное море всегда рассматривалось жителями Средиземноморья как восточный предел обитаемого мира… там бесследно исчезали целые флоты» ^{[16, с. 345]}.

Очевидно, что отсутствие островов делало передвижения мореходов полностью предсказуемыми. Ни в одном другом море мира не было таких предпосылок для установления тотального контроля за мореходством в столь обширном регионе. Поскольку не было островов, то не было на них и непокорных пиратских городов-государств, коих было бессчётное количество в Средиземном море. В свою очередь, отсутствие этих конкурентов стало предпосылкой создания Византийской империи и её системы контроля за Чёрным морем.

Второй предпосылкой, провоцирующей создание системы контроля за торговыми путями являлось то, что в Чёрное море невозможно незаметно проникнуть, как и невозможно произвольно покинуть его: это замкнутая система, попасть в которую можно только через пролив Босфор. Конечно, на севере (особенно на территории бывшего СССР) есть много впадающих в море крупных рек, по которым можно подняться, но сделать это можно было, только бросив корабль и изготовив лёгкий чёлн, поскольку крупный парусник неспособен идти против течения. Даже зайти из моря в реку он не может, и не только из-за течения, но и по причине того, что в пресной воде осадка корабля будет куда значительнее, чем в солёной. Челны же передвигались по рекам с помощью бурлаков с максимальной скоростью 5-6 км/ч, причём на порогах и стремнинах их переносили вручную. В связи с этими сложностями, возникавшими у чужеземцев, у хозяев Причерноморья было преимущество.

«Моряк боится лишь Босфора И о других не гадает бедах, эти строки Гораций написал во времена Августа! Жители Боспора Фракийского прекрасно понимали все выгоды, связанные с контролем пролива. «С моря они так господствуют над входом в Понт, что торговым судам невозможно ни входить туда, ни выходить без их согласия», констатирует Полибий. По всей видимости, согласие это стоило недешево» ^{[16, с. 346]}.

Социально-экономическая направленность христианской морали

Судя по всему, созданию и распространению христианского вероучения способствовали правители, боровшиеся за безопасность морских путей. Доброта и нестяжательство, проповедываемые христианством, могут быть экономически выгодны государству только в одном случае: когда речь идёт об организации безопасной торговли, в том числе об отказе от «берегового права» (грабежа кораблей, потерпевших крушение).

Христианская мораль благоприятствовала и развитию крепкого государства вообще, поскольку проповедовало отказ от узкоклановых интересов. Эта идея присутствует уже в Евангелиях. После избрания двенадцати апостолов Иисус обращается к ним с речью, где говорит, что тот, кто любит отца или мать более, нежели его, не достоин его; и кто любит сына или дочь более, нежели его, не достоин его [Мф. 10:37]. В Евангелии от Луки Иисус обращается с похожими словами не к апостолам, а к народу, говоря, что если кто приходит к нему и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть его учеником [Лк. 14:26].

Следует заметить, что христианство стало государственной религией прежде всего на территориях, близких к Чёрному морю: в Армении, Грузии и Византии – государстве, контролировавшем Босфор и Дарданеллы. Небезынтересно и то, что автором первой попытки составления канона Нового Завета, разделившим книги Нового Завета на две части – Евангелия и Деяния Апостолов, – был богатейший судовладелец Маркион ^[17].

Употребление эпитета «Спаситель»

Эпитет «Спаситель» в античности употреблялся в отношении богов, спасающих людей от гибели на море. «С V по II вв. до н. э. в Ольвии, Херсонесе и городах Боспора все, кто был связан с морем, поклонялись Аполлону Дельфинию, Аполлону Врачу, Зевсу Спасителю, Ахиллу Понтарху, Афродите Понтии, Афродите Навархиде и Афине Спасительнице» ^{[18, с. 65]}.

На якорях ставили стандартные клейма с посвящением Богу-Спасителю. «На сотнях найденных в Средиземном море свинцовых штоков античных якорей греков и римлян сохранились надписи, знаки и изображения. Эти «священные якоря», как правило, самые тяжелые из всех якорей на судне. Вес таких якорных свинцовых штоков достигал 600–700 кг. «Священными якорями» древние мореходы пользовались, когда кораблю грозила неминуемая гибель. Изготовление такого якоря завершалось торжественными обрядами в храме Зевса. Здесь якорь в течение недели был в центре внимания жрецов и посетителей. Ему приносили жертвы, читались молитвы, курились благовония. По окончании обрядовых церемоний жрецы вырезали на деревянных рогах якоря охранительные знаки, а на свинцовом штоке выбивали стандартное клеймо-девиз: «Зевс – бог всемогущий и спаситель». Иногда вместо всей надписи выбивалась только первая буква имени Зевса – «Z»… Память о былом значении таких «священных якорей» хранит древнее латинское изречение «Sacram anchoram solvere» – «Спастись священным якорем», то есть избежать неминуемой гибели» ^{[18, с. 117]}.

Слово «Спаситель» по какой-то причине могло относиться и к царю. «Из многих храмовых надписей-посвящений, найденных в Крыму, особый интерес… представляет надпись 47–17 гг. до н. э. из Пантикапея. Она гласит: «В царствование царя царей, великого Александра, друга римлян, спасителя, и царицы Динамии наварх Панталеон (посвятил) Посейдону Сосинею («кораблеспасителю») и Афродите Навархиде («судоначальнице»)» ^{[18, с. 65]}. Можно предполагать, что спасителями могли называть царей, помогавших путешественникам, обеспечивавшим в своих землях безопасное плавание.

Символика креста

Крест традиционно принято истолковывать в качестве солярного знака. Тем не менее, сходство креста (особенно православного!) с солнцем вызывает сомнения. Можно предположить, что крест символизирует попросту корабельную мачту того времени с поперечной перекладиной для паруса.

Корабельный руль в античности также изображался в виде креста. На илл. 1 представлен римский денарий 125–128 гг. На аверсе профильное изображение императора Адриана, на реверсе – богиня Фортуна с корабельным рулём и рогом изобилия в руках ^[19].

Илл. 1. Денарий Адриана (117–138). На реверсе Фортуна с корабельным рулём в виде креста.

Позднее появились корабли с двумя поперечными перекладинами. Что касается короткой (и при этом почему-то косой) поперечной перекладины, имеющейся на некоторых типах крестов в ногах Иисуса, то церковь толкует её как символ весов. Возможно, такой элемент на кресте появился просто потому, что кресты на церквях могли играть роль путевых знаков: верхняя часть наклонной перекладины всегда указывает на север, а нижняя на юг.

Рассмотрим иные варианты креста (илл. 2–5), часто встречающиеся, в частности, на византийских монетах, см. ^{[20, с. 235, 265]}. Крест с тремя перекладинами обычно именуют папским крестом, а крест с двумя перекладинами – патриаршим или лотарингским, хотя бывает и наоборот.

Илл. 2. Папский и патриарший (лотарингский) крест

Илл. 3. Константин VII (слева) и Роман II с патриаршим крестом

Илл. 4. Василий II (слева) и Константин VIII держат патриарший крест с поперечными перекладинами на концах

Илл. 5. Св. папа Сильвестр I (? – 31 декабря 335), Италия

Крест с двумя или тремя перекладинами, каждая следующая из которых длиннее предыдущей, очень напоминает древнейший навигационый прибор, именуемый якобштабом (посохом Якова), используемым для определения широты, на которой находится судно, путём измерения высоты Полярной звезды или солнца. Свое название он получил якобы в честь изобретшего его библейского патриарха. Якобштаб представляет собой длинный деревянный «посох» с квадратным сечением и нанесённой на нём шкалой, а также поперечных лопастей, которые передвигаются взад-вперёд по длине «посоха». На илл. 6 представлено изображение якобштаба из известного словаря ^[21], практически идентичное «посоху» в руках папы Сильвестра I (илл. 5), относительно которого, кстати, существует легенда, согласно которой он в 314 г. укротил морское чудовище ^[22].

Илл. 6. Якобштаб

Поскольку поперечины якобштаба были съёмными, встречаются изображения этого инструмента и с двумя перекладинами, идентично патриаршему (лотарингскому) кресту. На илл. 7 изображена женщина, символизирующая навигацию. Как поясняется на сайте Британского музея, где представлена эта картина ^[23], в левой руке женщины находится якобштаб с двумя перекладинами, в правой – астролябия. Обратим внимание, что астролябия здесь напоминает хризму.

Илл. 7. Винсент Лауренс ван дер Винне (1628–1702). «Навигация»

Якорь, якорный крест, буквы «альфа» и «омега»

Раннехристианский крест представлял собой изображение якоря со штоком (такой тип креста называется в литературе «якорный крест»). Множество образцов таких крестов, в том числе и с надписью «Исус Христос» приведены в работе Г.И. Шаповалова (илл. 8) ^[18], который сообщает, что якорные кресты имели место в геральдике Киевской Руси X-XI вв., а также на свинцовых печатях Киева и Новгорода X-XII вв. «Якорь – символ надежды – был атрибутом морского бога этрусков, Нетуна», отмечает в свою очередь А.Б. Снисаренко ^{[16, с. 169]}.

Илл. 8. Якорные кресты

«Известно, что с начала появления христианства и до IV в. основными символами христианства были голубь, рыба, якорь, корабль и монограмма Иисуса Христа. Именно их изображения найдены в раннехристианских римских катакомбах и в росписях первых храмов... Изучавший раннехристианскую символику А.С. Уваров обращал внимание на то, что якорь предшествовал кораблю в символике и характеризуется «как признак первых веков»» ^{[18, с. 119]}.

«Одним из главных пунктов проникновения христианства на территорию Киевской Руси был византийский город-порт Херсон. В Херсоне в VIII–XII вв. крестом с рогами якоря у основания украшались мраморные капители христианских храмов… Здесь же археологи находят в большом количестве керамические изделия с клеймами в виде якоря или синтетического изображения якоря и креста…

В X–XII вв. якорь и крест постоянно изображались на монетах византийского Херсона, но не вместе, а на разных сторонах монет. Особенно интересны в этом отношении анонимные монеты с монограммой «ро» X–XII вв.

Многие исследователи видят в этих изображениях якорей на монетах только монограммы правителей» ^{[18, с. 124]}.

«Среди монограмм Иисуса Христа первых веков нашей эры обращает на себя внимание монограмма с буквами «альфа» и «омега» по сторонам. Понятно, что первая и последняя буквы греческого алфавита символизируют здесь Начало и Конец всего сущего. Буквы эти начертаны в монограммах в соединении с крестом в верхней части. При этом «омега» поразительно напоминает якорь… Не означает ли это, что появлению здесь последней буквы греческого алфавита – «омега» – предшествовал культовый знак якоря, представляющий собой нижнюю часть якорного веретена с рогами в виде трезубца, подобного, собственно, «ω». Такой символ якоря, с учётом его культового значения, вполне мог быть символом конца пути морского или сухопутного путешествия, вообще земного пути…» ^{[18, с. 120]}.

«В X – начале XI вв. в Киевской Руси при князьях Владимире, Святославе и Ярославе чеканятся знаменитые монеты с загадочными для исследователей «двузубцами» и «трезубцами»» ^{[18, с. 124]}. По мнению Шаповалова, разделяющего догадку, высказанную в 1861 г. И.А. Бартоломеем, этот символ, именуемый также «знаком Рюриковичей», представляет собой изображение деревянного якоря, окованного металлом, что подтверждается наличием кольца для продевания каната. Обратим внимание на то, что над якорем имеется маленький крест, а с обратной стороны таких монет присутствует изображение Христа или св. Георгия (илл. 9).

Илл. 9. «Знак Рюриковичей» на монетах X–XI вв.

«По-видимому, в VIII–X вв. у христиан появляются нательные обереги в виде якорей-крестов, которые со временем трансформируются в нательные кресты. Подобный бронзовый якорь-крест X в. найден в Румынии неподалеку от порта Констанца… Традиция ношения подобных нательных амулетов была известна и славянам времен Киевской Руси. Это подтверждается находками бронзовых нательных оберегов в виде самых настоящих якорей» ^{[18, с. 128]}.

«В XIV–XV вв. символ креста-якоря украшал гербы многих польских, литовских, украинских и русских феодалов» ^{[18, с. 133]}.

О причине того, почему православный крест утратил своё подобие якорю, Г.И. Шаповалов пишет: «В ХІV-ХV вв., как свидетельствуют те же многочисленные находки свинцовых печатей, рога якоря трансформируются в его подставку. Вначале она еще сохраняет форму рогов и изогнута вверх… а затем получает вид прямоугольной подставки, в которой трудно угадать бывшие рога якоря… Полагаем, это связано с тем, что Русь перестает быть могучим морским государством» ^{[18, с. 209]}.

Тем не менее, в районах более близких к морю якорный крест продолжает своё существование в XVII и даже в XVIII в. «В гербах Войска Запорожского Б. Хмельницкого и И. Мазепы главным геральдическим символом был якорь-крест… Этот символ украшал и гербы запорожской старшины» [там же].

«Начиная с XI века, можно проследить традицию устанавливать кресты, с рогами якоря у основания, на куполах христианских храмов. Изображения более ранних храмов с такими крестами на куполах сохранились на гравюрах византийского «Месяцеслова» XI века... В XI–XII вв. крестами в виде якорей украшались храмы Киевской Руси. Такой крест, судя по гравюре А. Кальнофойского, выполненной в XVII веке, венчал главный купол Успенского собора, построенного в 1073–1078 гг. в Киеве… О том, как выглядели кресты с элементами якоря в XII–XIV вв., дают представление сохранившиеся кресты церкви Спаса на Нередице близ Новгорода, Дмитриевского собора во Владимире на Клязьме и церкви Василия во Владимире-Волынском» ^{[18, с. 132–133]}.

В XIX в. христианский символ «якорь-крест» получает ложное истолкование в связи с политической коньюнктурой. «В XIX веке во время кампаний России на Балканах против Турции за освобождение христианских народов от мусульманского ига этот символ получает официальное толкование как «крест на поверженном полумесяце». Так трактуется этот значительно более древний символ, изображенный на русской медали «За турецкую войну в 1828–1829 гг.», а также на медалях «За освобождение Болгарии» и «В память русско-турецкой войны 1877–1878», учрежденных в 1878 году» ^{[18, с. 137]}.

Архитектура христианского храма

«Важное значение образа корабля для духовной жизни христиан ярко проявилось в том, что в их храмовой архитектуре получил распространение тип церкви, сооружаемой в виде «корабля». Такой тип церковного здания, в отличие от крестово-купольного, имеет в основе удлиненный прямоугольник. В архитектуре такого корабельного храма выделяются три основных компонента: собственно храм с алтарем, трапезная и колокольня. Если на такой храм посмотреть с южной или северной стороны, то он действительно напоминает корабль, где колокольня – носовая мачта, трапезная – корпус судна, а сам храм – возвышенная кормовая надстройка...

Храмы-корабли широко распространены как у католиков, так и у православных. Истоки традиций их сооружения, по-видимому, следует искать в прямоугольных в плане раннехристианских церквях Рима и Византии» ^{[18, с. 107]}.

«Об отождествлении христианами своих церквей с духовным образом корабля спасения говорит и то, что названия их отдельных архитектурных частей в разных языках до сих пор сохраняют корневую связь со словом «корабль». Они называются по-итальянски – navata, по-французски – nef, по-немецки – kirchenschiff, в славянских языках – неф-судно» ^{[18, с. 109]}. На илл. 10 представлен неф православного храма ^{[18, там же]}.

Илл. 10. Однонефный храм

«Известно также, что уже первые христианские храмы украшались моделями кораблей, фресками и мозаиками с изображением судов. Примером этому является мозаика XIII в. с изображениями кораблей в храме Св. Марка в Венеции» ^{[18, с. 109]}.

Использование ладана

«Отдельные культовые предметы христиан также связаны с образом корабля. Например, кадило, сосуд для курения ладана, изготавливался в форме ладьи и до сих пор называется по-итальянски naveta, а по-немецки – weihrauchschiffche – кораблик для ладана… Как выглядели такие ладанки – модели судов – дает представление бронзовое кадило VI в. из Флоренции в виде миниатюрного корабля со Св. Павлом на носу и Св. Петром у кормы» ^{[18, с. 109]}.

Интересно, что и сам ладан, воскуряемый в кораблике-кадиле, имеет к морскому делу самое прямое отношение. «Автор IV века до н.э. уроженец города Стимфала Эней Тактик в своем «Руководстве по осаде городов» упоминает состав смеси, использовавшейся в его время для зажигания неприятельских кораблей: ладан, пакля, опилки хвойных деревьев, сера и смола» ^{[16, с. 100]}. Мы, конечно, не будем утверждать, что при воскурении ладана в храме воспроизводится атмосфера морского боя, но, возможно, этот аромат символизировал безопасность, торжество над злом или, возможно, ассоциировался с кораблями вообще.

Христианство и погребальный культ

Автором настоящей работы была предпринята проверка того, насколько характерно было наличие захоронений в православных храмах, относимых археологами к раннему периоду существования христианства на Руси. Для подсчёта использовался каталог П.А. Раппопорта «Русская архитектура X–XIII вв.» ^[24]. Выяснилось, что из 161 храма, обнаруженного до 1982 г. на территории СССР, в развалинах 48 памятников обнаружены саркофаги, аркосольные ниши и прочие типы захоронений, также в одном из объектов была обнаружена глубокая яма под алтарём (возможно, крипта). Таким образом, захоронения были обнаружены почти в трети храмов, а возможно их было гораздо больше, поскольку в случае обветшания памятника останки могли перенести в другое место, а пригодные стройматериалы разобрать на хозяйственные нужды, в результате чего признаки захоронений не были обнаружены археологами.

Явная связь христианства с погребальной культурой на первый взгляд кажется странной, но если обратить внимание на его связь с мореплаванием, причина этого становится очевидной. В античности, садясь на корабль, человек серьёзно рисковал. Собственно говоря, это было самое рискованное дело, которое ему доводилось совершать. В случае гибели от него вообще ничего не оставалось и никто не знал, что с ним произошло и где. Даже участие в войнах считалось менее опасным делом. Как пишет А.Б. Снисаренко ^[16], если нанять солдат в те времена было несложно, то набрать команду на корабль являлось очень трудной задачей. Использовать же рабов означало отдать себя в их руки. Между тем мореплавание приносило огромные доходы, от которых невозможно было отказаться.

Массовое исчезновение людей, уплывших на кораблях и не вернувшихся, породило представление о том, что корабль – это проводник на тот свет. «Изображения кораблей на погребальных сосудах – один из самых распространенных сюжетов вазовой живописи в переходное и архаическое время на территории Греции… древние верили, что судно – это транспортное средство, на котором умершие попадают из реального мира в загробный. Согласно их верованиям, само солнце ночью переплывало воды смерти в судне» ^{[18, с. 56]}. Как пишет Шаповалов, в Причерноморье со времён античности существовал обычай класть в могилу «обол Харона». «Тени умерших могли попасть в загробный мир только переправившись через Стикс в лодке Харона. Умершие должны были платить Харону за перевоз, для чего, как повествует Павсаний, им клали под язык медную монету» ^{[18, с. 59]}. «Традиция изображать суда на погребальных стелах сохранялась в Северном Причерноморье на протяжении многих веков» ^{[18, с. 62]}.

