Рус Eng Cn Translate this page:
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Library
Your profile

Back to contents

Trends and management
Reference:

To the question of the notion of digital transformation of science

Popova Svetlana Mikhailovna

ORCID: 0000-0002-1348-4492

PhD in Politics

Leading Research Associate, Institute for Demographic Research of the Federal Center of Theoretical and Applied Sociology of the Russian Academy of Sciences

Fotievoi Str., 6/1, Moscow, 119333, Russia

sv-2002-1@yandex.ru
Other publications by this author
 

 

DOI:

10.7256/2454-0730.2019.4.31941

Received:

10-01-2020


Published:

17-01-2020


Abstract: Based on the analysis of a vast massif of multi-lingual scientific literature in the broad context, the author examines development of the perception of the phenomenon of digital transformation of society as a whole and science in particular. Since digital transformation takes place “here and now”, objectively leading the process of scientific cognition in its essence and results, any current results of comprehension of this scale of multi-level process objectively carry private, intermediary character. However, clarification of the content of this concept and formation of analytical constructs that would unambiguously describe the specificity of the new social reality are necessary for the theory and management practice. It is noted that academic concept of digital transformation of science did not completely form and is dynamically changing in accord with the development of reality. Analysis of the scope of ideas pertaining to digital transformation and various accompanying concepts allows formulating perceptions on the essence of this phenomenon in the sphere of science. This work demonstrates the dual character of the impact of digitalization upon the scientific sphere and functionality of knowledge.


Keywords:

Digital Transformation, Digitalization, Digitization, Digital Society, Information Society, Network Society, Science, Digital Revolution, Connectivity, Science Governance

This article written in Russian. You can find original text of the article here .

Введение

Цифровая трансформация общества в целом и сферы науки в частности – процесс, который происходит здесь и сейчас, в режиме реального времени, и требует осмысления. Цифровая трансформация – совокупность масштабных, комплексных, многоуровневых изменений, а потому любое исследование является лишь частичным вкладом в познание этого феномена, его концептуализацию и формирование понятийного аппарата.

В настоящей работе на основе анализа основных вех и общего контекста возникновения и развития идей цифровой трансформации и различных сопутствующих концептов, сформулированы представления о сути этого феномена применительно к сфере науки и содержании соответствующего понятия. Показан двойственный характер влияния цифровизации и цифровой трансформации на развитие науки и организацию научной деятельности.

Возникновение представлений о цифровой трансформации

Идея цифровой трансформации (ЦТ), которая сегодня часто воспринимается как инновационной прорыв [1-2], имеет давнюю историю и, в основном, связана с влиянием информационно-коммуникационных технологий на современное социально-экономическое развитие.

Впервые идеи цифровой трансформации вошли в публичный дискурс в конце 1990-х годов в связи с развитием интернета, когда веб-сайты компаний позволили обеспечить прямое взаимодействие с клиентами. Вторичный всплеск интереса к ЦТ произошел в середине 2000-х годов и был обусловлен осознанием глобального характера цифровых сетей в результате появления мобильного доступа в интернет благодаря созданию смартфонов. Для управления новыми социальными и мобильными возможностями ведения бизнеса понадобились и новые специалисты с особыми профессиональными компетенциями. В свою очередь, это привело, как к росту спроса на соответствующие образовательные курсы и программы переподготовки, так и к резкому расширению использования цифровых данных для собственной деятельности и взаимодействия организаций. Наконец, для повышения эффективности обработки нарастающих объемов цифровых данных стали бурно развиваться сети (networks), позволяющие соединять процессы и устройства в единую структуру.

Основные символические вехи распространения (spread) цифровых технологических решений, связанного, в основном, с достижениями третьей научно-технологической революции, показаны в Табл. 1.

Таблица 1. Основные вехи и технологические маркеры цифровой трансформации

Основные вехи цифровой трансформации

Год

Технологический маркер

Смысл

1964

IBM System/360

Единый код обеспечил возможность совершенствовать оборудование, не меняя приложений

1981

IBM PC

Компьютер стал бытовым прибором

1983

Novell NetWare

Сетевые технологии обмена данными внутри организации и с компьютерами клиентов

1991

World Wide Web

Первый сайт сети интернет

2007

Apple iPhone

Мобильный доступ в интернет

Источниками развития научного дискурса, связанного с анализом феномена цифровой трансформации, стали ключевые бизнес-школы США и университеты Северной Европы, точнее их подразделения в области информатики и компьютерных технологий. Таким образом, в научный анализ оказались вовлечены представители академического сообщества стран, уже обладавших на то время инновационно-ориентированным типом экономики [см., например, 3-8].