«Согласно некоторым архаичным представлениям греков, царство мертвых, или острова блаженных, находилось где-то в Океане. Океан эллины помещали на севере, там, где находится Черное море. Известно, что Гомер помещал вход в Аид, в царство мертвых, в стране киммерийцев, на берегах Понта Эвксинского [Чёрного моря, – Е.С.]. Ряд исследователей, анализирующих эпитеты Аида, предполагают, что эпитет «эвксинос» так же относится к подземному царству и означает море «гостеприимное, встречающее мертвых» ^{[18, с. 63]}. На небольшом, менее 1 км. кв., острове Левке (др.-греч. Λευκή «белый», «светлый», «светлосияющий»), ныне о-ве Змеином (если смотреть на карту, то левее Крыма недалеко от побережья Украины) находился храм, посвящённый богам, покровительствущим мореходам. Остров Левке имел общеэллинскую известность. Считалось, что это остров, где обитали души мёртвых. «В источнике IV в. н.э. пишется об этом острове: «... Ибо говорят, что там вечно обитают после смерти безгрешные души...» ... Расположенный на оживленном морском пути, храм действовал с VI в. до н. э. до IV в. н.э. Согласно многим древним письменным источникам, здесь существовало святилище обожествленного героя, покровителя мореходов Ахилла» ^{[18, с. 63]}. Как пишет Шаповалов, в античности было много подобных храмов и иных культовых мест, посвящённых божествам-покровителям мореходов, которые украшались изображениями кораблей и в которые жертвовали модели судов или амулеты с их изображениями ^{[18, с. 63]}.

Иначе говоря, даже в христианское время (IV в н.э.!) в Чёрном море существовал известный во всём Причерноморье культовый центр, где молили богов спасти мореходов от гибели, а тем, кто уже погиб, дать покой на том свете. Из этого следует однозначный вывод, что данный культ являлся одним из вариантов христианства, но позднее, по мере укрепления гегемонии Византии, он видоизменился до неузнаваемости, став монотеистическим, как это и бывает, когда множество центров власти заменяется одним.

Храмы как ориентиры для мореходов

Можно предположить, что православные храмы являлись опорными пунктами для морской, а затем и речной торговли, служа подобием маяков. Подобная идея имеется у А.Б. Снисаренко, который, рассказывая о первых мореплавателях Египта, замечает: «Примерно в это же время в Египте возникает новый вид храма – храм Солнца. Он воздвигался на холме и представлял собой прямоугольную или П-образную крытую колоннаду наподобие древнегреческой стои. В центре возвышался каменный обелиск с позолоченной верхушкой, символизировавший Солнце, и перед ним – жертвенник. Только ли священный смысл имели эти храмы? А для чего золотились верхушки некоторых пирамид, например пирамиды царицы Уэбтен? И почему усыпальницы великих фараонов облицовывались плитами, отполированными до нестерпимого блеска?

Нечто подобное мы видим в Греции и Аравии. На афинском Акрополе в V веке до н.э. была установлена на высоком пьедестале десятиметровая статуя Афины Промахос (Воительницы), отлитая Фидием из трофейного персидского оружия, захваченного при Марафоне. Позолоченный наконечник её копья, сверкавший в лучах южного солнца, был виден далеко с моря и в ясные дни служил ориентиром для мореходов. В Египте солнечных дней несравненно больше, чем в Греции. Вывод напрашивается сам собой: все эти сооружения, кроме священной и эстетической функций, несли ещё одну – утилитарную. Они служили маяками для мореходов и сухопутных караванов, основанными на принципе отражения солнечного света. Позднее и арабы роль маяков возложили на свои длинные и стройные «обелиски» – прибрежные мечети. В арабском языке «маяк» и «минарет» – одно и то же слово, восходящее к понятию «огонь». На минаретах они разжигали по ночам костры или выставляли огромные пылающие факелы, как это делали и другие народы, те же греки…» ^{[16, с. 28-29]}. «За четыре года до смерти пророк Мухаммед отрядил по хорошо уже накатанному пути в Гуанчжоу своего дядю Ваххаба ибн Аби Кабшаха, и тот заложил там первую в Китае мечеть, чей минарет служил маяком» ^{[25, с. 56]}.

Действительно, этимологические словари, например, М. Фасмера ^[26] или Н.М. Шанского ^[27] единодушны в том, что слово «минарет» означает именно «маяк». Если очевидно, что мусульманские культовые объекты использовались в качестве маяков (при том, что мусульмане не являлись лидерами в мореплавании), то почему бы не предположить, что православные храмы строились в качестве путевых ориентиров, тем более что первоначальным центром христианства было приморское государство Византия, имевшее самый сильный флот того времени. Златоглавый купол православного храма, стилизованный под горящую свечу, возможно, символизировал путеводный огонь на маяке, который должен вывести на правильный путь.

Идея золотить купола храмов и, видимо, использовать их в качестве путевых ориениров, присутствует не только в христианской архитектуре. «Гензерих, – скорбит византийский писатель Прокопий Кесарийский, – нагрузив свои корабли золотом, серебром и другими вещами из императорского имущества, вернулся в Карфаген. Он не оставил во дворце ни меди, ни какого-либо другого металла. Ограбил он и храм Юпитера Капитолийского, сняв с него половину крыши. Это была замечательная и великолепная крыша, из лучшей меди и вся густо вызолоченная» ^{[25, с. 28]}.

Логично, что храмы, посвящённые судоходству, должны стоять на берегах морей и рек. «О том, как выглядели подобные храмы и святилища, позволяют судить исследования, которые в последние годы ведутся на берегу Керченского пролива. Здесь, при раскопках боспорского города Нимфея, открыт культовый архитектурный ансамбль внушительного вида, сооруженный в первой половине III в. до н. э. на прибрежном склоне. Воздвигнутый на высоком цоколе, этот ансамбль был рассчитан на восприятие его как с судов, подходящих с моря, так и с нимфейской гавани. В 1982 г. при раскопках одного из помещений святилища найдена полихромная фреска с изображением более тридцати судов. Здесь же найдено множество надписей: обращения к богам, сообщения о выходе кораблей в море, памятные записи о приношениях в святилище, пожелания, стихи и т.д. Главное место на фреске с кораблями занимает изображение боевого судна – триеры длиной 120 см» ^{[18, с. 65]}.

Если судить по картам, приведённым в каталоге памятников русской архитектуры X–XIII вв. ^[24] (см. илл. 2–11 в прил. 2 настоящей статьи), подавляющее большинство храмов этого периода постороено на берегах рек, и это подтверждает догадку о том, что православные храмы поначалу выполняли роль путевых ориентиров.

Например, храм Покрова-на-Нерли расположен при впадении Нерли в Клязьму, обозначая въезд в пределы Владимиро-Суздальского княжества и одноременно один из самых оживлённых торговых путей того времени. С точки зрения зодчества неудачней место трудно придумать: храм построен на равнине, открытой весенему половодью, хотя не так далеко находится Боголюбово. Чтобы возвести этот храм, пришлось сначала соорудить насыпной холм квадратной формы. Проведение богослужений не могло быть основным назначением храма, так как здание вмещает в себя не более 20 человек.

Псевдорелигиозные морские путевые знаки

Одним из подтверждений предположения о навигационном характере христианских храмов является такое явление как поморский приметный крест. Чтобы кормщики могли установить своё местонахождение, кресты делались разными по форме, причём их ставили в ряд в разном количестве. Кресты устанавливались с помощью компасов таким образом, чтобы их перекладина была ориентирована по линии север–юг (поднятая часть нижней перекладины направлена на север). Также кресты указывали, где находится вход в безопасную гавань. Благодаря западноевропейским мореплавателям сохранились сведения не менее чем о 30 таких крестах XVI века. С 1619 г. приметные кресты начали разрушать в связи с запретом иностранцам торговать с Сибирью ^[28].

Скорее всего, роль путевых ориентиров выполняли и загадочные истуканы с острова Пасхи. Если рассмотреть карту расположения этих объектов, то несложно заметить, что стоят они, за редким исключением, на побережье. Обращают на себя внимание и особенности мест, где их нет. Приведённая на илл. 11 карта является физической, и видно, что истуканов нет на возвышенностях, где скалы, по-видимому, не дают пристать кораблям.

Илл. 11. Расположение истуканов на физической карте о-ва Пасхи

Когда норвежский исследователь Тур Хейердал в 1956 г. расспрашивал аборигенов, кто поставил эти фигуры, те сказали, что их делали местные жители, но с момента, когда изготовление истуканов прекратилось, уже прошло несколько поколений. Тем не менее, их отцы объясняли им, как они делаются. Статуи изготавливались из лёгких базальтовых пород, и их несложно было перемещать по острову ^[29]. Видимо, фигуры делали с целью облегчить прибытие кораблей, которые нечасто посещали остров Пасхи – самый удалённый от большой земли населённый остров в мире. Выполнение ориентиров именно в виде человеческих лиц было обусловлено, по-видимому, тем, что такой знак невозможно было спутать с каким-то случайным камнем, имевшем симметричные формы (см. илл. 12).

Илл. 12. Статуя среднего периода в «шляпе» и с реконструированными глазами

Феномен столпничества

В истории христианства существует феномен, именуемый столпничеством: некоторые святые прославились тем, что долгие годы стояли на верху неких башен, именуемых столпами. В рамках доказываемой гипотезы о «морском» происхождении христианства можно предположить, что эти люди попросту были дозорными на столпах-маяках и смотровых вышках с целью сообщать о приближающейся опасности, а потом, после того, как контроль над торговыми путями ушёл из рук церкви, деятельность их была истолкована как сугубо религиозная, продиктованная сложными, непостижимыми мотивами. Как пишет архиепископ Алексий (Кузнецов), «говорят, что психологических оснований к столпостоянию не имеется… и мы не можем знать того, почему некоторые св. подвижники спасались на столпах…» ^{[30, с. 277]}.

Илл. 13. Лука Столпник. 985 г. Миниатюра. Минология Василия II. Константинополь. Ватиканская библиотека

Илл. 14. Симеон Столпник. X в. Византия. Апостольская библиотека в Ватикане

Рассмотрим доводы в пользу этого предположения. Прежде всего это изображения столпников (илл. 13, 14), которые показывают столпы в качестве богато украшенных архитектурных сооружений, где стоящий на них человек, по-видимому, ведёт наблюдение в горах или на море. Изображённый здесь Лука Столпник (илл. 13) был воином при греческом царе Романе (919–944) и при Константине Порфирородном (912–959). Он обосновался в Халкидоне, где провёл на столпе 45 лет. Напомним, что Халкидон – это ныне район Стамбула Кадыкёй, расположенный на берегу Мраморного моря при входе в Босфор.

А.Ф. Семёнов ^{[31, с. 4]} пишет: «В VI и VII веках по Р.Х. число стилитов было столь значительно, особенно в Сирии, что Византийская Империя признала их законом за особое сословие в государстве (Базилики, кн. VII. отд. VIII. 2)».

Данный факт едва ли мог бы иметь место, если бы речь шла действительно об отшельниках-одиночках, не приносящих государству какой-то практической пользы. Впрочем, если обратиться к источнику ^[32], факт того, что в данном месте речь идёт именно о столпниках, оставляет место сомнению. В указанной статье, содержащей параллельные тексты на латинском и греческом языках, говорится буквально следующее: не следует привлекать к суду ни священнослужителя, пока тот «священнодействует», ни понтифика, пока «священное делает», ни не могущих из-за «религии (богослужения) места» из него уйти. Ниже приведен оригинал текста. Не исключено, что речь здесь действительно идёт о столпниках, но слово «стилит» отсутствует.

ουτε τους μή δυναμένους διά τήν τού τόπου Θρυσκείαν έξ αυτού άναχωρησαι

neque eos, qui propter loci religionem ex eo secedere non possunt

Судя по биографиям столпников, приведённым А.Ф. Семёновым, эти люди были образованными, игравшими определённую роль в политике, и по военным делам с ними советовались императоры. «Удалившись от шума и суеты мирской, некоторые из столпников не вполне прерывали все сношения с оставленным ими миром; они, принося молитвы за него, поучали с высоты столпов своих учеников, собиравшихся вокруг них, давали благие наставления и советы окрестным жителям и приходящим из ближних и дальних стран и утверждали в учении Христовом не только словесно, но и письменно. Так, до нас дошло послание византийского писателя Глики к одному стилиту на Синае… с которым он находился в письменных сношениях; известны также сочинения стилитов: Иисуса Столпника и Симеона Дивногорца, живших в VI веке; первый оставил нам на сирийском языке летопись, доведённую до 507 года. (Лучшее издание ея принадлежит Wright'y, в Лондоне, в 1882 г.). От Симеона Дивногорца дошли до нас его проповеди, послания, молитвы и наконец поэтические произведения – церковные гимны и тропари. Из посланий его известны: послание к императорам Юстиниану и к Тиберию; сохранилось только послание к Юстиниану о секте Самарян. Поучение его «об иноках», к сожалению, также не дошло до нас. Ему же приписывают три гимна, приводимые в Минеях под 26 октября… Из молитв Симеона сохранились три: две из них обращены к Иисусу Христу и одна к Богоматери» ^{[31, с. 6–7]}. Поясним, что труд Иисуса Столпника повествует о войнах в Эдессе и её области в 494–506 годах, особенно о событиях между 502–506 годами.

Обратим внимание, что слово «стилос» (στῦλος) по-гречески означает «палочка для письма», поэтому понятие «стилит», возможно, связано именно с этим значением, ведь дозорный должен был записывать увиденное.

Как демонстрирует А. Кузнецов, столпники часто читали проповеди и наставления, поучали народ, управляли монастырскими общинами. Симеон I предсказывал голод, засухи, нападения врагов. К столпникам обращались за советом императоры перед выступлением в поход. Например, император Лев, прежде чем идти против царя вандалов Гензериха, осадившего г. Александрию, отправляется к св. Даниилу Столпнику, и тот предсказывает, что Гензерих не только не возьмет Александрию, но даже не успеет осуществить других предварительных планов и возвратится к себе. Обращается к Даниилу перед битвой с варварами и император Зенон Исаврянин ^[30].

Всё это перестаёт быть странным, если считать столпников профессиональными наблюдателями, перед взором которых ежедневно проходило множество иноземных кораблей. Если столпник наблюдал за городом, он знал всё, что в нём происходит. Логично предположить, что столпники делали записи, зарисовывали особенности кораблей и вели их подсчёт. Едва ли регулярным чтением проповедей может заниматься человек неграмотный, не читающий книг.

«Поднятие на верхнюю площадку столпа возможно было только посредством подъёмной лестницы, каковую стилит держал обыкновенно у себя на верху и спускал её только в крайних случаях; иногда стилиты даже и вовсе не имели никаких подъёмных лестниц, а всё необходимое для себя принимали по верёвке, спускавшейся вниз на блоке» ^{[31, c. 5]}. Если понимать, что столпник являлся дозорным, вполне естественно, что внешней лестницы у него не существовало во избежание налёта со стороны лазутчиков неприятеля. Впрочем, изображения столпов с внутренними лестницами существуют, см. илл. 15.

Илл. 15. Симеон Столпник. к. XV в. Новгородский государственный объединенный музей-заповедник. Предмет внизу справа – колодец

«До конца XII века можно указать достаточное число столпников, но в XIII и XIV столетиях оно быстро уменьшается, а в XV веке упоминается только один столпник – Иаков Месопотамский. Такое быстрое исчезновение столпничества, должно предполагать, произошло от изменения всего государственного и общественного строя в Сирии и Палестине, где преимущественно и встречались столпники, после того, как там утвердились, фанатически преследующие христианство, турки. В других странах, кроме Сирии и Палестины, столпники были редки; об них упоминают только ещё на Афоне и на Синае. У нас в России известны столпники: в XII веке Никита Переяславский (сконч. в 1186 г.) и в XV веке Савва Новгородский (сконч. в 1461 г.)… На западе Европы в странах римско-католических была сделана одна попытка подражания столпникам. Григорий Турский в своей истории Франков… повествует, что некто Вульфлайк (Vulflaicus) пытался спасаться на столпе в Арденских горах, но ближайшие к месту епископы, узнав об этом, приказали ему немедленно сойти со столпа и самый столп разрушить» ^{[31, с. 6]}.

Едва ли можно согласиться с утверждением, что исчезновение столпничества было обусловлено введением мусульманства. Скорее просто столпничество сменило своё название: столпы сменились минаретами (напомним, что слово «минарет» переводится как «маяк). Кроме того, сокращение числа столпников произошло, как признаёт сам автор, уже в XIII в., видимо, после того, как 1204 г. крестоносцы захватили Константинополь, и византийскому морскому могуществу настал конец.

Известно, что площадка, где находился столпник, всегда была тесной. В связи с этим, возникает вопрос, для чего это было нужно, ведь молиться можно и в просторном помещении. Ответ на это подсказывает «Инструкция смотрителю маяка», изданная в России в 1869 году. Согласно ей, ни в фонаре, ни в комнате под фонарем, называемой вахтенной, не дозволяется иметь ни дивана, ни кровати, ни какой другой мебели, на которую бы можно было склониться ^[33].

Имеются известия о столпниках, относящиеся уже к н. IV в. н.э., согласно которым заключение на столп являлось наказанием. На основе этого можно предположить, что деятельность столпников, т.е. дозорных, могла являться разновидностью общественных работ, к которым приговаривали нарушителей. В то же время этот труд мог выполняться и по желанию.

А. Кузнецов сообщает: «Из истории известно, что заключение на столпы или в столпы служило некогда наказанием. Так, заключен был на столп царевич Иоасаф; царевич Камаральзаман, не желавший жениться по воле своего отца, был тоже заключен на столп… св. мученицы: Варвара († 306 г.), Ирина… при императоре Траяне и Христина († 300) при Диоклетиане, тоже были заключены на столп… Можно предположить, что св. столпники знали о фактах заключения в виде наказания на столпы некоторых святых; но даже если им и неизвестны были эти случаи, то по крайней мере они знакомы были с существовавшим тогда обычаем заключения преступников в башни за известные провинности. Отсюда можно сделать вот какое вероятное предположение: столпники, живя на столпах, добровольно себя наказывали, как грешников Божиих по способу, существовавшему в стране в отношении к гражданским преступникам» ^{[30, с. 277]}.

Обратим внимание на то, кто воздвигал эти столпы. Первый столп Симеон I построил сам, а остальные были воздвигнуты для него другими людьми. То же самое можно сказать о прочих известных столпниках. Даниилу Столпнику (ученику Симеона Столпника, жившему при Льве Великом) первый столп построил его друг Марк, а второй – Геласий, владелец той земли, где подвизался столпник, и это логично: землевладельцу было выгодно, чтобы в его владениях был дежурный, который сообщит о начавшемся пожаре или о приближении лихих людей. Следующий столп Даниилу воздвиг сам император Лев (как пишет А. Кузнецов, «в благодарность за полезную общественную деятельность» ^{[30, с. 280]}). Св. Симеону Дивногорцу сначала был создан столп монахами, а потом – его почитателями. Если окружающие охотно содействовали сооружению столпов, значит, их возведение имело для них практическую выгоду.

В частности, о Данииле Столпнике известно, что святой предсказал большой пожар в Константинополе ^[34]. Данный факт свидетельствует о том, что столп мог играль роль пожарной каланчи, какие существовали в городах и в XIX в. Тогда легко понять, почему столпники пользовались уважением и поддержкой, ведь от их неусыпного внимания зависела жизнь людей. Также становится понятным и то, почему столпники зачастую подвергались нападкам, желанием их очернить. Например, какие-то люди подкупили Вассиану, женщину лёгкого поведения, и пытались с её помощью оклеветать св. столпника Даниила в блудодействе ^{[30, с. 356]}. Если считать, что столпники являлись просто отшельниками, такое внимание к их личной жизни выглядит по меньшей мере странным, но если речь шла о дозорных, от которого зависела безопасность большого числа людей, их надёжность действительно могла беспокоить окружающих.

«В Антиохии была построена церковь во имя преподобного Симеона Столпника, и туда были перенесены нетленные мощи его. Император Лев Великий, живший в Царьграде (Константинополе), просил жителей Антиохии, чтобы они позволили перенести святыя мощи в его столицу, но антиохиане не согласились на это, говоря, что святой Симеон для их города есть единственный защитник от врагов и заступник пред Богом» ^{[35, с. 14]}. Это понятно: именно столпник первым замечал подход неприятеля, тонущий корабль или начинавшийся пожар.

Примечательно, что день Симеона Столпника – это 1(14) сентября, т.е. день нового года по церковному календарю, что указывает на особое положение этого святого. Этот день повсеместно считался праздничным, работать запрещалось. По крестьянским верованиям, Симеон называется столпником потому, что стоит всю жизнь на столпе и держит землю, чтобы она не обрушилась [видимо, опечатка и речь идёт о небе? – Е.С.]. Также Симеон управляет ветрами, удерживая их от нанесения вреда людям ^[36]. Безусловно, управление ветрами в местах, где не бывает опасных для людей ураганов, может представлять важность только для морского и речного судоходства, и это подсказывает, в связи с чем св. Симеон считается столь важным святым, что на день его памяти приходится первый день церковного календаря. Указание же на то, что одной из функций этого святого является поддержание земли (или неба?), проливает свет на возникновение мифа об Атланте.

Источником об этом мифе является диалог Платона «Критий», где рассказывается легенда о том, что когда боги делили Землю, морскому богу Посейдону досталась Атлантида. Первым царём в Атлантиде был сын Посейдона Атлант. Таким образом миф, изложенный у Платона, называет титана, на которого Зевс в наказание за восстание возложил небесный свод, сыном морского бога. Возможно, система дозорных вышек, предназначенных для упреждения возможной угрозы с моря, и в каком-то виде, по-видимому, имевшаяся в греческой культуре, породила миф о держателе неба Атланте.

Обращает на себя внимание то, что столпники существовали не сами по себе, а при постоянной поддержке монашеской обители или местных жителей. Вокруг столпников собирались целые общины и создавались монастыри ^[35]. (Вероятно, было наоборот: это общины обзаводились монастырями и столпниками). Например, монахом являлся первый столпник, Симеон (IV–V в.) ^[35].

Известно кое-то и о режиме столпников. Например, о Симеоне I cообщается, что всю ночь он стоял на молитве ^[35], т.е. дежурство было ночным. То же самое говорится и о режиме Даниила Столпника, V в. ^{[35, с. 28]}. О Данииле Столпнике сообщается, что тот пребывал на верху горы, где находился небольшой монастырь, в котором игуменом был другой столпник, Иоанн ^{[35, с. 23]}. Став монахом, Даниил попросил устроить для него столп близ того, на котором стоял игумен Иоанн ^{[35, с. 25]}. Из этого следует, что столпники, по-видимому, работали посменно. Симеон Дивногорец (Симеон младший, VI в.) устроил на горе не только столп, но и монастырь для братии ^{[35, c. 29–30]}. Столпник Алипий (VII в.), прежде чем взойти на столп, устроил рядом храм во имя святой Евфимии. Возле его жилища селились люди, а со временем рядом возникли мужской и женский монастыри, в которых он ввёл строгие уставы ^{[35, с. 31]}. Пётр Афонский (VII в.) получил лично от римского папы иноческий чин, после чего сел в корабль, идущий на восток. Корабельщики для каких-то нужд пристали к берегу, и Пётр решил отдохнуть. Во сне ему явились Богородица и св. Николай (покровитель моряков) ^{[35, с. 60–61]} и повелели, чтобы Пётр служил Богу на горе Афонской, где надлежит создать иноческую обитель, что тот и сделал.

Симеон Митиленский (VIII–IX в.) основал на Авше (тогда греческой Афусии) монастырь на берегу моря. Этого Симеона называют Новым Столпником. Первый столп он воздвиг на острове Лесбос. На Авше он оказался потому, что его как еретика-иконопочитателя сослал император Феофил, а раньше, при Льве V, Симеона хотели сжечь. Смерти он избежал, но потом его ссылали на разные острова. В последний раз на остров Авша, где он построил храм Богородицы и монастырь ^{[37, 38]}. Таким образом, деятельность столпников осуществлялась не в одиночку, а при помощи существовавшей в том же месте обители.

Много говорится о мужестве столпников, например, о Данииле Столпнике сообщается, что «он невозмутимо вынес и то страшное нападение диавола, когда сей… со многим шумом подошедши к столпу его в самую полночь, сорвал покров, бывший над главой его, и навел от моря сильный ветер и бурю и, произведши страшную грозу в воздухе, целую ночь ударял громами и молниями на столп его» ^{[35, с. 26]}. Столпы являлись самыми высокими предметами на местности, и в них ударяли молнии. Отсюда понятно, почему столпники были окружены почётом и поклонением. Выполняли такую работу, скорее всего, действительно глубоко верующие люди, верившие в божественную защиту.

Не исключено, что аналогичная деятельность осуществлялась и в рамках иных культов, связанных с мореплаванием и торговлей, особенно если учитывать, что поклонение греко-римским богам осуществлялось параллельно с развитием христианства, и у них, как показано в разделе об употреблении эпитета «Спаситель», была единая экономическая основа.

Создание безопасных торговых путей: масштабы проблемы

Не вызывает сомнения, что огромную роль в развитии цивилизации сыграло развитие флота и системы торговых путей. Тем не менее литературы по этому вопросу немного в связи с тем, что подробности о таких вещах всегда держались в секрете, и, видимо, в связи с недостаточностью сведений об этапах развития морской торговли, масштабность деятельности по обеспечению её безопасности недооценивается.

Приведём фрагмент из работы А.Б. Снисаренко: «Пиратство, как и война, всегда считалось у древних народов обычным хозяйственным занятием, не хуже и не лучше, чем скотоводство, земледелие или охота… А посему оно неизбежно должно было иметь и собственную производственную базу…

Пираты должны были иметь корабли, по крайней мере не уступающие быстроходностью обычным типам торговых судов (чтобы можно было догнать) и военных кораблей (чтобы можно было удрать или принять бой). Для этого нужны были верфи, материалы и постоянно действующие конструкторские бюро… нужны грамотные специалисты в морском и военном деле, а также знатоки теории военного искусства.

Пираты должны были иметь лучшую для своей эпохи оснастку кораблей… Для этого нужны… испытательные полигоны…

Пираты должны были иметь рынки сбыта рабов и награбленного добра, а также разветвленную сеть посредников, ибо без их помощи они быстро поменялись бы местами со своими пленниками. Для этого нужны преданные агенты, совмещающие в себе таланты и разведчиков, и наводчиков, и провокаторов.

Иными словами, они должны были иметь государство в государстве. Как правило, они имели его. И мощь некоторых из них была такова, что соперничала с мощью Рима в период его расцвета, в эпоху Помпея, Цезаря и Августа.

Борьба за свободу морей – постоянный предмет заботы властителей античных государств – почти всегда вступала в противоречие с экономическими и военными интересами не только пиратов, но и царей соседних держав» ^{[16, с. 11–12]}.

«Успехи настолько вскружили пиратам головы, что с начала 60-х годов до н.э. они стали угрожать непосредственно столице Римской республики… Пираты чувствовали себя в Средиземноморье как дома, их рейды, по словам Плутарха, больше были похожи на увеселительные прогулки… Их флот превышал тысячу кораблей и был, пожалуй, равен сумме всех государственных флотов Средиземноморья, превосходя их к тому же по качеству. Попытки сопротивления подавлялись немедленно и безжалостно.

Морские разбойники держали в своих руках до четырехсот прибрежных городов – прежде всего в Сицилии, на Крите и в Киликии. Население этих городов и многочисленные окрестные банды формировали их ударные отряды на побережьях. В Италии в 79 году до н.э. пираты осадили Популоний. У них были свои якорные стоянки, гавани, береговые службы наблюдения и связи, свои методы вымогательства и расправы» ^{[16, с. 166]}.

Распятие на кресте как наказание за пиратство

Обращает на себя внимание то обстоятельство, что наказанием за морской разбой в Древнем Риме было ничто иное как распятие. М.Н. Скабалланович ^{[39, с. 1]} пишет, что распятие на кресте применялось за следующие виды преступлений: 1) за морской разбой; 2) за открытый разбой на большой дороге; 3) за убийство; 4) за лжесвидетельство; 5) за государственный мятеж. Достаточно вспомнить известную историю, изложенную Веллеем Патеркулом, Светонием и Плутархом о том, как Цезарь распял на кресте морских разбойников.

Геродот рассказывает о тиране Поликрате. После Миноса и Приама он был третьим, кто создал пиратское государство в Эгейском море, но со временем был хитростью захвачен и распят ^{[16, с. 176–178]}. Как конкретизирует Г. Берве, труп Поликрата был прибит к кресту ^[40]. Впрочем, был ли Поликрат пиратом в современном понимании этого слова, оставляет место сомнению. Возможно, он лишь использовал свой флот, чтобы устранить пиратов-конкурентов, и итогом его деятельности стало бы как раз создание безопасных морских путей. На эту мысль наводит мнение Фукидида, приведённого в ^{[16, с. 173]}, считавшего, что тирании возникли как средство борьбы за талассократию и были направлены против пиратства». Таким образом, распятие вполне могло оказаться расправой и с деятелем, боровшимся с морскими разбойниками.

Византийский император Андроник Комнин (1183–1185) искоренил береговое право за счёт того, что вешал местных правителей, допускавших морской разбой, на мачтах на берегу моря ^[41]. А поскольку повесить можно только на поперечный элемент мачты, то получается, что причастных к морскому разбою и в XII веке вешали на крестах. При этом самого Андроника после произошедшего в государстве переворота казнили подобным образом: как сообщает во второй своей книге византийский историк Никита Хониат, бывший император был привязан к поперечной балкеи выдан на расправу толпе ^[42].

Причины переворота и расправы над Андроником не вполне ясны. По мнению Никиты Хониата, это произошло потому, что, борясь с береговым правом, он развернул неслыханные репрессии в отношении знати. Но тогда непонятно, почему императора не поддержали простолюдины. Можно выдвинуть следующее предположение. Как пишет А.Б. Снисаренко ^[16], морской разбой в античные, да и в более поздние времена заключался в том, что жители побережий устраивали ложные маяки и заманивали купцов в ловушку. Также он отмечает, что жители приморских районов встречали неизвестные им корабли враждебно и, в случае отсутствия оружия, забрасывали приезжих камнями, поскольку чужеземцы зачастую представляли опасность. Из этих фактов можно сделать вывод, что береговое право в те времена было способом защиты от проникновения врагов, и тот, кто запрещал его, мог восприниматься как предатель, между тем Андроник долгие годы жил на чужбине (в том числе у галицкого князя Ярослава Осмомысла), чем также мог возбуждать подозрения.

Таким образом, судьба этого правителя ещё более, чем участь вышеупомянутого Поликрата, показывает, что распятым мог оказаться не только морской разбойник, но и тот, кто, напротив, боролся с пиратством, но оказался побеждён своими противниками. В связи с этим возникает предположение, что крест с распятым Спасителем поначалу символизировал героическую борьбу за безопасность мореплавания.

Кандидатом на роль исторического прототипа Иисуса вполне мог бы стать Юлий Цезарь, который в н. 67 г. до н.э. с помощью Гнея Помпея очистил от пиратов Средиземноморье, если бы в ходе этой борьбы погиб так же, как Поликрат или Андроник. «Примерно полтора десятилетия мореходы, по словам Страбона, наслаждались полной безопасностью, Рим забыл, что такое голод» ^{[16, с. 270]}. В 44 г. до н.э. Цезарь был убит, и Рим ослабел. Пиратский флот блокировал восточный берег Италии. В Риме начался голод, поскольку морские пути из Африки и Родоса контролировались пиратами. «Непомерно росли цены на все товары, потому что их производство и доставка были сопряжены с великими опасностями и трудностями» ^{[16, c. 273]}. Рим утратил звание морской державы безвозвратно.

Греческое слово «анкойне» (поперечное крепление рея к мачте) «означает «руки, объятия», а в обиходной речи так называли и сами корабли, преимущественно большие» ^{[16, с. 106–107]}. Иначе говоря, в античности, когда на большинстве судов устанавливалась одна-единственная крестообразная мачта, она прочно ассоциировалась у людей с человеком, раскинувшим руки, и потому изображение распятого Иисуса на первых порах, безусловно, понимали как изображение человека, несправедливо казнённого за морской разбой или за борьбу с таковым. По-видимому, Иисус, неоднократно предстающий на страницах евангелий на корабле, не случайно был распят между двух разбойников. Впоследствии, в связи с тем, что устройство парусных судов усложнилось, ассоциативная связь между распятием и крестообразной мачтой пропала, и исходная символика забылась.

Галльский бог Езус

«Римский поэт I в. н. э. Лукан в своей поэме «Фарсалия» называет имена трех кельтских богов… «... Успокаивают ужасной кровью, – пишет он, – свирепого Тевтатеса и страшного Езуса в его диких святилищах и Тараниса на алтарях не менее кровавых, чем алтари Дианы скифской». Средневековые комментаторы несколько веков спустя дополняют сведения Лукана, сообщая о различных способах человеческих жертвоприношений, посвящавшихся каждому из трех богов. Человека, приносимого в жертву Тевтатесу, топили в бочке, Езусу – вешали на дереве, Таранису – сжигали в деревянном чане. Попытки идентифицировать этих богов и определить их функции – дело достаточно трудное, так как средневековые комментарии дают противоречивые сведения. Например, Тевтатеса комментаторы Лукана отождествляют то с Меркурием, то с Марсом» ^{[43, с. 293–294]}.

Речь идёт о следующем фрагменте неоконченной поэмы Лукана ^{[44, I, 444–446]}:

… et quibus inmitis placatur sanguine diro

Teutates horrensque feris altaribus Esus

et Taranis Scythicae non mitior ara Dianae.

«То с Меркурием, то с Марсом средневековые комментаторы идентифицируют также второго кельтского бога, упомянутого в тексте Лукана, – Езуса. В одном источнике сообщается, что Езус – это Марс и в жертву ему приносят людей, повешенных на дереве, а в другом – что это Меркурий, почитаемый торговцами. Слово «Езус» встречается в таких галльских личных именах, как Езунертус, Езумагнус, Езугенус, а также в названии галльского племени езувиев. Толкования этого слова различны и иногда прямо противоположны: одни исследователи переводили его как «ужасный», а другие как «добрый»» ^{[43, с. 293–294]}.

Сохранилось два похожих изображения Езуса. Наиболее известный находится на так называемом «Столпе (колонне) мореходов» (илл. 16), обнаруженном в 1711 г. в ходе работ в христианском соборе Нотр-Дам ^[45]. На «столпе» имеется следующая надпись: «Тиберию Цезарю Августу, очень хорошему, очень великому Юпитеру, мореходы Паризии за счет своего общего фонда воздвигли [этот памятник]» ^{[46, с. 14]} В связи с этим памятник датируется периодом правления Тиберия (упоминается в Евангелии от Луки под именем Тиверия кесаря (Лука 3:1) как император, при котором начал свою проповедь Иисус. Езус изображён в виде мужчины, обтёсывающего древесный ствол (плотника?). Сверху надпись: «Esvs» (илл. 17).

Илл. 16. Le pilier des Nautes («Столп мореходов»). Париж. Музей Клюни

Илл. 17. Езус

«На рельефе из Парижа Езус предстает в окружении богов такого высокого ранга, как Юпитер и Вулкан. Средневековые комментарии к тексту Лукана сравнивают его с великими римскими богами. Остается только ответить на вопрос: кто же такой Езус – Марс или Меркурий?

Поскольку самой характерной чертой Езуса является способ совершения жертвоприношений в честь него, то возникает аналогия с Одином, жертвы которому тоже вешались на дереве. Затем через посредство Одина эта аналогия приводит к Меркурию. Езус имеет и другие черты сходства с Одином. Оба бога были покровителями перемещений и перевозок. Одина называли «богом фрахта», он посылал морякам попутный ветер. Будучи богом хитростей и козней, искусства и мастерства, Один покровительствовал корабельщикам. Езуса тоже почитали корабельщики (парижский алтарь был заказан корабельщиками из Лютеции). Нельзя не заметить, что в таком виде он очень напоминает Меркурия» ^{[43, с. 299]}.

«… в тексте Лукана назван третьий кельтский бог, которого так же, как Тевтатеса и Езуса, «... успокаивают ужасной кровью» – Таранис. Один средневековый комментатор текста Лукана сообщает, что Таранис – это Юпитер… Следовательно, Таранис был богом неба, громовержцем» ^{[43, с. 304]}.

Таким образом, галльские корабельщики, жившие в одно время с Иисусом, поклонялись богу практически с таким же именем, причём этот последний являлся плотником (существуют ещё два галло-римских рельефа I века н.э., где Езус фигурирует в качестве резчика по дереву). И Езус, и Один (Водан), и Меркурий являлись богами, покровительствующими перемещениям и перевозкам, причём Один был покровителем моряков. При этом изображение Езуса каким-то образом оказалось в главном христианском храме Франции. Похоже, что «Столп мореходов» – это чудом сохранившееся свидетельство того, какую социально-экономическую функцию выполняло христианство на этапе своего зарождения.

Сообщения же комментаторов Лукана о жертвах, якобы приносимых Тевтатесу, Таранису и Езусу, вполне могут являться художественными аллегориями непростой судьбы мореходов. Одни из них утонут в бочках (своих кораблях), другие будут уничтожены огнём (молнией или за счёт поджога корабля противником), третьи будут повешены на деревьях (мачтах, крестах), как морские разбойники.

Понятие «Святой Дух», образы голубя и дельфина

Представление об ипостаси божества, именуемой Святым Духом, скорее всего, возникло вследствие того, что судьба мореплавателей в древние времена всецело зависела от ветра (духа, т.е. дыхания божьего), и сам ветер, по-видимому, воспринимался людьми, плававшими по морю, олицетворением переменчивой судьбы.

Изображение Святого Духа в виде голубя может быть связано с тем, что голубей в древности путешественники использовали как единственный способ связи с родиной, ведь иного способа сообщить о постигшем их несчастье (например, гибели корабля у пустынных берегов или попадании в плен) у них не было. («… на крайний случай, больше по традиции, кормчие дальних рейсов брали в море птиц: они указывали заблудившемуся путь к суше») ^{[16, с. 336]}.

В Ветхом завете содержится известный сюжет о том, как Ной нашёл землю благодаря выпущенному голубю. Обратим также внимание, что фамилия (или скорее прозвище) великого мореплавателя XV в. Христофора Колумба переводится как «голубь», что, скорее всего, связано с обычаем использовать птиц даже при наличии компаса.

В христианстве существует три основных символа, символизирующих спасение: это голубь, дельфин и якорь, причём все три связаны со спасением моряков. Как известно, у дельфинов существует инстинкт выталкивать утопающих на поверхность, и об этом в античное время было хорошо известно, например, Эзоп рассказывает о дельфине, спасшем собаку.

Христианские символы спасения «якорь и дельфин» присутствуют на «дохристианском» денарии Тита, выпущенном в 80 г. н.э. (илл. 18).

Илл. 18. Денарий Тита с якорем и дельфином, 80 г. н.э.

Евангельские символы, связанные с морем

Помимо креста, якоря и корабля в христианстве немало иных символов, связанных с водой и морем. Проповедническая деятельность Христа началась после крещения в Иордане. Евангелия рассказывают, что Христос «ходил по воде» (можно предположить, что не в прямом смысле, а как мореход). Обращает на себя внимание и то, что символом Христа у ранних христиан была рыба. Первыми учениками Христа были рыбаки [Мф 4:18-22, Лк 5:1-11], которых он сделал «ловцами человеков». После гибели Христа его ученики вернулись к занятию рыболовством, и когда Господь явился им после своего воскресения, они закидывали сети [Ин 21:1,14].

Иисус был плотником, а ведь плотник – это человек, который в первую очередь занимается строительством кораблей. В всяком случае, известно, что на каждом античном корабле в обязательном порядке был плотник ^[16].

Значение имени Богородицы – Мария – принято считать образованным от еврейского слова «горькая» ^[47], что само по себе вызывает сомнения. Едва ли кто-то назвал бы так свою дочь. А ведь это имя ещё в древности было популярным. В то же время схожее имя Марина толкуется как римское «морская» [там же].