Дискурс цифровой трансформации неразрывно связан с понятиями «оцифровки» (digitization) и «цифровизации» (digitalization). Собственно, возникновение феномена цифровой трансформации можно трактовать как результат своеобразного перехода от цифрового кодирования, или «оцифровки» традиционных источников данных (текст, образ, звук, движущееся изображение) к возникновению единой цифровой формы представления, или «цифровизации» различной по природе информации, открывающей новые возможности для познания и развития.

В отличие от сугубо технических методов и устройств преобразования данных в единую машиночитаемую форму представления (оцифровка), цифровизация представляет собой организационный процесс технологически-обусловленных изменений в деятельности отдельных организаций и предприятий, отраслей и видов деятельности. А уже этот процесс, в свою очередь, ведет к возникновению новых бизнес-моделей (электронные платежи, удаленная идентификация, умные контракты), новых публичных сервисов (электронные государственные услуги), новых явлений (интернет вещей, машинное зрение, машинное обучение), меняющих жизнь отдельных людей и сообществ. Причем все эти новые возможности в своей совокупности потенциально обладают значительным ресурсом роста [9-11].

Таким образом, если первоначально термин «цифровая трансформация» (Digital transformation, DT, или DX) понимался экспертами в узком смысле как новая стратегия, проект или специфический механизм решения традиционных проблем, связанный с использованием цифровых технологий в качестве драйверов радикального повышения производительности труда и/или стоимости, то при детальном изучении социально-экономических аспектов этого феномена [см., например, 12-15], пришло понимание, что:

(1) цифровая трансформация происходит в условиях постоянного сопротивления не только конкурентов и потребителей, но и со стороны самих участников процесса, что делает трудно предсказуемым конкретные результаты и формы такой трансформации;

(2) успех цифровой трансформации зависит не от факта внедрения собственно цифровых технологий, а от успешности процессов трансформации бизнес-моделей, механизмов взаимодействия и оперативного функционала предприятия таким образом, чтобы реально воспользоваться преимуществами новых технологий;

(3) успешная цифровая трансформация не происходит естественным образом «снизу верх», а всегда должна быть управляема «сверху вниз».

Системный подход к цифровой трансформации

Современные представления о цифровой трансформации формируются на основе системного подхода и исходят из того, что это эволюционный процесс: постепенная и непрерывная последовательность действий, которая в течение определенного периода времени способна обеспечить радикальные изменения [16-20]. В свою очередь, цифровые технологии продолжают играть роль ключевых драйверов процессов цифровой трансформации, однако их предназначение изменяется. В то время как более ранние формы цифровой трансформации исходили из единичных фактов использования компьютерных систем и автоматизации существующих процессов, современная цифровая трансформация в большей степени связана с потоком (pipeline) новых цифровых технологий, которые по своей природе тоже постоянно эволюционируют [21-23].

Постепенное осознание значения фактора связности (connectivity) для новой экономики и современного общества, результатом которой становятся принципиально новые практики взаимодействия между людьми, компаниями, регионами, государствами [24-28], привело к развитию различных инфраструктурных решений, в том числе, в виде цифровых платформ (digital platforms). Рост интереса к этой проблематике со стороны органов государственной власти на национальном и международном уровне позволил привлечь дополнительно значительные объемы публичных ресурсов в различные проекты, связанные с цифровой трансформацией, что также стимулировало оформление особой сферы и специфического вида деятельности.

(Примечание: Существует множество определений термина «связность». По сути, это – синоним понятия сетей, которые в свою очередь являются набором взаимосвязанных узлов. Узлом может быть человек, компания, город, страна, иной пространственный объект. Общая идея всех определений связности – это то, что описываемый феномен является многослойным, состоящим из самых разных типов сетей, разного размера, разной степени устойчивости, разного уровня – от персонального до глобального [28, с. 3-4]. В июле 2016 г. страны G20 учредили Альянс по глобальной взаимосвязанности инфраструктуры (Global Infrastructure Connectivity Alliance, GICA)).