В словаре русских личных имён Н.А. Петровского ^[48] находим, что мужское имя Марий (явно родственное имени Мария) образовано от латинского mare – «море», другое мужское имя Марес – от греческого mares (древней народности на северном берегу Чёрного моря), а вот Мариам (Мария) почему-то от древнееврейского marar («быть горьким»), в то время как напрашивается предположение, что имя Мария, как Марий, Марес и Марина, означает «морская». Даже если утверждение о предполагаемым родстве имени Мария с древнееврейским словом «горький» является верным, само слово marar в значении «быть горьким», скорее всего, связано с понятием «морская вода», поскольку последняя имеет горький вкус. При этом представление о горьком вкусе воды должно было иметь место везде, где есть выход к морю. Похоже, что имя Мариам, как и имена, перечисленные выше, семантически восходит к понятию «море», но не напрямую, как в этих именах, а через посредство понятия о свойстве морской воды быть горькой.

Изображение агнца на фоне креста

Существуют следующие толкования изображений агнца на фоне креста. Первое заключается в том, что ангец символизирует животное, приносимое в жертву, второе, что это астрологический символ солнца, находящегося в созвездии Овна. Тем не менее, в рамках «морской тематики» в нём можно усмотреть и иной смысл.

По крайней мере в отношении викингов известно, что корабли их имели необычайно крепкий квадратный парус. «Его ткали из шерсти овец североевропейской породы и покрывали животным воском (ланолином) для защиты от намокания. Для большого паруса требовалось около 2 т овечьей шерсти. Над его изготовлением на протяжении трех лет трудились четверо человек. Учитывая то, что одна овца давала около 1,5 кг шерсти в год, готовый парус ценили крайне высоко» ^{[49, с. 223]}. Напомним, что «ланолин (от лат. lana – шерсть и лат. oleum – масло) – шерстяной воск, животный воск, получаемый при вываривании шерсти овец» ^[50].

У галльских кораблей, как пишет Цезарь, в качестве парусов использовалась дублёная кожа. По мнению Цезаря, так делали скорее не из-за недостатка льна и неумения им пользоваться, а из-за того, что полотняные паруса не выдерживали сильные бури и порывистые ветры Океана ^{[16, с. 283–284]}.

Итак, существовало три варианта, каким мог быть парус: льняным, шерстяным или кожаным. Очевидно, что кожа для паруса должна была быть тонкой, а тоньше и при этом доступнее всего, скорее всего, была кожа агнцев, которые оказывались в роли жертв, распятых на кресте, т.е. натянутых на мачту. При этом речь идёт, скорее всего, именно об агнцах, а не о взрослых овцах или баранах, поскольку, например, даже в наше время для изготовления каракулевых шуб используют шкуры исключительно новорождённых ягнят. Кстати, возможно, что обычай приносить в жертву в храмах именно агнцев (например, в Иерусалимском храме) связан не с желанием служителей культа поглощать неимоверное количество мяса, а с потребностью храмовой верхушки в шкурах для изготовления парусов и пергамента для письма.

Понятие «понтифик» и символика папского жезла

В словаре Брокгауза и Ефрона представлены версии, связанные с происхождением слова «понтифекс» («понтифик»). Известно, что в древнем Риме понтификом называли человека, обладавшего высшими полномочиями, связанными с религиозным культом, но «вопрос о значении имени pontifex и о первоначальной компетенции коллегии П. принадлежит к числу труднейших в области римской истории и права» ^[51]. Большинство исследователей, согласно Брокгаузу и Ефрону, производили слово pontifex от «pons» («мост») и считали, что жрецы, именовавшиеся понтификами, первоначально должны были наблюдать за ремонтом и постройкой мостов. «В новейшее время Rubino, Huschke, Mommsen, Jordan, Bouché-Leclercq полагают, что П. заведовали первоначально постройкой моста через Тибр, как важного центра религиозных церемоний… Моммзен прибавляет, что П. были вообще инженерами… По Ланге и Куну (Kuhn), П. первоначально были строители дорог, преимущественно для религиозных целей» ^[51].

Юлий Цезарь, в период пребывания в религиозном сане понтифика, вел войну в Галлии. Со времён Августа до 382 г. титул великого понтифика носил римский император ^[51]. Позднее титул понтифика непонятно когда и каким образом перешел к римскому папе.

Напрашивается вопрос, существует ли связь между титулом «понтифик» и Понтом (Причерноморьем), в частности, с Понтом Эвксинским – Чёрным морем. Ответ очевиден: в 1204 году крестоносцы захватили Константинополь и сделали его столицей новой Латинской империи. Взятие Константинополя было событием грандиозным: население столицы на момент её падения оценивалось в пределах от 250 до 500 тысяч человек, в то время как в средневековых городах Западной Европы редко насчитывалось более 10 тысяч жителей. А самое главное, теперь римский папа получил возможность контролировать Понт, поскольку Константинополь находится на берегу Босфора. Можно также предположить, что словом «понт» («мост») поначалу называли не Причерноморье в целом, а проливы Босфор и Дарданеллы, как бы представляющие собой единый мост между двумя морями. Соответственно, титул «понтифик» римские папы носят в память о периоде владычества в Причерноморье.

Обращает на себя внимание то, что атрибуты понтифика в Древнем Риме полностью совпадают с папскими. Ниже приведен реверс золотой монеты Юлия Цезаря (илл. 19) со следующей справкой: «В Риме чеканилось достаточно мало золота, в основном чеканку монет заказывали военачальники-победители, дабы платить отчеканенными деньгами своим легионам. Но этот ауреус… заказанный римским диктатором Юлием Цезарем, чеканился в огромных количествах. На монете отражён статус Юлия Цезаря как понтифика... Имя Авл Гирций на реверсе принадлежит помощнику Цезаря, который находился при нём неотступно, начиная с завоевания Галлии и на протяжении всех гражданских войн. Он редактировал первые семь книг знаменитого труда Цезаря «Записки о Галльской войне» и был автором восьмой книги. В 46 году до н.э. Цезарь назначил его своим чеканщиком, и это позволяет нам с большой долей вероятности установить, что данная монета принадлежит к указанному временному периоду… Аверс. На монете, судя по всему, изображена богиня Веста или одна из её жриц. Цезарь как понтифик был духовным покровителем весталок, хранительниц священного огня, используемого в религиозных ритуалах» ^{[52, с. 12]}. Насколько можно рассмотреть, на аверсе находится надпись CCAESAR COSTER, на реверсе – AHIRTIVSPR.

Поясняется, что на реверсе изображена «чаша для либаций, жертвенных возлияний, и топор, знак понтификата, – аллюзии на обязанности Цезаря как человека, облечённого религиозной властью». Объективно на монете изображена не чаша, а кувшин, также здесь ничего не сказано о предмете, напоминающем папский жезл. Возникает вопрос и относительно того, почему знаком понтификата являлся именно топор.

Илл. 19. Ауреус Юлия Цезаря с атрибутами понтифика

Аналогичным образом выглядит папский жезл (его также называют епископским). Сохранилось множество изображений христианских святых с такими жезлами, например, святых Петра, Омера, Николая и прочих. Жезлы на этих изображениях украшены по-разному, но всюду присутствует спираль.

Илл. 20. Папские (епископские) жезлы

На илл. 20 слева – папский посох, хранящийся в Лувре (выставка «Сокровища аббатства Сан-Морис д’ Агон», посвящённая ювелирному искусству эпохи Меровингов и Каролингов, VI–X вв.). Справа – католический епископский посох с изображением Благовещения. Лимож, XIII век. Образцы папских (епископских) жезлов также представлены на илл. 21 и 22.

Илл. 21. Маттиас Грюневальд, XVI в. Встреча св. Эразма (с «папским» посохом) и св. Маврикия (справа)

Илл. 22. Астрологический и церковный календарь в шести частях, к. XIV в. Дни памяти святых в апреле: Преподобная Мария Египетская, Святой Ричард Чичестерский, Св. Амвросий, Св. Лев, мученики Валериан и Тивуртий. Бодлеанская библиотека. Оксфордский университет

Выдвинем предположение, что спиралевидный инструмент является аналогом современного карабина (илл. 23) – устройства для надёжного зацепления чего-либо за верёвку (просто крюком это сделать нельзя, потому что он соскользнёт).

Илл. 23. Карабин

Иначе говоря, символическое значение этого жезла таково: это инструмент, с помощью которого можно что-то надёжно зацепить. С учётом того, что посох этот символизирует власть на море, возникает предположение, что это инструмент, использовавшийся в морском деле.

Действительно, именно такой элемент мы видим на дошедших до нас изображениях и найденных археологами остатках кораблей викингов (илл. 24). Строились они без кормы, с носами с двух сторон, чтобы в случае опасности иметь возможность быстро отчалить без разворота. Судя по тому, что спираль на кораблях находится с двух сторон, она предназначена для того, чтобы взять повреждённый корабль на буксир или помочь ему пристать к берегу. Таким образом, посох со спиралевидным концом символизировал «руку помощи» мореходам, попавшим в беду, иначе говоря, защиту мореплавания, а может быть, просто представлял собой типовой элемент большинства кораблей того времени (такое можно допустить, поскольку, как пишет Снисаренко ^[16], об устройстве кораблей античности и средневековья мы практически ничего не знаем).

То, что существовала тесная связь варягов с Византией, в частности, варяжские дружины на протяжении долгого времени служили в качестве наёмной гвардии у византийских императоров, является общеизвестным фактом (например, об этом упоминает В.О. Ключевский в своём «Курсе русской истории», лекции 9–10). В связи с этим, предположение о том, что спиралевидный элемент варяжского корабля был перенят и другими народами, представляется обоснованным.

Илл. 24. Музей драккаров в Осло. Корабль, обнаруженный на норвежской ферме Гокстад в 1880 г. Длина 23 м, ширина – 5,1 м

Возможно, инструмент со спиралевидным концом использовался и для затягивания верёвок, ведь мачты на кораблях, как у викингов, так и у всех остальных народов античности, держались на верёвках, прикреплённых к бортам. Едва ли верёвки затягивали голыми руками, рискуя получить серьёзную травму, ведь мачта при установке могла упасть. По той же причине инструмент этот мог использоваться и при поднятии якоря.

Вернёмся теперь к атрибутам древнеримского понтифика, изображённым на ауреусе Юлия Цезаря (илл. 19). Это топор и кувшин. Топор – это инструмент, с помощью которого строились корабли (пил и рубанков тогда ещё не было). Кувшин тоже был предметом, необходимым для строительства корабля, поскольку, чтобы доски приняли изогнутую форму, их увлажняли и держали над огнём. Существует и другая монета, показывающая инсигнии (знаки отличия) Цезаря как понтифика (илл. 25).

Илл. 25. Монета Цезаря с атрибутами понтифика

Вместо кувшина мы видим ковш (видимо, принципиальной разницы, из чего поливать доски, не было), далее следует кропило в виде метёлки, подобное тем, которыми в наше время пользуются православные священники, уже знакомый нам топор с неким элементом наверху и, как считается, церемониальный головной убор.

С помощью кропила, как можно предположить, и увлажнялась древесина. Возможно также, что перед отплытием корабль на прощанье окропляли каким-то священным составом. Выдвинем также предположение, что благословляющий жест «крестное знамение» – это жест благословления корабля, символизирующий пожелание, чтобы крестовина, состоящая из мачты и реи, осталась такой же целой, поскольку во время бури мачта, крепившаяся на верёвках, зачастую обрушивалась. Впоследствии этот жест благословления корабля люди стали использовать и в отношении себя, когда хотели вернуться из опасного предприятия в целости и сохранности.

Дополнительным аргументом в пользу того, что понтифик – это человек, ответственный за безопасность мореплавания, может служить следующая справка, которую даёт А.Б. Снисаренко, рассказывая о терминологии мореплавателей Рима. «Понс – мост – обозначал и боевую палубу, и широкую грузовую сходню для погрузки и выгрузки скота, конницы, войска, пассажиров и их багажа» ^{[16, c. 288]}. Иначе говоря, слово «понт» означало для римлянина не только мост, но и палубу.

Напомним, что спиралевидный жезл, являющийся атрибутом понтифика, также называется епископским или пастырским. Как указывается в католической энциклопедии ^[53], наиболее древние формы пастырского жезла в Западной церкви заканчивались навершием в виде шара или креста в виде буквы «Т», и лишь позднее в повсеместную практику вошли епископские жезлы с навершием в виде спирали. Существует также тип богослужебного посоха, напоминающий перевернутый якорь. Эта форма восходит к VI в.

Говоря об инсигниях понтифика, нельзя не отметить их сходство с символами власти египетских фараонов (илл. 26), которые принято интерпретировать как «крюк и плеть». Плеть, дескать, нужна для того, чтобы пасти народ, а крюк, вероятно, являлся оружием. Тем не менее, учитывая, что погребальные изображения египтян отличаются подчёркнутой трогательностью, мягкостью образов умерших людей, возникает сомнение в том, что египтяне считали нужным, чтобы их правитель предстал перед богами в устрашающем образе с оружием и плёткой. Вполне возможно, что в руках правителя находится орудие труда. Плавание по Нилу и даже по Средиземному морю составляло основу экономики Египта, и корабли там строились, причём даже очень крупные, см. Снисаренко ^[16], а крюк, возможно, использовался для того же самого, что и спиралевидный жезл. Не исключено также, что с его помощью поворачивали парус. «Плётка» же вполне может быть тем же самым кропилом для благословления кораблей.

Илл. 26. Саркофаг Тутанхамона

Святой Николай, покровитель моряков

Самым известным и почитаемым святым в христианском мире, в том числе и на Руси, является св. Николай. «Ещё в XIX–XX вв. можно было встретить мнение, что Троица состоит из Спасителя, Богоматери и Николы», – пишет Б.А. Успенский ^[54].

Как известно, св. Николай (Санта-Клаус) является одновременно покровителем мореходов и ответственным за рождественские подарки, что вполне понятно: подарки привозят из дальних стран на корабле. Согласно «Экуменической онлайн-энциклопедии святых» ^[55], с XV в. известен обычай делать накануне праздника «корабли святого Николая» из бумаги или другого материала, чтобы святитель клал туда свои подарки, но позднее вместо кораблей чаще стали использовать туфли или носки.

Святой изображался в головном уборе наподобие тиары и с папским (иначе он называется епископским) жезлом в руках. Святой Николай считался покровителем Германского Ганзейского союза и многих состоящих в нём городов. На илл. 27–35 приведены гербы с изображением св. Николая, где хорошо виден этот жезл. Илл. 27 – муниципалитет Ишгль (Тироль, Австрия, на границе с Швейцарией); 28 – чешский г. Гусинец; 29 – бывший район Ланд Хадельн; 30 – Вайдинг (округ Швандорф); 31 – Мардик (север Франции); 32 – Муниципалитет Эбермансдорф; 33 – Цепфенхан; 34 – Ваал (Швабия); 35 – Рейнхаузен.

Илл. 27–35

На иллюстрации 35 обращают на себя внимание символы, связанные с кораблестроительством. Подобные предметы рассматриваются здесь в разделе об инсигниях понтифика.

Святой, по-видимому, обладал большой властью, поскольку легенды о нём, положенные в основу многочисленных произведений искусства, рассказывают о том, как он самовольно освобождал узников, а однажды даже прервал казнь троих осуждённых ^{[56, с. 29–31]}.

Одна из легенд гласит, что во время великого голода епископ Николай узнал: в порту стоит корабль с зерном, который везут для византийского императора. Николай попросил моряков выгрузить немного зерна, чтобы помочь нуждающимся. Те поначалу отказались, поскольку зерно нужно было тщательно взвесить и доставить императору, но епископ обещал им, что, согласившись, они не пострадают. Те дали ему зерна и отплыли в столицу. Прибыв, они с удивлением обнаружили, что вес их груза не изменился ^{[56, с. 28]}.

Ещё более интересна легенда о разоблачении Дианы [там же]. Поскольку многие ещё верили в древнеримских богов, святой Николай решил срубить дерево, посвященное Диане. Богиня решила отомстить и, приняв образ набожной женщины, передала морякам, совершавшим паломничество в Миру, сосуд с греческим огнём, горящим на воде и камнях, сказав, будто это масло, которым надо намазать стены церкви. Те поверили и приняли опасный груз, но на пути корабль остановила лодка, в которой был св. Николай. Он велел вылить «масло» в воду, и поверхность воды загорелась. В этой и предыдущей истории святой предстаёт едва ли не в качестве таможенника, контролирующего провозимые на кораблях грузы.

«Главным охранителем от бед, насы­лаемых подводными злыми силами, и по­кровителем в благополучном плавании по рекам и морям у казаков в XV–XVIII вв. был Святой Николай… Иконы с его образом являются одними из самых распространенных на. Украине, начи­ная с XI в.» ^{[18, с. 21]}.

Святой Николай не единственный святой-покровитель мореходов. «Как свидетельствуют археологические находки, уже с V в. в Северном Причерноморье в городах, опорных пунктах Византии, распространяется греческий христианский культ Святого Фоки, покровителя моряков и рыбаков. При раскопках Херсонеса здесь дважды, в 1896 и в 1964 гг., найдены керамические формы для изготовления культовых амулетов с изображением Святого Фоки. На этих формах Святой Фока изображен стоящим в судне с поднятыми в благословляющем жесте руками. Голову святого венчает нимб. Фока изображен в короткой одежде до колен, у его пояса слева висит рыба. Над носовой частью судна расположен якорь, а справа на корме – руль и два весла. Интересно, что обе находки, датируемые V-VI вв. обнаружены в портовом районе Херсонеса при исследовании храмов» ^{[18, с. 15]}.

«В Киеве, в Софийском соборе, одна из фресок изображает Святого Фоку почитаемого также и на Руси покровителя и охранителя плавающих по водным просторам. Святой Фока изображен седовласым мужем с бородой. В левой руке он держит Библию, а в правой – короткое рулевое весло» ^{[18, с. 15]}. Данное изображение из книги Шаповалова приведено на илл. 36.

Илл. 36. Св. Фока с веслом

Первые монеты с морской символикой

«Известно, что первые монетные дворы находились при храмах» ^{[18, с. 117]}. Этот факт сам по себе доказывает, что основой системы торговли являлись именно храмы. Действительно, судя по каталогу ГМИИ им. А.С. Пушкина ^[20], большинство античных монет изготавливалось не из золота, а из меди и сплавов, не имевших самостоятельной ценности, и чтобы начать принимать в обмен на реальный товар кусочки металла, которые сами по себе ни на что не годились, сначала должна была появиться сеть пунктов, куда бы съезжались люди, согласные обменять свои товары на денежные знаки. Видимо, такими пунктами поначалу служили храмы, расположенные, вероятнее всего, по берегам моря. Эта догадка подтверждается тем обстоятельством, что первые монеты, появившиеся, как считается, в V в. н.э., имеют изображения, связанные с мореплаванием.

Первые монеты с изображением корабля печатались во вт. пол. IV в. до н.э. в Риме в храме Юноны Монеты на Капитолийском холме ^{[18, с. 56]}. Обратим внимание, что эти монеты были медными, т.е. не имевшими самостоятельной ценности, следовательно, обменивать на них товары можно было только в строго определённых пунктах, где существовала договорённость о такого рода обмене, и скорее всего такие пункты находились под покровительством храмов, выпускавших монеты, поскольку в таком случае лицо, покусившееся на чей-либо товар или подделавшее монету, можно было наказать за святотатство.

«Одни из первых монет с изображениями судового якоря чеканились в V в. до н. э. в Аполлонии Понтике на западном побережье Черного моря» ^{[18, с. 117]}. «Как удалось доказать Г. Кэпитену, на монетах Аполлонии V в. до н.э. изображены якоря с каменными штоками… Исследуя монеты IV–II вв. до н.э., можно проследить изменения изображений деталей якоря, связанные с появлением свинцового штока, а затем и с изобретением железного якоря» ^{[18, с. 118]}. На этих первых монетах (илл. 37) имеется изображение якоря с крестом.

Илл. 37. Монета Аполлонии Понтики, V в. до н.э.

Обратим внимание, что уже первые монеты несут на себе «христианскую» (на самом деле просто мореходную) символику.

«У реального якоря шток крепится к веретену под углом девяносто градусов. В связи с невозможностью изобразить в одной плоскости трехмерность якоря, античные художники, резчики монетных штампов, изобразили рога и шток в одной плоскости. При этом условно развернутый на девяносто градусов шток и веретено, которое он пересекал, создали не условный, а реальный художественный образ креста, как бы венчающего якорь. Примерами подобных изображений якорей и крестов, объединенных в одну композицию, являются символы на монетах, отчеканенных в Сирии около 100 г до н.э… и на монетах Нерона, датируемых 60 г. до н.э…

В V–I вв. до н. э. в результате активного развития судоходства, монеты с такими изображениями якорей получают широкое распространение на всем побережье Средиземного и на юго-западном побережье Черного морей…

Археологические находки не оставляют никакого сомнения в том, что сформировавшийся в идеологии и искусстве древней Греции в V в. до н.э. образ священного якоря с крестом в верхней части в римское время был заимствован ранними христианами. Якорь, увенчанный крестом, стал символом одной из главных христианских добродетелей – Надежды» ^{[18, с. 118–119]}. На илл. 38 показаны таке изображения якорей из работы ^[18], где рога и шток находятся в одной плоскости.

Илл. 38. Якоря и кресты на монетах изображались в одной плоскости, хотя на самом деле это не так

Иначе говоря, в своей книге Г.И. Шаповалов доказывает, что с развитием судоходства символы «корабль» и «якорь» широко использовались в языческих культурах на территории Украины и Крыма и затем были заимствованы христианами (якорь стал символом надежды, а корабль – спасения). Тем не менее, как доказывается в настоящей работе, христианство не просто заимствовало пару удачных символов: оно целиком и полностью базируется на идее развития мореплавания, и морская символика христианства одними только кораблём и якорем не ограничивается.

Чем объясняется отсутствие кораблей на византийских монетах

В работе И.Р. Федорковой ^[57] дан обзор монет разных стран, содержащих образ корабля, от античности до наших дней. Делает подобный обзор и Г.И. Шаповалов ^[18]. Судя по этим работам, образ корабля не являлся распространённым в античности, но в довизантийское время всё же присутствовал.

Первые монеты с изображением корабля появляются во второй половине IV в. до н. э. в Риме. Они были медными. Их отливали на монетном дворе в храме Юноны Монеты на Капитолийском холме. На их лицевой стороне изображались божества Янус (илл. 39), Юпитер, Минерва, Гермес и Геракл. На оборотной стороне этих монет изображена носовая часть корабля – прора ^{[18, с. 57]}, см. илл. 39.

Илл. 39. Римская монета. На лицевой стороне двуликий Янус, на обратной – нос корабля, повёрнутый вправо

«В IV–II вв. до н.э. этот связанный с образом солнечной ладьи символ изображается и на серебряных монетах. Так на тетрадрахме Антигона Гоната, выпущенной в Македонии, изображен бог солнца Аполлон, сидящий на носу корабля… Верхняя часть носа этого корабля – форштевень – загнута вверх и завершается закруглением. Нижняя часть носа представляет собой выступающий вперед таран» ^{[18, с. 57]}, см. илл. 40.

Илл. 40. Тетрадрахма Антигона Гоната с сидящим на носу корабля Аполлоном

Как отмечает Шаповалов, в позднеантичное время на монетах появляются выступают изображения реальных военных и торговых кораблей. «Скорее всего, это связано с возрастанием роли судоходства в жизни народов, населявших берега Средиземного и Черного морей. Изображения судов на монетах очень конкретны, со многими деталями устройства корпуса и такелажа… В 1-й половине I в до н.э. в Риме при Гнее Помпее был выпущен денарий с кораблем. Корабль на монете изображен в движении слева направо. Парус судна наполнен ветром, а от корпуса вниз опущены весла. Нос корабля заканчивается тараном. В судне изображены люди» ^{[18, с. 58]}. Приводится и пример монеты с кораблем, выпущенной в I в. до н. э. – I в. н. э. при императоре Августе.

«Изложенное позволяет сделать вывод о том, что в античности существовала устойчивая традиция выпуска монет с изображением кораблей, связанных с культом солнечной ладьи», – считает Шаповалов [там же], подразумевая под солнечной ладьёй представление о том, что солнце ежедневно проплывает по небу за море.

Илл. 41. Сидонская монета, V в. н.э.

На монете из Сидона V в. н.э. довольно подробно изображено парусное судно (илл. 41). «В средней части художник изобразил мачту с реей, на которой присобраны паруса. Над бортом судна видны гребцы. Ниже корабля двумя волнистыми линиями изображена вода… Монеты с изображением кораблей или их отдельных деталей были широко распространены во всем античном мире» ^{[18, с. 58]}.

Илл. 42. Медный обол с носом корабля, выпущенный в Пантикапее в 220–210 гг. до н.э. На аверсе Посейдон

«С III по I вв. до н. э. монеты с носовой частью корабля выпускались в античных городах-колониях Пантикапее, Агриппии (Фанагории)… Горгипии, Херсонесе… На этих монетах… кроме Посейдона изображались также Афина, Аполлон и Ника» ^{[18, с. 59]}.

Заметим, что крылатая богиня Ника, изображённая стоящей на носу корабля на золотом статере, выпущенном в I в. до н.э., изображена с головой, как, впрочем, и на других монетах, например, на тетрадрахме Деметрия Полиоркета (к IV в. до н.э.), где она стоит на носу корабля и трубит в рог (илл. 43), или на статере Александра Македонского (илл. 44).

Илл. 43. Ника на тетрадрахме Деметрия Полиоркета

В связи с этим возникает предположение, что многочисленные скульптурные изображения этой богини с отбитой головой, а зачастую и руками, возможно, были повреждены в связи с наличием символики, которая впоследствии была объявлена сугубо христианской. Действительно, на статере Александра Македонского эта богиня, с крыльями, как у архангела Михаила, держит в руках тау-образный жезл, напоминающий тау-образный крест.

Илл. 44. Ника на статере Александра Македонского

Итак, существует достаточно примеров, иллюстрирующих, что корабли на античных монетах представлены довольно широко. В связи с этим возникает вопрос: почему исчезают изображения кораблей на монетах Византии? Упоминания о таковых в литературе отсутствуют.

Единственным образцом, где есть элемент, напоминающий морскую символику, являются широко распространённые бронзовые литые монеты с монограммой «ρω», произведённые в Херсонесе (илл. 45). Некоторые авторы считали, что эти монеты относятся к правлению Романа II (X в.), но в археологических слоях этого времени они отсутствуют, встречаясь лишь в комплексах XI–XII вв., поэтому в каталоге монет из собрания ГМИИ им. Пушкина ^[20] эти монеты значатся как анонимный выпуск. Существует несколько разновидностей этих монет, свидетельствующих о том, что выпускались они довольно долго.

Илл. 45. Анонимная монета из Херсонеса

На одной стороне данной монеты изображена монограмма «ρω», на другой крест на ступенях (такие изображения в нумизматической литературе определяются как голгофский крест, но, например, известный нумизмат И.И. Толстой (1858–1916) в своём незавершённом труде «Византийские монеты» ^[58] всегда берёт это определение в кавычки, подчёркивая его условность, поскольку реальный смысл данного изображения неизвестен.

Автор настоящей работы проверил каталог монет из собрания ГМИИ им. А.С. Пушкина ^[20], и действительно, не только корабли, но и какие-либо привычные нам атрибуты морского дела на них отсутствуют, что совершенно невероятно, учитывая, что Византия была ведущей морской державой.

Византийский хронист X в. Лев Диакон пишет: ««Кораблей было: с жидким огнём – 2000, дромонов – 1000, грузовых кораблей, имевших провиант и снаряжение, – 307»… военный флот Византии поистине был грозной силой – самой грозной для своего времени. Он долго был единственным и безраздельным хозяином в Море Среди Земель, никто не мог противостоять талассократии ромеев» ^{[25, с. 55]}.

Из этого противоречия напрашивается вывод: символы, связанные с морской гегемонией, на монетах Византии присутствуют, но мы их не видим, потому что неверно интерпретируем. Судя по всему, такими символами являются кресты, изображённые как отдельно на одной из сторон монет, так и в руках императора. Если бы речь шла именно о кресте, на котором был распят Иисус, о котором мы знаем из евангелий, все эти изображения были бы однотипны, но они поразительно разнообразны, что заставляет предположить, что крест здесь означает лишь путевой знак для мореходов и то, что византийские императоры позиционировали себя как защитников мореплавания. Иначе как объяснить тот факт, что крест появляется на византийских монетах с IV в., «а изображение Христа впервые мы наблюдаем на монетах Юстиниана II (695–705)» ^{[59, c. 22]} Образ Богородицы появился на монетах только при Льве IV Мудром (886–912), а святых – с XI в. Скорее всего, сначала появляется образ креста как символ системы путевых знаков и опорных пунктов, обеспечивающих безопасное мореплавание, и лишь впоследствии символы этого политико-экономического процесса были связаны с биографией деятеля, который, по-видимому, сыграл в нём какую-то важную роль, например, создал учение, ставшее идеологией данного процесса.

Возможно, «крест на четырёх ступенях» на монетах, именуемый сейчас «голгофским крестом», на самом деле представлял собой схематичное изображение общеизвестной достопримечательности наподобие Фаросского маяка (который, кстати, тоже был четырёхъярусным). Что странно, если судить по материалам каталога ГМИИ им. А.С. Пушкина ^[20], на монетах Никейской, Латинской и Трапезундской империй, несмотря на их приверженность христианству, изображения «голгофского креста» исчезают.

Предположение, что «голгофский крест» на монетах означает скорее не орудие казни Христа, а символ государственной политики, направленной на обеспечение безопасного мореплавания, подтверждается тем, что на некоторых монетах в середине такого креста изображаются разнообразные по форме медальоны с портретами императора (то, что это именно император, можно судить по короне с препендулиями). Например, на илл. 46–48 представлены монеты ^{[20, с. 236, 257, 261]}, где в середине «голгофского креста» размещён портрет императора, а по сторонам расположены буквы имени правителя.

На илл. 46 – Романа II:

R – m

ω – A

На илл. 47 – Никифора II:

n – c

I – F

На илл. 48 – Иоанна I:

I – A

ω – N

Илл. 46. Монета Константина VII (913–959) с именем его сына Романа II

Илл. 47. Монета Никифора II (963–969)

Илл. 48. Монета Иоанна I (969–976)

Загадочные предметы в руках византийских императоров

На византийских монетах император зачастую изображается с предметами, которые в нумизматических каталогах определяются как «маппа» и «анексикакия». Как объясняется, маппа – это обеденная салфетка, с помощью которой император открывал состязания: бросал её на арену, и соперники выезжали из стойл.

Возможно, именно так он и делал, тем не менее, мнение, что императора изобрали с предметом, связанным с развлечениями, представляется странным. Логичнее предположить, что в руках правителя крупнейшей империи мира находится mappa mundi – карта мира, тем более что «салфетка» на всех изображениях почему-то свёрнута в свиток. Причиной, по которой подобного предположения не выдвигалось, является, по-видиимому, то, что о наличии карт в Византии нам ничего не известно, а основоположником картографии считается лишь Беат Лиебанский, живший в VIII в.

Тем не менее, не стоит забывать, что карты содержали информацию, являвшуюся государственной тайной, и вполне вероятно, что они существовали (всё-таки Византия была ведущей морской державой), но как раз по этой причине до нас не дошли. Во всяком случае, известно, что в 20 г. н.э. римский полководец Марк Випсаний Агриппа осуществил руководство работами по геодезической съемке земель Римской империи, на основании которых была составлена карта (в настоящее время утрачена и известна по реконструкциям; мраморная копия карты располагалась в посвященном Агриппе портике Випсания в Риме; возможно, карта легла в основу «Естественной истории» Плиния Старшего), представлявшая экуменический тип с разделением мира на три части света… Карта Агриппы, исполненная в мраморе и выставленная в портике на всеобщее обозрение, была призвана демонстрировать мощь Римской империи и ее роль в превращении мира в единый римский мир. Поэтому одним из важных элементов карты было изображение многочисленных дорог и стен, построенных римлянами ^[60].

Кроме того, речь идёт не о карте в современном смысле слова. Понятием mappa mundi обозначали не карты, предназначенные для практического применения, а схематичные изображения мира. Наиболее распространены были карты, представлявшие собой «T-O cхемы». Суша на них образовывала круг, разделённый на три части Средиземным и Чёрным морями в форме буквы Т (илл. 49). В связи с этим, можно предположить, что тау-образный крест (представляющий собой, наряду с якорным, один из ранних типов креста) поначалу попросту символизировал исследованный мир, а затем моря, на которых властвовала Византия. Обратим внимание, что самым крупным элементом на этой схематичной карте является не Средиземное, а Чёрное море. При этом Чёрное море здесь помещено сверху, в то время как Средиземное занимает скромное положение внизу.В VIII в. Беат Лиебанский в своем «Комментарии на Апокалипсис» толкует Т-О схему по-новому, наполняя её христианской символикой, например, усматривая в перекрестье морей Распятие, древо мира и т.п. ^[61].

Илл. 49. Mappa mundi

Второй загадочный предмет в руках византийских императоров, напоминающий современную гантель, это так называемая акакия, или анексикакия («беззлобие», «смирение»). Как объясняется в нумизматических изданиях, акакия представляла собой мешочек, заполненный «прахом земным» в напоминание о смертной природе царя. С тем, что это действительно мешочек с землёй, можно согласиться, но символическое значение его, скорее всего, иное.

Как известно, во многих странах путешественники, особенно моряки, имели обыкновение брать с собой мешочек с родной землёй. «Сохранилось описание ритуала выхода в морской поход запорожских казаков… Утром в день отплытия, выпив прощальный кубок меда, каждый из них брал с собой немного родной земли на случай гибели на чужбине» ^{[18, с. 20]}. Скорее всего, в руках византийского императора находится именно этот предмет, и изображение его на монетах Византии как бы говорит: «Граждане Византии, где бы вы ни были, родина в лице самого императора поддержит вас».

Илл. 50. Монеты Леонтия (695–698) и Анастасия II (713–715)

На илл. 50 представлены монеты с изображениями Леонтия (695–698) с анексикакией в правой руке и Анастасия II (713–715) с маппой в левой руке (впрочем, маппу и анексикакию практически невозможно различить). Обратим внимание, что в обоих случаях во второй руке императора находится держава (символ власти над миром) с крестом наверху. Можно предположить, что крест на державе здесь является символом владычества на морях всего мира.

Хризма

Известно, хризма является первым христианским символом, появившимся на монетах Византии. На денарии, выпущенном при Константине Великом (306–337), знак «хризма» виден над его лабарумом (илл. 51).

Илл. 51. Денарий Константина Великого с хризмой над лабарумом

Легенда гласит, что такой императорский штандарт был введен Константином после того, как накануне битвы у Мульвийского моста в 312 г. он увидел на небе знамение Креста с надписью: «Сим победишь», а ночью императору приснился Христос, который велел начертать крест на знаменах и щитах воинов. Это видение произвело на императора такое впечатление, что утром он будто бы повелел своим воинам поместить на знаменах и щитах христианскую монограмму – греческие буквы «кси» и «ро». Тем не менее, эта легенда могла появиться позднее, чтобы придать этому символу тот смысл, которым мы видим в нём теперь. Если рассмотреть «хризму» на монете императора Магненция, где она представлена крупным планом (илл. 52), возникает предположение, что это не буквы кси и ро, а какие-то (корабельные?) инструменты, похожие на долото. На варианте этой монеты, расположенном справа, элементы, составляющие «букву кси», напоминают корабельные заклёпки, обнаруживаемые на кораблях викингов. Поэтому лозунг Константина «Сим побеждай» мог относиться не к Иисусу Христу, а к победоносному императорскому флоту.

Илл. 52. Двойной сентенионалис Магненция (350–353). На реверсе «хризма»

Вопрос относительно применения металлических заклёпок византийцами, скорее всего, следует решить положительно, поскольку на всех обнаруженных античных кораблях к. IV в. до н.э. – I в. н.э. имелась свинцовая обшивка, назначением которой было предохранение подводной части корпуса от моллюска-древоточца. В частности, обшивка на античном судне, погибшем в н. III в. до н.э. в районе оз. Донузлав, была прибита бронзовыми гвоздями длиной до 28 см и с диаметром шляпки 16 мм ^[61].

Илл. 53. Йоханнес Страданус. «Америго Веспуччи пробуждает спящую Америку» (1580–1605)

Примечательно, что такой навигационный инструмент как астролябия явно стилизовали под хризму (илл. 53). Как поясняется на сайте Национального морского музея в Гринвиче (Royal museums Greenwich) ^[62], где представлена данная гравюра, предмет в руках Америго Веспуччи, напоминающий хризму, является астролябией.

Контроль над морями со стороны духовно-рыцарских орденов

Долгое время церковь контролировала моря с помощью рыцарских орденов, не подчинявшихся никому, кроме римского папы. Как пишет А. Демурже (здесь и далее, см. ^[63]), чтобы основанные в результате крестовых походов латинские государства выжили, необходимо было наладить поставки в них дерева, лошадей, оружия и зерна. Этим занимались госпитальеры (орден существует с 1099 г. по настоящее время) и тамплиеры (1120–1314), имевшие собственные флоты. Известно, что у тамплиеров он появился с конца XII в. Также они занимались торговлей с мусульманским востоком.

Архивы Неаполя, пишет А. Демурже, изобилуют таможенными документами, демонстрирующими масштабы деятельности орденов. Магистр ордена Храма имел право ежегодно без уплаты налогов вывозить в Восточное Средиземноморье 800 тонн пшеницы, ржи и овощей. Сохранился договор, заключенный в 1162 г. в Акре, согласно которому братьям Храма было передано 11 тонн железа. За год-два корабли орденов тамплиеров и госпитальеров с портом приписки в Марселе могли перевезти шесть тысяч паломников. Тамплиеры Англии имели собственные суда, на которых перевозили вина из Франции, но в основном рыцари действовали в качестве судовладельцев и морских перевозчиков в Средиземноморье. Многочисленные документы доказывают, что в XIII в. тамплиеры активно вывозили товары марсельских купцов – полотно, кораллы и монеты местной чеканки. В 1275 г. итальянском городе Бриндизи представители от обоих орденов совместно с королевскими чиновниками надзирали за строительством маяка.

Крестовые походы подтолкнули кораблестроение. Уже первый магистр ордена Тамплиеров, Гуго де Пейен, выехав из Марселя в 1129 г., вёз на корабле множество людей вместе с лошадьми. К Третьему крестовому походу 1189–1192 появились корабли-юиссье, предназначенные для перевозки лошадей: по перекидному мосту около 40 животных заводили в трюм и задраивали за ними дверь, поскольку эта дверь была ниже ватерлинии. В трюме лошадей удерживали ремни. К крестовому походу 1248–1254 гг. у госпитальеров было уже судно с командой из 41 человека для одновременной перевозки 60 лошадей.

Отметим, что основателя ордена тамплиеров, Бернара Клервоского, изображают с тем самым папским (епископским) жезлом, который, по нашему предположению, является символом контроля над морями (например, на картинах Антонио Паломино и Георга Андреаса Вассхубера).

Хорошо известна «гостиничная» и банковская деятельность монашеских орденов, но особенно в этом преуспели тамплиеры (здесь и далее, см. ^[64]). Хронист Матвей Парижский в XIII веке оценил количество их командорств в 9 тысяч (количество, вероятно, завышено). Командорства представляли собой опорные пункты, расположенные на основных торговых путях той эпохи на расстоянии дневного перехода друг от друга. Эти пункты обеспечивали безопасность путешественников и сохранность их имущества. Также на путешествие выдавались ссуды. Поскольку ростовщичество церковь осуждала, орден получал прибыль за счёт передачи ему земель в «трастовое управление». Существует документ, датируемый 1135 годом, демонстрирующий такую сделку. Относительно ссуд безземельным паломникам предполагают, что в документах проставлялась большая сумма займа, чем была на самом деле, и при этом требовался залог в виде каких-то ценностей.

После утраты Иерусалима в 1187 г. сопровождение паломников потеряло актуальность, и тамплиеры переключились на банковские услуги, в частности, они осуществляли то, что сейчас называется денежными переводами. Всякий, внесший сумму в одной стране, мог получить её в другой, причём сумма могла быть конвертирована в нужную валюту. Теперь не нужно было везти с собой деньги, опасаясь грабителей, достаточно было иметь зашифрованное заёмное письмо (каким образом казначеи командорств распознавали подлинность этих писем, неизвестно). Орден доставлял и срочную корреспонденцию.

Власть духовенства до XIV в.

В XI–XIII вв. власть церкви была могущественней светской власти и, судя по всему, причиной этого был рост духовно-рыцарских орденов, подчинявшихся лично папе и контролировавших торговые пути.

Св. Григорий VII Гильдебранд (1073–1085) утвердил в католической церкви безбрачие духовенства, чтобы имущество умерших священников наследовала церковь. Изданный им документ «Диктатус папы» предусматривал, что папа вправе низлагать императоров и никто не может отменить его решения, а он отменяет чьи угодно. Противостоявший ему германский император Генрих IV вынужден был явиться к Григорию VII в крепость Каноссу босиком, в рубище и униженно просить прощения ^[65].

Иннокентий III (1198–1216) низложил английского короля Иоанна Безземельного и добился полного его подчинения, запретил Франции воевать с Англией, изданный им указ «Venerabilem» гласил: если папа сочтёт, что избранный император Священной римской империи недостоин этого титула, он вправе его низложить. Именно при Иннокентии III был захвачен православный Константинополь и организован поход против катаров, признанных папой еретиками.

Ещё в XIII в. светские правители не имели права взимать налоги с духовенства без разрешения папы под угрозой отлучения от церкви, но король Франции Филипп IV и король Англии Эдуард I нарушили установленный порядок, в результате чего начался конфликт.

В 1302 г. появилась папская булла «Unam Sanctam», где Бонифаций VIII заявил о верховенстве папы над любой светской властью. В папском послании была сформулирована теория «двух мечей»: папа держит в своих руках два меча, один из которых символизирует духовную, а другой светскую власть. Согласно булле, короли должны служить церкви и выполнять приказания папы. Тот вправе наказывать светскую власть, а сам никому не подчиняется. Также папа готовил к обнародованию буллу «Super Petri solio», в которой отлучал Филиппа IV от церкви и освобождал его подданных от клятвы верности.

В ответ войска Филиппа IV захватили папский дворец в г. Ананьи и несколько дней держали папу в плену. Выпущенный на свободу, он через три дня умер, видимо, отравленный во время заключения.

В 1309 г. Филипп IV добился избрания Климента V, который помог ему устроить процесс над тамплиерами. Таким образом, в результате централизации Англии и Франции и ареста тамплиеров (а большинство командорств находилось именно на территории Франции) церкви был нанесён серьёзный урон.

Далее с 1309 по 1377 г. последовал период, получивший название «Авиньонское пленение пап», когда папская резиденция была перенесена во Францию, а папы оказались в зависимости от французских королей ^[66]. С этих пор светские правители Европы уже не нуждались в обязательной папской санкции на власть, хотя при Иоанне XXII (1316–1334), избранном после смерти Филиппа IV, церковь во многом восстановила свои позиции. В частности, Иоанн XXII объявил незаконным избрание Людвига Баварского, за которого проголосовало большинство курфюрстов, и даже отлучил его от церкви. Доходы папы составляли около 250 тысяч гульденов в год. Он был богаче любого феодала Европы ^{[67, 68]}.

Таким образом, по крайней мере до столкновения с Филиппом IV власть церкви была несравнима с могуществом королей, поскольку её власть опиралась на реальную экономическую деятельность: обеспечение безопасности морских путей.

Раздел мира римскими папами

После того как Христофор Колумб открыл Америку, римский папа Александр VI 4 мая 1493 году издал буллу «Inter caetera», согласно которой во владение Испании отдавались земли, лежащие к западу от Европы, а Португалии – к востоку. Во всех этих морях запрещалось «любым особам, какого бы они ни были звания, пусть даже императорского и королевского... ходить для приобретения товаров или по иной причине без специального на то разрешения» ^{[69, с. 243],[70]}.

Буллой 1493 г. папа запретил пользоваться морями всем остальным странам, в т.ч. Англии, Франции и Голландии, которые, конечно же, отказались признать такое положение вещей и начали оспаривать авторитет папы и заодно католической церкви в целом. Едва ли будет ошибкой заявить, что с этого и началась Реформация, официальным началом которой считаются «95 тезисов» Мартина Лютера (1517 г.). Далее в 1534 г. английский парламент провозгласил независимость от папы, к 1560 г. в Голландии большинство населения страны стало кальвинистами, а в 1572 г. противостояние католиков и гугенотов во Франции привело к событиям Варфоломеевской ночи.

Вышеуказанная булла не являлась исторической случайностью. Еще раньше, в 1452–1456 гг. римские папы Николай V и Каликст III предоставили Португалии право владеть землями, открытыми к югу и востоку от мыса Бохадор (Марокко), «вплоть до индийцев», а в 1481 году Сикст IV своей буллой «Aeterni regis» ещё раз подтвердил, что все земли, лежащие южнее Канарских островов (т.е. вся Африка!), передаются Португалии. Подробнее о том, как европейские короли боролись за выгодные им папские буллы, не смея осваивать новые земли самовольно, см. главу «Изабелла и Фердинанд против Жуана II (Буллы о разделе мира)» в работе Я.М. Света ^[71].

Эти факты свидетельствуют, что глава церкви регулировал морскую торговлю, к которой, как принято сейчас считать, не имел никакого отношения, и при этом лишал другие страны невероятных прибылей! Чтобы продемонстрировать, о каких доходах идёт речь, приведём следующий пример. Португальский мореплаватель Васко да Гама, предпринявший в 1497 г. знаменитое плавание в Индию в обход Африки, вернулся на родину только через два года. Из четырёх кораблей у него осталось два, погибло более половины экипажа, зато доход от доставленного в Португалию груза пряностей в 60 раз превышал средства, потраченные на организацию путешествия ^{[72, с. 16]}. Что касается прибыльности морской торговли с Востоком через Средиземное море, известно, что она приносила 700–800% дохода» ^{[72, с. 14]}.

Чтобы запретить другим странам воздержаться от получения таких прибылей, надо иметь в руках реальную власть. Судя по всему, у церкви она была, причём не только у католической: известен, например, документ 804 года, описывающий жалобы жителей Истрии на патриарха, который не позволял им рыбачить в море ^{[73, с. 42]}.

Мнение о том, что главной предпосылкой Реформации являлись великие географические открытия, является общепринятым, тем не менее, чёткого объяснения тому, почему развитие мореплавания повлекло за собой отрицание главенства церкви над светской властью, не приводится. Между тем, если понимать, что церковь с самого начала являлась институтом, социально-экономической основой которого был контроль над морскими путями, это становится ясным.

Стили барокко и рококо

Происхождение слова «барокко» считается неясным. Чаще всего этот термин производят от португальского словосочетания perla barocca – «жемчужина испорченная», таким образом, утверждается, что название стиля означает «испорченный». Такое толкование выглядит неправдоподобным, учитывая, что заказчиком и распространителем этого стиля являлась католическая церковь.

Как пишет Р.Т. Рашкова, барокко – это искусство Контрреформации. Расцвет его в Европе приходится на последнюю треть XVI в. и весь XVII в. Первые произведения этого стиля появляются в Италии, после чего орден иезуитов, возглавлявший процесс Контрреформации, распространил его в остальных странах, вследствие чего барокко часто называют «иезуитским стилем». Барокко решает задачу укрепления веры и демонстрирует триумф мировоззрения церкви ^[74]. Началом же Контрреформации считается Тридентский собор, заседавший с перерывами с 1545 по 1563 г. Целью собора было дать ответ движению Реформации. Между тем экономической основой Реформации было желание ведущих европейских держав пользоваться морями, не сковывая себя ограничениями, навязываемыми церковью.

Можно предполагать, что название стиля образовано от итальянского слова barca, обозначавшего итальянские рыбацкие лодки и быстроходные галеры ^[75], и целенаправленное внедрение этого стиля преследовало цель утвердить право церкви осуществлять контроль за мореплаванием. Для барокко в архитектуре характерно изобилие фонтанов, использование пастельных цветов, а также изобилие позолоты – отличительной особенности церковной архитектуры. Элементы зданий скругляются, обретают «текучие» формы. Самым распространённым украшением в архитектуре становится изображение застывшей волны. Для поддержки свода крыши или балюстрады используются фигуры атлантов. Позже, в начале XVIII в., во Франции появился производный от барокко стиль рококо. Значение этого слова не вызывает у искусствоведов сомнений: оно образовано от французского rocaille – «ракушка». Этот стиль отличается многочисленными изображениями морских звёзд, раковин, наяд (водяных нимф), дельфинов, тритонов и т.п.

Отношение к рабовладению

Считается, что с принятием в IV в. н.э. христианства в Византии Античность сменяется Средневековьем, главным признаком чего является смена основного способа эксплуатации: вместо рабовладения развивается крепостничество. Каким образом этот переход связан с христианством, остаётся неясным, как и социально-экономический базис самого христианства. Кроме того, утверждение об исчезновении рабства с приходом христианства является неточным. На Руси, например, рабовладение в форме долгового холопства продержалось до Петра I, который упразднил это сословие, переведя всех холопов в категорию крепостных крестьян, поскольку рабы налогов не платили, а казну необходимо было наполнять.

Ещё в XV в. русская православная церковь в лице партии иосифлян отстояла своё право владеть землями и холопами, поскольку просто земли без работников быстро поросли бы сорной травой. Тем не менее, что касается такой категории рабов как иноземцы, взятые в плен или купленные на невольничьем рынке, эта категория в Средневековье действительно начала исчезать, и в свете концепции, что христианство – это идеологическая система, способствующая развитию безопасного мореплавания, причина этого становится ясна. Создание сети храмов и монастырей, оказывающих помощь мореходам, провозглашение равенства всех народов, верующих во Христа, и, разумеется, заключение с таковыми договоров о создании общих торговых путей эту категорию рабов неуклонно снижали.

Вместе с тем развитие мореплавания и торговых путей требовало увеличения количества лиц, занятых земледелием: церковь создавала империю христианских государств и, соответственно, появлялись следующие проблемы: 1) возникало больше прибрежных городов и отдельных монастырей с крепостными стенами, которым, для того, чтобы вынести длительную осаду, требовался запас зерновых; 2) зерновые требовались для того, чтобы снаряжать длительные морские и военные экспедиции для освоения новых земель.

В результате, прежде всего церковь, контролировавшая мореплавание, была заинтересована в прикреплении крестьян к земле. Как именно это происходило и какую роль играла в этом система постов, было изложено в предшествующей работе ^[1].

Крещение как институт контроля

Рассмотрение христианства в качестве системы, направленной на контроль за перемещением по морским и речным путям, даёт понимание цели крещения. Последнее должно было происходить исключительно в приходской церкви или при монастыре, причём в присутствии восприемников (по сути, свидетелей крещения). Если проводить службы в домовых церквах было разрешено, то совершать там крещения строжайше запрещалось.

У Е.Е. Голубинского находим: «Относительно места совершения крещения митр. Георгий предписывает, чтобы оно не было совершаемо в домовых церквах, а только в одних приходских: «аще церковь у кого будет в дому, достоит в ней пети литургия, а детяти в ней не крестити, но в соборней церкви» (§ 79; соборная церковь – в смысле приходской церкви).

Правила соборов Трулльского (31-е) и Двукратного (12-е) дозволяют совершать крещение в домовых церквах под условием, чтобы это было с ведения местного епископа… Это дозволение подтверждает и импер. Лев философ в одной из своих новелл... Но патриарх Константинопольский Алексий своим соборным определением 1029 г. совсем запретил совершать крещение в домовых церквах» ^{[76, с. 422–423]}.

Митрополит Георгий дозволяет совершать крещение в монастырях («в монастыри достоит детя крестити», § 51), причем, конечно, подразумевает случаи нужды и не хочет сказать того, чтобы оставлялось на волю родителей – крестить в приходской церкви или в монастыре ^{[76, с. 423]}.

Стоглавый собор 1551 г. постановил, что крещение должно происходить в церквях, причём путём не обливания, а «достоверно» (слово, использованное самими составителями Стоглава), путём троекратного погружения в воду.

Также было установлено, чтобы присутствовал один или два кума любого пола, а не много кумов, как раньше было (видимо, с распространением письменного делопроизводства нужда во многочисленных свидетелях крещения отпала) ^[77]. Стоглав регламентирует и обязательную процедуру отпевания. Иначе говоря, с распространением христианства ни родиться, ни умереть без ведения властей было уже невозможно.

Имя крещёного и имена его родителей записывали в церковные книги, и теперь при необходимости установить чью-либо личность не составляло труда. Обратим внимание, что язычник мог произвольно менять своё имя хоть в каждом селе или городе, куда приходил, а имя христианина было закреплено раз и навсегда, причём имя человека подсказывало и дату его рождения, поскольку новорождённому давалось имя одного из святых, чествуемых в этот день.Кроме того, введённая христианством обязанность хотя бы раз в неделю (в воскресенье) посетить церковь означала, что отъезд прихожанина не мог остаться незамеченным.

Христианский обычай крещения давал государству вполне определённую экономическую выгоду, поскольку облегчал сбор налогов и контроль за населением. В качестве примера приведём процедуру таможенных сборов на Руси XVII в. «Торговец прибывал в конечный пункт своего назначения обычно раньше своего товара. В это время он знакомился с городом, выбирал место постоя и хранения товара… Прежде всего владелец товара должен был зарегистрировать его на таможне. Таможенные избы имелись в каждом более или менее значительном торговом центре. Таможенный чиновник осматривал товар и записывал данные о продавце и товаре. В записях указывались: социальное положение, место, откуда приехал торговец, его имя, отчество, фамилия [это при том, что даже в XIX в. многие крестьяне оставались бесфамильными! – Е.С.], наименование каждого товара в отдельности, дата прибытия, количество товара в отдельности или вес, стоимость, общая сумма взятой пошлины» ^{[78, с. 139]}.

Таким образом, контроль за перемещениями и товаропотоками был поставлен на серьёзную основу именно благодаря обязательному публичному крещению с записью в церковной книге. В связи с этим возникает предположение, что существующий и по сей день западноевропейский обычай давать при крещении несколько имён (якобы с той целью, чтобы у ребёнка было несколько святых покровителей) мог появиться просто из-за того, что в Европе, в условиях большей плотности населения, возникала путаница из-за того, что в одном населённом пункте оказывалось много полных тёзок, и обычай давать ребёнку целую последовательность имён был внедрён властями ради недопущения путаницы и уклонения от различных повинностей. Возможно объяснение и обратного характера: напротив, стремление давать детям по нескольку имён было обусловлено стремлением уклониться от контроля со стороны властей за счёт смены основного имени на одно из второстепенных, ведь даже в наше время в Европе считается в порядке вещей, когда человек перестаёт пользоваться своим основным именем, полученным в детстве, и начинает представляться каким-то другим из своих имён.

Особенности православных храмов «домонгольского» периода (X–XIII вв.)

Чтобы проверить предположение о том, что православные храмы раньше выполняли не только культовую, но и экономическую функцию, автором было предпринято изучение каталога древнейших (так называемых домонгольских) памятников архитектуры, выявленных на территории СССР до 1982 г. ^[24].

В таблице 1 из приложения 1 перечислены храмы X–XIII вв. под теми номерами, под которыми они находятся в каталоге. Предполагаемые археологами датировки для простоты восприятия приведены здесь с точностью до века. Следует отметить, что автор каталога прекрасно отдаёт себе отчёт в том, насколько проблематична датировка зданий и неоднократно повторяет, что памятник, исследованный археологами, и отождествляемое с ним строение, известное по письменным источникам, могут на самом деле оказаться разными объектами. В случае сомнений составитель указывает разные варианты датировок и их авторов. Например, сообщается, что Муромский собор Рождества Богородицы (№86) содержит элементы, характерные для XII-XIII вв., но ранее считалось, что это памятник XVI в. (здесь и далее номерами мы обозначаем номер памятника в таблице 1 из приложения 1).

На момент выхода этого каталога было известно о 249 недеревянных постройках X–XIII вв. на территории СССР, из которых 44 не были обнаружены (о них известно только по письменным источникам). Все недеревянные постройки, известные только по письменным источникам, являются церквями и монастырями, кроме двух: «Киев. Терем» (№ 203) и «Владимир. Серебряные ворота» (№217), при этом надо учитывать, что, судя по материалам каталога, над воротами зачастую имелась надвратная церковь.

Из оставшихся 205 памятников, реально выявленных и описанных археологами, 161 объект был однозначно определён как храм. Таким образом, достоверно существовавших памятников каменного (кирпичного) зодчества «домонгольского» периода – 205, и из этих памятников 161 является храмом, а из оставшихся 44 почти все являются постройками, имеющими отношение к церкви, хотя в каталоге они напрямую церквями не названы.

Рассмотрим вначале 161 памятник, однозначно относимый к категории храмов, после чего проанализируем, что представляют собой остальные 44 объекта.

Реконструировать удалось строение лишь 129 храмов (в приложении к каталогу приведены планы зданий, вид сверху). В иных случаях определить здание как храм удалось благодаря характерным элементам, например, остаткам фресковой росписи, мозаик или наличию голосников, т.е. пустых внутри амфор, использовавшихся при кладке верхней части стен (последние были обнаружены у 26 памятников). Относительно назначения голосников нет единого мнения. Считается, что само название этих элементов говорит о том, что они должны были улучшать акустику здания. С другой стороны, есть мнение, что заметно влиять на акустику голосники не могли, тем более что их использовалось не так много, и скорее всего они применялись для разгрузки верхней части здания. Выскажем, в свою очередь следующее предположение. Снаружи здания определить, где находятся глиняные голосники, было невозможно. Зато человек, находившийся на хорах (таковые были характерной особенностью храмов до третьей четверти XV в.), в случае опасности (например, попытки ограбления храма) мог выбить голосник подручным инструментом и позвать на помощь. Во всяком случае, с названием данного строительного элемента такая версия согласуется. Голосники, как известно, достигали 35 см в высоту и 22 см в ширину. Они размещались, как считается, без всякой системы там, где придётся, и были обращены отверстием внутрь церкви. Чаще всего сосуд не имел прямого выхода горловины во внутреннее пространство здания, но вполне возможно, что места их расположения были известны храмовой обслуге и каким-то образом отмечались.

Об азимутах православных храмов

Алтарь православного храма должен быть направлен на восток, а вход, соответственно, на запад, поэтому при обнаружении строения, похожего на храм, всегда проверяется его азимут. (Напомним, что азимут – это угол между направлением на север и направлением на какой-либо объект, отсчитываемый по часовой стрелке, см. илл. 54).

Илл. 54. Азимут

Азимут известен у 93 храмов, но при этом храмов, ориентированных строго на восток, практически не существует, что мы и продемонстрировали на илл. 1 прил. 2 «Расположение храмов и их азимуты», хотя даже в отсутствие компаса способ сделать это был в те времена известен: следовало лишь поставить шест и отметить направление самой короткой тени (она указывает на север), а затем отложить от этого направления прямой угол на восток. Чем же руководствовались строители храма, когда выбирали его направление?

В середине XX в. ряд учёных поддерживали версию, что азимут храма даёт возможность определить, в какой день заложен храм. Они предполагали, что строители обычно ориентировались на восход солнца в день заложения храма, а день заложения храма, в свою очередь, являлся праздником того святого, которому посвящался храм. В работе C.В. Заграевского ^[79] содержится подробный разбор данного подхода и делается вывод о том, что никакой связи между азимутом алтарей древнерусских храмов, датами их заложения или начала строительства и посвящениями их престолов не усматривается, и ни строительная практика, ни церковные правила не предусматривали точной ориентации на восход в тот или иной день. Статистика, собранная С.В. Заграевским вполне убедительна, но всё же остаётся вопрос: чем же руководствовались строители, когда выбирали направление церкви строго на восток, на северо-восток или юго-восток.

Напрашивается предположение, что ориентация строго на восток встречается редко по той причине, что крупные реки в нашей стране преимущественно направлены с севера на юг, и если ставить храмы по их берегам, ориентируя их строго на восток, получится, что храм, символизирующий собой корабль, «идёт наперерез реке». Думается, правило ориентировать православные храмы на восток возникло в связи с тем, что в Византии храмы должны были строиться прежде всего вдоль побережья Чёрного моря, что совершенно логично: иноземные корабли, заплывавшие в море через Босфор, двигались именно на восток. (Крупных судоходных рек в современной Турции, бывшей Византии, не существует, а те, что есть, имеют пороги или периодически пересыхают). Когда же христианство стало распространяться на территории Руси, где имеется превосходная речная система, к правилу относительно ориентации церквей на восток стали относиться с большей вольностью.

Что касается азимутов, собранных в каталоге, следует учитывать, что во многих случаях они «приведены по опубликованным чертежам, а не по натуре, что может служить причиной довольно существенной неточности» ^{[24, с. 6]}.

О назначении хор (полатей, эмпор)

В отличие от современных православных церквей, где такой элемент не принят, у 58 храмов имелись хоры (либо конструктивные особенности храма указывают на их наличие), помимо этого в 2 храмах оказались иные строения второго яруса. Во многих случаях составитель пишет, что вопрос о наличии хор остаётся открытым и лишь в одном случае уверенно заявляет, что их не было (№ 85), т.к. строение являлось дворцовой церковью.

Для чего предназначались хоры, вопрос дискусионный. В статье С.В. Заграевского ^[80] критикуется точка зрения, что хоры (полати) сооружались для знати, не желавшей во время богослужения смешиваться с толпой внизу. Автор приводит многочисленные примеры самого разного использования хор, в том числе и для хранения материальных ценностей.

Как отмечает С.В. Заграевский, в западной архитектуре галереи второго яруса называются не только хорами, но и эмпорами. Этот термин происходит от греческого «emporos»: так в Древней Греции называли торговые площади, ряды, места хранения товаров. В Западной Европе на верхних галереях повсеместно устраивались кладовые. В Византии хоры играли роль дополнительных помещений универсального назначения, но относительно того, что на византийских верхних галереях хотя бы иногда пел церковный хор, сообщений источников пока обнаружить не удалось, – отмечает Заграевский.

Известно, что на полатях древнерусских храмов располагались кладовые, ризницы и даже библиотеки. Множество аналогов такого использования существует и в Западной Европе. Автор приводит соответствующие примеры. В частности, в 1391 году новгородцы после большого пожара взяли с полатей Софийского собора десять тысяч рублей серебром, скопленных архиепископом Алексеем, и разделили по 1000 рублей на каждый конец. На хорах церкви Рождества Богородицы в Городне под Тверью (начало XIV века), псковских церквей Козьмы и Дамиана с Примостья (1462–1463) и Богоявления с Запсковья (1496), церкви Дмитрия Солунского в Новгороде (1461–1462) находятся угловые палатки, которые из-за своих небольших размеров и отсутствия постоянного доступа (только по приставной лестнице) могли использоваться лишь в качестве кладовых.

Как отмечает Заграевский, хоры во всех древнерусских летописях назывались именно полатями. Это исконно русское слово (в отличие от иностранных терминов «хоры» и «эмпоры»), которое имеет один корень со словом «пол» и означает любой деревянный настил – и хоры в храме, и лежанку либо кладовку в избе, и боевую площадку вдоль тыновой стены с внутренней стороны деревянной крепости. Это русское наименование хор, по мнению Заграевского, также указывает на то, что они были дополнительными помещениями, расширявшими полезную площадь храма и использовавшимися в самых различных целях.

В работе Н.И. Брунова ^[81] утверждается, что в древнерусских храмах до XV в. хоры присутствовали повсеместно, а начиная с третьей четверти XV в. повсеместно отсутствуют. Этот факт, на наш взгляд, может означать то, что с этого периода хранение материальных ценностей некультового характера в церквях запрещается. Как раз в это время (с 1470 г.) на Руси появляется влиятельное религиозно-политическое движение – новгородско-московская ересь, или ересь жидовствующих, которое по её направленности принято сравнивать с Реформацией XVI в. в Европе. Еретики были сторонниками сильной самодержавной власти, выступали против существования монашества и церковного землевладения.Вероятно, по этой причине ересь некоторое время поддерживалась московской элитой, прежде всего снохой великого князя Ивана III Еленой Стефановной, пока не была всё же разгромлена в 1504 г. Выдвинем предположение, что в период краткого торжества еретиков светские власти лишили церковь ряда её полномочий, в том числе связанных с хранением ценностей в помещениях храмов. Этим и можно объяснить повсеместное исчезновение хор именно в этот период.

О толщине стен и внутристенных лестницах

Толщина стен 76 храмов известна. Среднее арифметическое составляет 123 см, но это касается только тех стен, в которых не было внутристенных лестниц для подъёма на второй ярус, поскольку западные стены храмов с внутристенными лестницами были толще остальных.

Распределение толщины стен таково: 7 храмов имеют толщину стен меньше метра (самая тонкая – 0,7 м); 18 храмов – до 1,1 м; 17 – до 1,2 м; 7 – до 1,3 м; 5 – до 1,4 м; 11 – до 1,5 м; 11 – более 1,5 м (максимальная толщина 2 м). Таким образом, 69 из 76 храмов имеют толщину от 1 до 2 м. Для сравнения: рекомендуемая толщина наружных стен из кирпича в современных домах в Московской области – 64 см (кладка «в два с половиной кирпича»), но чаще используется кирпичная кладка 38 см «в полтора кирпича». Не менее внушительными были и фундаменты. Трудно понять, для чего были нужны стены такой толщины для неотапливаемого здания, где не нужно было удерживать тепло, если здание не использовалось для оборонных функций или для хранения материальных ценностей.

Кроме того, как оказалось, в 32 храмах лестница на хоры располагалась внутри стены, где с трудом могли разминуться два человека. Как правило, для этого использовалась западная стена, которая поэтому была значительно толще других, либо северная или южная стена в той их части, которая была ближе к западу, поскольку и наружный вход в храм, и колокольня над ним всегда расположены с запада. Ещё в 2 случаях автор каталога отмечает, что западная стена исследуемого объекта была толще других, но об обнаружении внутристенного прохода не упоминает. В 14 памятниках для подъёма на второй этаж имелись лестничные башни (в некоторых случаях удалось обнаружить остатки винтовых лестниц). Сооружение лестничной башни, скорее всего, диктовалось жёсткой необходимостью сделать проникновение на второй этаж контролируемым, поскольку такие башни явно нарушали симметрию здания (илл. 55) и эстетики ему не придавали.

Илл. 55. Объекты № 55, 100, 113 с лестничными башнями

В памятнике №40 «в северной и южной стенах храма на высоте около 7,5 м проходил внутренний коридор, в который, очевидно, можно было попасть из башен» ^{[24, c. 30]}. В одном случае проход на хоры осуществлялся через люк в северном своде и ещё в одном, по мнению автора каталога, по приставной деревянной лестнице. В памятнике № 183 на хоры попадали по переходу из дворца. В других случаях способ попадания на хоры остаётся открытым.

Обращает на себя внимание то, что значительная часть храмов того периода имела разного рода пристройки или переходы, ведущие в другие здания, а не существовала отдельно, как в наше время (например, несколько помещений примыкает к № 30, 44; из № 105 был переход на второй этаж дворца, который, в отличе от храма, являлся деревянным).

О назначении галерей вокруг храма

В 23 храмах существовали галереи, которые являлись своеобразной крепостью вокруг основного здания. В 18 случаях из этих 23 галереи окружали храм с трёх сторон (например, как в объектах № 60, 83, 133, 141, 155, 166, илл. 56), причём в одном случае было точно установлено существование целых двух рядов галерей и ещё в одном случае два ряда галерей выявлено предположительно.

Илл. 56. Объекты № 60, 83, 133, 141, 155, 166

Илл. 57. Объект № 58

Илл. 58. Объекты № 136, 140

В прочих случаях галереи имелись с двух сторон (№58, илл. 57) либо тянулись вдоль одной из стен здания, образуя огороженный дворик (№136, 140, илл. 58). О времени постройки галерей имеется следующая информация. Относительно объекта № 133 сказано, что «судя по строительной технике, галереи были пристроены к собору в конце XII в.» ^{[24, с. 83]}, о памятнике № 147 – «К церкви с трёх сторон примыкали галереи, построенные одновременно с храмом» ^{[24, с. 88]}, о храме № 154 – «Снаружи к церкви с трёх сторон примыкали галереи… Галереи были пристроены к церкви несколько позже, уже в начале XIII в.» ^{[24, с. 91]}. Все галереи, обозначенные в планах данного каталога, относятся к «домонгольскому» периоду. Относительно памятника №60 установлено, что «галереи были не одноэтажными, а поднимались на всю высоту здания» ^{[24, с. 43]}. О церкви Покрова на Нерли (№ 83) в 1 км от Боголюбова сообщается, что к храму с трех сторон примыкали галереи, построенные одновременно с основным объемом церкви.

Интересно отметить, что в некоторых случаях православные храмы имели такую необычную ныне деталь как колонны, что может указывать на их близость к архитектуре Греции и Рима. О памятнике №68 сообщается: «В описаниях начала XIX в. отмечалось, что с северной и южной сторон церкви находилось 12 колонн; быть может, это были пилоны галерей» ^{[24, с. 48]}. Относительно объекта №85: «При раскопках 1851 г. (А.С. Уваров) близ Борисоглебской церкви были обнаружены «обломки колонн и баляс древнейшего византийского стиля» ^{[24, с. 60]}. Правда, автор каталога предполагает в связи с этим, что неподалёку от церкви находятся остатки княжеского дворца. Также сообщается, что в Львовском музее хранятся две белокаменные колонны, обнаруженные на Замковой горе. По мнению составителя каталога, они принадлежали церкви или дворцу, стоявшим на территории Львовского детинца (объект № 200).

О расположении храмов на возвышенностях возле рек

Как можно убедиться по схемам из прил. 2 («Расположение храмов и их азимуты»), практически все храмы располагались в непосредственной близости от рек, причём некоторые храмы ставили так близко к берегу, что со временем они обрушивались в реку:

- №35: «Восточная половина церкви полностью разрушена в результате в результате оползания берега. Участки, где находились апсиды, обрушились в Днепр» ^{[24, с. 26]};

- № 54: в середине XIX в. из-за обвала горы фундамент разрушился;

- № 60: «Апсиды храма полностью исчезли, обрушившись в реку» ^{[24, с. 43]};

- № 179: «Южная и часть западной стены обрушились в р. Неман» ^{[24, с. 103]};

- № 185: «Юго-восточная часть здания ещё в древности обвалилась в реку» ^{[24, с. 106]}.

Храм Покрова на Нерли, расположенный у самой воды, дошёл до нашего времени благодаря следующей особенности. «Фундамент церкви… имеет глубину 1,6 м. Его подошва доведена до материковой глины. Однако над фундаментом сооружены не стены, а цоколь из тесаного камня, в общих чертах передающий план храма и галерей. Высота цоколя 3,7 м; он засыпан землей и образует всхолмление, некогда облицованное сверху каменными плитами. Для отвода воды с этого искусственного холма на нем были уложены каменные желоба. На цоколе, т.е. на вершине холма, возведено здание храма с галереей. Таким образом, общая глубина подземной части храма (цоколь и фундамент) около 5,3 м» ^{[24, с. 59]} Вышесказанное подтверждает соображение, что данный храм, выстроенный на специально насыпанном для этого холме, выполнял роль опорного пункта на слиянии Клязьмы и Нерли для контроля передвижения по этим рекам.

Храмы, безусловно, стремились сделать заметными и потому ставили на возвышенности (например, №147 – церковь на Воскресенской горе), хотя строительство на горе влекло за собой дополнительные расходы на фундамент. Например, об объекте №197 сообщается, что «храм стоял на мысу, высоко поднимавшемся над поймой Днестра… Храм стоял на склоне, и поэтому глубина его фундамента разная: от 1,15 м в западной части до 2,7 м в восточной» ^{[24, с. 111]}.

Флюгер на кресте Дмитриевского собора

На куполе Дмитриевского собора г. Владимира (№ 76) «сохранился первоначальный крест высотой (с яблоком) 4,39 м, шириной 2,76 м, он окован прорезной золочёной медью по железному каркасу. На кресте – фигура голубя (подлинная, выкованная из меди и позолоченная), вращающаяся на стержне» ^{[24, с. 54]}. Наличие такого флюгера на кресте может служить подтверждением тому, что сочетание «крест и голубь» символизировало мореплавание и попутный ветер.

Захоронения в церквях

Важным признаком того, что строение представляет собой именно храм, является наличие захоронений. Саркофаги, аркосольные ниши и прочие типы захоронений (в том числе и нарушенные) были обнаружены в 48 храмах, а в объекте № 171 была обнаружена «глубокая яма под алтарём (возможно, там была крипта)» ^{[24, с. 99]}. Как уже было сказано, здание храма символизировало корабль, а тот, в свою очередь, представлялся в древности как проводник в лучший мир.

Памятники X–XIII в., не отнесённые к категории храмов

Напомним, что из 205 недеревянных памятников X–XIII вв. 161 археологи определяют как церковь. Рассмотрим теперь оставшиеся 44 объекта, данные о которых внесены в таблицу 1 из приложения 3 («Памятники X–XIII вв., не названные напрямую храмами»).

Оказывается, 5 объектов (№ 21, 26, 27, 28 и 61), несмотря на их неопределённые названия в каталоге («Киев. Здание в Нестеровском переулке», «Киев. Здание на Волошской улице», «Киев. Здание на Борисоглебской улице», «Киев. Здание на Щекавице», «Чернигов. Постройка близ церкви Екатерины» соответственно) определены археологами как церкви.

Объекты 17, 45 и 75 («Киев. Золотые ворота», «Переяслав-Хмельницкий. Епископские ворота» и «Владимир. Детинец и его ворота») являются воротами с надвратными церквями.

Объект №56 («Чернигов. Ворота»), оказывается, представлял собой ворота, от которых тянулась стена или переход в сторону башни Спасского собора, иначе говоря, данное строение было частью культового комплекса.

Объект №11 («Киев. Стена митрополичьего двора») тоже светской постройкой не является.

Название объекта №202 («Перемышль. Дворец») также затушёвывает его принадлежность к храмовой архитектуре. Оказывается, это остатки гражданской постройки (как считается, дворца) и примыкавшей к ней церкви-ротонды.

Итого, 11 объектов из 44 представляют собой церковное имущество. Рассмотрим, что представляют собой оставшиеся 33, объединив их в группы по сходству, с целью понять, какую долю среди них составляют памятники, имеющие отношение к светской власти.

Объект № 12 («Киев. Постройка на территории Софийского заповедника») представляет собой кирпичеобжигательную печь или баню, и это не вызывает никакого сомнения, т.к. обнаружен мощный слой углей и золы.

Памятник № 73 («Пронск») – это просто отдельные кирпичи (!), какие использовали в кладке печей богатых жилищ XII-XIII вв., № 96 («Дмитров») – тоже отдельные печные кирпичи, только обнаруженные в Дмитрове.

№123 («Старая Ладога. Крепость»), №131 («Старый Изборск. Крепость»), №200 («Львов. Детинец»), №177 («Гродно. Постройка на мысу») – это крепостные стены с угловыми башнями.

№ 47 («Переяслав-Хмельницкий. Гражданская постройка»), по мнению археологов, является то ли баней, то ли епископским дворцом (т.е. несмотря на вводящее в заблуждение название, это здание, возможно, имеет отношение к церкви). Здесь, в частности, были обнаружены «шиферные плиты пола с пазами для мозаичной инкрустации, кубики смальты как от убранства полов, так и настенные (в том числе от золотых фонов)» ^{[24, с. 35]}.

От объектов №24 («Киев. Здание на Киселёвке»), №135 («Смоленск. Постройка в районе Смядынского монастыря»), №157 («Дорогобуж»), №158 («Вязьма»), №159 («Рославль»), № 160 («Мстиславль») не сохранилось вообще ничего, кроме развала кирпичей, план этих зданий восстановить невозможно. Они даже не датированы и потому не могут быть с полным правом включены в данный каталог. Сказать о них нечего. Например, об объекте № 24 сообщается: «На горе Киселёвка неоднократно находили древние кирпичи с приставшим к ним раствором… Местоположение памятника, которому принадлежали эти кирпичи, не установлено» ^{[24, с. 19]}. При этом объект № 135 находится в 80 м от руин Борисоглебского собора Смядынского монастыря, а потому вполне может быть зданием, относившимся монастырю, №159 содержит остатки голосников, что свидетельствует в пользу того, что это церковь.

Объект № 6 («Киев. Ротонда») относят к церквям с долей сомнения (не то дворцовое здание, не то католическая церковь).

Относительно объекта № 9 («Киев. Ворота «города Владимира»») насчёт надвратной церкви ничего не известно, тем не менее, в руинах памятника сохранились куски штукатурки с фресковой живописью.

Памятник № 186 («Холм. Ансамбль детинца») уклончиво характеризуется как «часть дворцового комплекса», в то время как на самом деле он являлся церковью. Сообщается, что «под 1259 г. в летопись занесена запись о большом пожаре в городе Холме. В связи с этим событием летописец поместил уникальное по детальности описание существовавших здесь до пожара зданий» ^{[24, с. 107]}. Далее идёт описание церкви святого Ивана и вежи (т.е. башни, дозорной вышки). О дворце здесь ни слова, более того, «летописец отметил, что при пожаре церквей «медь от огня, яко смола, ползущь» ^{[24, с. 107]}. Между тем «близ апсид поздней церкви Кирилла и Мефодия найдена масса сплавившейся меди с оловом («до 6 пудов»)» ^{[24, с. 108]}. Рядом «обнаружены также остатки ещё нескольких сооружений, архитектурные формы которых установить не удалось» ^{[24, с. 107]}.

Тип следующих объектов не определён: это №3 («Киев. Здание к северо-востоку от Десятинной церкви»), 26а («Киев. Здание на Подоле»), №144 («Смоленск. Постройка к северо-востоку от церкви Ивана Богослова»), №145 («Смоленск. Здание на набережной Днепра»), №148 («Смоленск. Руины на ул. Войкова»), №152 («Смоленск. Руины близ Духовской церкви»), №189 («Галич. Постройка в урочище Воскресенское»). Даже общего плана этих зданий (кроме частично у №3) выявить не удалось, при этом объекты №26а и №189 не датированы.

Как уже было сказано, назначение объекта №3 не определяется, но, учитывая, что здание находилось на краю горы всего в 30 м от Десятинной церкви и в его развалинах обнаружена золотая мозаичная смальта, оно, на наш взгляд, вполне может являться церковным имуществом. Во всяком случае, относительно упомянутого выше объекта №47, где тоже были найдены кубики смальты (в т.ч. от золотых фонов) археологи предполагают, что он являлся епископским дворцом.

Остаётся 9 объектов, отнесённых к категории дворцов и теремов: № 2, 4, 5, 16, 199 определены как дворцы, № 57, 151, 163 как терем (парадная часть княжеского дворца). Объект №176 («Гродно. Терем») определяют как то ли терем, то ли крепостную башню.

Относительно памятника №176 сообщается: «По сторонам входа в этом помещении находятся ниши шириной около 1 м, высотой 1,85 м, перекрывавшиеся арочными перемычками. Такие же 2 ниши находились в западной стене… Толщина стен различная: западной и северной 1,12–1,17 м, восточной всего 0,6 м, промежуточной, между большим и малым помещениями, 0,74 м… Глубина фундамента всего около 35 см… были найдены… многочисленные бытовые предметы XII в… Н.Н. Воронин интерпретировал раскопанное здание как крепостную башню, возможно, совмещавшую боевые и жилищные функции. Более вероятно предположение И. Иодковского, что это терем – парадная часть княжеского дворца» ^{[24, с. 102]}. Действительно, материалы каталога убеждают в том, что здание, не имеющее мощного фундамента, скорее всего, не является ни крепостной башней, ни церковью, поэтому с определением здания как терема можно согласиться.

Определение объекта №163 («Полоцк. Терем») не вызывает возражений. Это небольшая постройка, почти квадратная в плане, к которой «с запада примыкало меньшее помещение – 2,5*2,4 м. Здание имело подвал, пол которого лежал на глубине около 1,5 м от уровня древней поверхности» ^{[24, с. 94]}. Несмотря на большую глубину фундамента (1,8), которая может объясняться тем, что здание располагалось на склоне к реке Полоте, толщина фундамента всего 60-75 см, а в малом помещении ещё меньше. Помимо самого плана строения, это является, на наш взгляд, дополнительным признаком того, что здание было гражданского характера, поскольку фундаменты практически всех церквей, приведённых в каталоге, гораздо основательнее.

Относительно объекта №57 («Чернигов. Гражданская постройка») сообщается о находке множества бытовых предметов XI-XII вв. «Назначение здания не вызывает особых сомнений – это терем – парадная часть княжеского дворца» ^{[24, с. 41]}.

Об объекте №199 («Звенигород. Дворец») сообщается: «От постройки частично сохранились контуры фундаментных рвов, а во многих местах – лишь развалы камней, выброшенных из фундаментов… По-видимому, это было прямоугольное здание, ориентированное приблизительно по линии З-В и разделённое поперечными перегородками на 3 помещения. К западному помещению с севера примыкало ещё одно, квадратное, придававшее зданию Г-образную форму. Длина постройки 24,5 м, ширина прямоугольной части 13,6 м, а вместе с северным помещением – 20,3 м. Ширина фундаментных рвов около 2 м. В развалах строительных материалов найдены тёсаные камни, камень с резным изображением человеческой головы, поливные керамические плитки. Впрочем, нет полной уверенности, что эти фрагменты относятся именно к дворцу, а не к руинам расположенной рядом церкви» ^{[24, с. 112]}. Полагаем, что определение здания как дворца вполне убедительно. Во всяком случае, это действительно не церковь.

Планы памятников №4 («Киев. Здание к юго-западу от Десятинной церкви») и №5 («Киев. Здание к юго-востоку от Десятинной церкви») частично восстановлены, поэтому есть основания считать, что это не храмы. Правда, находятся они в непосредственной близости от Десятинной церкви (№1) и могут иметь к ней какое-то отношение. Планы памятников №16 («Киев. Здание на Ирининской улице») и №151 («Смоленск. Терем») восстановить удалось в достаточной мере, чтобы, во всяком случае, убедиться в том, что храмами они не являются.

Относительно памятника №2 составитель каталога пишет: «Исследователи, проводившие раскопки… выдвинули предположение, что выявленная постройка – княжеский дворец середины X в., т.е. относящийся ко времени, предшествующему постройке Десятинной церкви. Предположение это очень спорно» ^{[24, с. 9]}. Действительно, план здания не восстановлен, а в развалинах обнаружены куски штукатурки с остатками фресковой живописи, что характерно скорее для храма.

Подведём итоги. Из 44 объектов, не названных в каталоге напрямую храмами, более или менее полный план восстановлен у 6, частично – у 8 (все планы приведены в конце каталога). 12 объектов представляют собой просто отдельные кирпичи. У 10 сохранились фрагменты стен (или хотя бы одной стены). При этом ряд объектов содержит признаки принадлежности к категории храмов: 9 объектов содержали куски штукатурки с остатками фресок, 6 – кусочки смальты для мозаек, 3 – голосники. Всего объектов, прямо не названных храмами или церквями, но имевших фрески, мозаики из смальты или голосники, 12.

К категории дворцов и теремов «домонгольского» периода археологи относят 5 объектов (№ 2, 4, 5, 16, 199), к категории теремов – 4 (№ 57, 151, 163, 176). С этим можно согласиться: действительно, очевидно, что данные постройки церквями не являлись. Сомнение вызывает лишь объект №2. К категории дворцовых зданий с долей сомнения можно также добавить ранее упомянутые объекты №6 (ротонда, представляющая собой не то дворцовое здание, не то католическую церковь) и №202 (остатки гражданской постройки и примыкавшей к ней церкви-ротонды). Итого, от «домонгольского» периода до нас дошло 205 объектов, из которых максимум 11 сами археологи определяют как дворцы и терема, где могли жить и работать представители светской власти. 161 объект напрямую назван храмом. Наименования ещё 11 объектов способны ввести читателя в заблуждение, но фактически они тоже являются зданиями, имеющими отношение к церкви.

Вышеприведённые данные демонстрируют более чем странный факт: практически все недеревянные здания, сохранившиеся от той эпохи, являются строениями, принадлежавшими церкви, что даёт основания для предположения, что церковь в те времена обладала гораздо большей властью, чем принято считать теперь.

Бросается в глаза стремление археологов расценивать объекты, находящиеся вблизи храмов, как непременно княжеские дворцы и терема, в то время как они вполне могли принадлежать духовным лицам. Например, в каталоге имеются такие объекты как №11 («Киев. Стена митрополичьего двора») и №47 (то ли баня, то ли дворец епископа).

Также наблюдается стремление бездоказательно объявлять строения гражданского назначения возведёнными до постройки находящихся поблизости церквей. Например, относительно памятника №2 исследователи, проводившие раскопки, выдвинули необоснованное, по мнению самого составителя каталога, предположение, что постройка является княжеским дворцом середины X в., построенным до Десятинной церкви. Действительно, доказательств существования недеревянных княжеских дворцов, построенных до появления каменных храмов, нигде не приводится!

На наш взгляд, стремление усмотреть в объекте №2 княжеский дворец, причём непременно построенный до возведения первой на Руси Десятинной церкви обусловлено влиянием легенды из Повести временных лет о крещении князя Владимира, согласно которой православные храмы на Руси появились только потому, что этого пожелал князь, милостиво постановивший выплачивать церкви десятую часть своих доходов. Между тем напрашивается предположение, что история эта была сочинена только для того чтобы обосновать приоритет светской власти над церковной.

Легенду о выборе князем Владимиром веры в своё время критиковал историк церкви Е.Е. Голубинский ^[76], назвавший её позднейшей выдумкой. Опираясь на другие источники, например, сочинение монаха Иакова, он доказывал, что христианство Владимир принял ещё до взятия Корсуни, при этом связи с греками князь установил только после взятия этого города, что исключает версию принятия христианства из рук греков, и вообще, подчёркивает Голубинский, об активности даже позднейших греческих миссионеров в плане распространения православия ничего не известно, чего нельзя сказать о римских папах, самым усердным образом распространявших христианство среди славян (как видим, в работе Голубинского содержится прямой намёк на принятие Русью христианства из рук католиков). Митрополит Иларион восхвалявший в своём «Слове о законе и благодати» благочестие Владимира, ничего не знает об истории, как князь выбирал православие среди других вер. Из пяти законных жён Владимира, называемых летописцем, четыре названы христианками. Данный факт подразумевает, что для заключения этих законных браков князь уже должен был являться их единоверцем. Историк доказывает, что Владимир крестился, живя на Руси, где к тому времени уже было много христиан, тем более что греческие летописцы ничего не говорят о крещении у них Владимира, хотя сообщают о его женитьбе на греческой царевне. И вообще, замечает Голубинский, выбор правителем веры есть случай уникальный во всей мировой истории.

По словам Голубинского, легенда о выборе Владимиром веры возникла случайно, в результате тщеславной выдумки какого-то грека. Впрочем, не исключено, что посредством такого объяснения историк намеренно сгладил свои и так радикальные для того времени выводы, ведь очевидно, что его версия, помимо прозрачного намёка на возможное принятие христианства от папы, давала козырь старообрядцам, настаивавшим на неправомерности исправления богослужебных книг по греческим образцам. Защита диссертации учёного, в которой содержалось его мнение о крещении князя Владимира, прошла успешно, но работы его после того не выходили на протяжении 19 лет, и не исключено, что причина этого кроется также в том, что отрицание правдивости истории о выборе веры князем Владимиром неизбежно поднимает вопрос о действительном соотношении светской и церковной власти в те времена.

Возникают следующие вопросы: 1) как объяснить тот факт, что в конце XV в. церкви (за некоторыми исключениями, приведёнными в работе Заграевского ^[80]) вдруг лишились вторых этажей, которые зачастую использовались как хранилища материальных ценностей; 2) куда исчезли галереи-крепости (порой двойные!); 3) для чего неотапливаемому помещению, каким является церковь, такие мощные стены и фундаменты, в то время как гражданские строения имели стены и фундаменты куда менее основательные. На наш взгляд, исчезновение этих элементов в храмовом строительстве может свидетельствовать о своего рода светской революции, которая началась, по-видимому, при Иване III.

Учитывая то, что церкви, по-видимому, играли роль путевых знаков и опорных пунктов для морской и речной торговли, напрашивается предположение, что сама государственность, под которой мы понимаем профессиональный управленческий аппарат, продвигалась по морям и рекам одновременно с созданием системы храмов, а князья, возможно, поначалу лишь служили правой рукой церковных иерархов. Общепринято считать, что в таких государствах как Египет, Вавилон и Индия жреческая верхушка располагала огромными богатствами и имела большее влияние, чем светская власть. Если полагать, что на Руси было иначе и светская власть, в противовес истории этих государств, сформировалась раньше церковной (при этом, во всяком случае, Е.Е. Голубинский существование жреческого сословия на Руси отрицал), то необходимо ставить вопрос о причине столь уникального исторического пути.

Выводы

Согласно марксистской парадигме, для возникновения культурного явления необходимо, чтобы у него был определённый экономический базис. Таким базисом для христианства стало развитие мореплавания, а также земледелия, поскольку без него дальние походы невозможны за недостатком компактного запаса зерновых и льняной материи для парусов. Мореплавание развивалось параллельно с развитием земледелия, и у народов, занимавшихся преимущественно скотоводством, оно представлено слабо. В связи с этим важной составляющей христианства является ориентация населения на оседлый земледельческий образ жизни и связанные с таким образом жизни ценности. Отсюда, в частности, отказ от принесения в жертву животных и введение системы постов (см. предыдущую работу ^[1]).

Христианство возникло как ответ на потребность в создании системы безопасных морских путей. В античности назрела потребность создать систему путевых ориентиров, пунктов оказания помощи путешественникам с хранением их товаров, а главное – выработать новую этику поведения, не позволяющую разрушать эти пункты и грабить купцов.

Поставить обычные путевые метки и сигнальные огни было недостаточно, поскольку морской разбой в основном осуществлялся как раз за счёт создания ложных ориентиров и ночных огней. Началось строительство монастырей и храмов с блестящими на солнце золочёными крышами и с крестами-мачтами, по которым ориентировались мореходы. Эти архитектурно сложные ориентиры было невозможно подделать. Монастыри оказывали помощь путешественникам и хранили их товары.

В русских храмах до последней четверти XV в. существовали хоры (эмпоры, полати), которые использовались, в частности, для хранения материальных ценностей, при этом доступ на хоры осуществлялся в основном через узкие внутристенные либо приставные лестницы. Стены и фундаменты храмов X–XIII вв., в отличие от дворцов и теремов того же периода, отличаются огромной толщиной, что для неотапливаемого помещения совершенно необычно. Многие храмы имели галереи (порой даже двойные), окружавшие здание наподобие крепости с трёх сторон.

Христианские храмы, являясь культовыми сооружениями, были защищены от грабителей не только охраной, но и страхом перед божественным возмездием. Также сооружались «столпы» (маяки, дозорные вышки), служащие которых, «столпники», обретали статус святости и впоследствии, по мере затушёвывания экономических предпосылок возникновения христианства, были объявлены просто отшельниками, занимавшимися малопонятной духовной практикой.

Поскольку с ростом мореплавания население прибрежных городов стало стремительно возрастать, возникла проблема перенаселённости, между тем расширить город было сложно, поскольку для этого требовалось построить ещё более масштабную крепостную стену (прибрежные города были самыми богатыми и подвергались разграблению в первую очередь). Отсюда в христианстве такой характерный для него элемент как учение о святости безбрачия и воздержания, поощрение монашества. Кроме того, монахи были нужны для создания пунктов приёма путешественников в отдалённых малонаселённых местах. Учение о безграничном терпении, смирении и отказе от мести также способствовало снижению напряжённости в перенаселённых городах.

Христианство в том виде, в котором оно было оформлено апостолом Павлом и его последователями, представляет собой религию, предписывающую одинаково относиться ко всем народам, которые разделяют христианскую систему ценностей. Такая толерантность может быть выгодна государству только в случае, если её целью является создание системы торговых путей, где любой иноземный купец окажется под защитой. Ориентация на нестяжательство, характерное для христианства, служит именно этой цели.

Принятие христианства в качестве государственной религии прежде всего в государствах Причерноморья обусловлено уникальными природными условиями этого региона, позволяющими установить контроль за мореплаванием: Чёрное море – единственное в мире, вход в которое идёт через узкий пролив (византийцы даже натягивали поперёк него цепь) и в котором отсутствуют острова, где могли быть созданы пиратские государства.

Символика христианства во многом совпадает с таковой в других культах, посвящённых богам, покровительствовавшим мореплаванию, к некоторым из которых даже применялись эпитеты Спаситель или Спасительница. Обычай делать захоронения в христианских храмах связан с тем, что символом, обозначавшим переход в мир иной, являлись корабль или лодка Харона, между тем в православной храмовой архитектуре и по сей день господствует тип церкви, сооружаемой в виде корабля (так называемый неф).

Несмотря на то, что Византия являлась ведущей морской державой, на монетах этого государства совершенно отсутствуют изображения, связанные с кораблями, хотя существует множество иных античных (в том числе причерноморских) монет с такими изображениями. Здесь доказывается, что символика, связанная с мореплаванием, на византийских монетах на самом деле присутствует, но в настоящее время она принимается за сугубо религиозную.

Христианство способствовало созданию системы контроля за населением путём закрепления единственного имени, даваемого при крещении.

Практически все памятники недеревянного зодчества X–XIII вв. на территории бывшего СССР – это храмы, а единичные объекты, относимые к категории дворцов и теремов, расположены вблизи храмов и вполне могут являться резиденциями церковных иерархов. Доказательств существования светской недеревянной архитектуры до храмового строительства, начавшегося после крещения Руси нет, что даёт основание предположить: история об изначальном приоритете светской власти перед церковной, изложенная в Повести временных лет (в разделе о крещении Руси князем Владимиром), была создана в более позднее время в интересах светской власти.

Таким образом, экономическая и государствообразующая роль христианства в настоящее время недооценивается.

Приложение 1. «Храмы X–XIII вв., обнаруженные на территории СССР до 1982 г.»

Условные обозначения:

В столбце 3 отмечено само наличие хор (второго этажа). В столбце 4 обозначены способы попадания на хоры: л/б – через лестничную башню, т.е. узкую винтовую лестницу внутри башни; вн – по внутристенной лестнице (находившейся в толще стены), также обозначено, в какой именно стене была такая лестница (почти всегда в западной).

Стены обозначены следующим образом: з/с – западная стена, с/с – северная стена, ю/с – южная стена.

В столбце 6 отмечено наличие галерей вокруг храма. Если указана цифра 3, значит, галереи окружали храм с трёх сторон, образуя примыкающую к ней крепость, если 2 или 1, значит, галереи примыкали с двух или с одной стороны, образуя замкнутый дворик. Если просто стоит знак «+», уточнений относительно строения галерей в каталоге не приводится.

Примечания:

Столбец 2 («Азимуты») демонстрирует, что церквей, ориентированных строго на восток (азимут 90 градусов), практически нет, хотя в целом направление на восток выдерживается, т.е. строители руководствовались какими-то другими соображениями (можно предположить, что церковь, символизирующая собой корабль, ставилась таким образом, чтобы не «плыть» перпендикулярно реке).

В столбце 7 («Толщина стен») приводится толщина стен объектов, отнесённых археологами к категории храмов. По ней видно, что толщина стен храмов в большинстве случаев весьма значительна.

Отметки «+» в столбцах 3 («Хоры»), 5 («Голосники») и 9 («Погребения») демонстрируют, что объекты, отнесённые археологами к категории храмов, обычно имеют такие ключевые признаки как наличие хор, голосников и захоронений.

В столбце 8 знаком «+» отмечены пожары. Если письменные источники дают информацию о времени, когда это произошло, приводятся даты. Видно, что даже недеревянные храмы горели довольно часто.

Таблица 1. Храмы X–XIII вв., обнаруженные на территории СССР до 1982 г.

Примечание: №203 – 247 это перечень памятников, известных только по письменным источникам, но до сих пор не обнаруженных. Материал, из которого построено здание, не всегда известен. Некоторые из них могут на самом деле совпадать с какими-то храмами из основного списка. Азимут, разумеется, неизвестен.

Приложение 2. «Расположение храмов и их азимуты»

Илл. 1. Разнообразие азимутов церквей

Илл. 2. Киев

Примечание: здесь и далее стрелками отмечены азимуты церквей.

Илл. 3. Окрестности Киева

Илл. 4. Переяславль

Илл. 5. Чернигов

Илл. 6. Владимир

Илл. 7. Новгород

Илл. 8 Ладога

Илл. 9. Смоленск

Илл. 10. Полоцк

Илл. 11. Галич

Приложение 3. «Памятники X–XIII вв., не названные напрямую храмами»

Условные обозначения:

В столбце 2 («План здания»): ч – в каталоге приведён частичный план здания; «+» – есть практически полный план; «–» – автор каталога упоминает о том, что план здания не установлен. В некоторых случаях данные о наличии плана в каталоге отсутствуют.

Примечания:

В столбце 1 курсивом выделены названия, свидетельствующие, что данные объекты относятся к церковному имуществу.

В столбце 3 («Отдельные кирпичи») отмечены те памятники, которые представляют собой просто груду отдельных кирпичей.

В столбцах 4–6 отмечено, что в выявленном объекте обнаружились фрески, смальта или голосники, т.е. элементы, свидетельствующие в пользу того, что объект являлся церковью.

В столбцах 7 и 8 отмечены глубина фундамента и толщина стен соответственно. В случае, если эти параметры велики, более вероятно, что это церковь. Судя по матералам каталога, светские здания отличаются неглубоким фундаментом и небольшой толщиной стен.

В столбце 9 отмечено соседство обнаруженных объектов с культовыми сооружениями того же периода; это даёт основание предположить, что данный объект тоже является частью культового комплекса.

В столбце 10 («Предположения археологов») курсивом выделены случаи признания зданий церковным имуществом, хотя названия этих объектов в каталоге не содержат указания на их культовый характер.

Таблица 1. Памятники X–XIII вв., не названные напрямую храмами