Цифровая трансформация также предполагает наличие более осознанного и эффективного подхода к изменениям в целом, когда способность соответствовать переменам и управлять ими превращается в главную компетенцию [29]. Причем субъектом этой возрастающей адаптивности может становиться как отдельный индивид, так и все общество.

Если с этой точки зрения говорить о цифровой трансформации науки, то ее целью на данном этапе является повышение скорости извлечения знаний на основе решения трех основных задач: объединения инструментов анализа, объединения данных и объединения самих ученых [30]. Причем эти задачи должны решаться таким образом, чтобы сохранялся баланс между скоростью изменений и устойчивостью развития самой системы науки. В условиях глобального технологического перехода сложившиеся практики управления общественным развитием стремительно устаревают. Наука – ключевое звено, «потянув» за которое, государства намерены придать новое качество экономике, обеспечить ее переход на инновационно-ориентированную модель и создать тем самым надежную базу для достижения целей развития. Поэтому спецификой цифровой трансформации науки выступает то обстоятельство, что наука, переживая сама цифровую трансформацию, должна одновременно помочь найти управленческие инструменты, способные поддерживать баланс между устойчивостью и адаптивностью социально-политической системы, экономики и системы общественных отношений.

Таким образом, успех цифровой трансформации определяется, в первую очередь, комплексом социально-экономических факторов, существующих в определенном политическом контексте, и не сводится к внедрению собственно информационных (цифровых) технологий и платформ, хотя и невозможен без них. Этот вывод также подтверждает опыт масштабных, но, в целом, неудачных попыток внедрения автоматизированных систем управления советским народным хозяйством на основе информационных технологий в период позднего СССР [см., например: 31-34].

Процессы цифровой трансформации видов деятельности (включая науку) находятся в ядре четвертой технологической революции, уже имеют макроэкономические масштабы и формируют, в силу этого, очень сильные стимулы. Например, по разным оценкам, к 2021 году в результате цифровой трансформации глобальная чистая стоимость бизнесов должна возрасти не менее, чем на 370 млрд. долларов США, при этом около 77% этого роста будет обеспечиваться научными исследованиями и разработками [35]. По данным международной консалтинговой компании IDC, мировые инвестиции в инициативу цифровой трансформации уже к концу 2019 года превысят 2,2 трлн. долларов США, где около 500 млрд. долларов США будет приходится на облачные (платформенные) сервисы. Кроме того, к 2020 году, по крайней мере, около 55% всех организаций будут функционировать в цифровом формате [36-37]. Поэтому анализ особенностей социально-политического измерения процессов цифровой трансформации представляет собой актуальную и неотложную задачу.

Социальные, правовые и политические аспекты цифровой трансформации позволяют рассматривать ее как общий социетальный эффект процессов цифровизации с точки зрения изменения социальной реальности: моделей потребления, преобразования социально-экономических структур и бизнес-моделей, возникновения новых правовых и политических паттернов, появления и устранения культурных барьеров [38]. В целом, технологии оцифровки, процедуры цифровизации и эффекты цифровой трансформации сами по себе становятся важным новым маркером процессов глобальных изменений в современных сообществах, видах деятельности и сфере общественных отношений в целом.

Цифровая трансформация и цифровое общество

Цифровая трансформация диалектически связана с процессами становления цифрового общества, которое не тождественно обществу информационному. Хотя оба понятия являются аналитическими абстрактами, этапы смены представлений о сути ключевых характеристик современного социума отражают реальные перемены, происходящие в мире под воздействием цифровой революции.

Понимание того, что информация играет все более главенствующую роль в современном мире, стало складываться еще в начале 1970-х годов, когда стартовал современный этап научно-технической революции [39]. Комплексный анализ феномена информации стал исходной точкой возникновения нового способа понимания механизмов функционирования современных сообществ [40-42]. В свою очередь осознание доминирования информации в современных реалиях обернулось открытием нового «электронного» социума (e-society), в котором действуют законы «бестелесной экономики» (weightless economy), управляемой информацией, что, в свою очередь, позволило понять движение в сторону «глобальной информационной экономики», феномена глобального хозяйства, основанного на информации. В конечном итоге, все эти подходы и привели к идее «информационного общества» (information society), а также к возникновению понятия сетевое общество (network society), акцентирующего внимание на том обстоятельстве, что в информационную эру новые технологии ведут к вытеснению электронными коммуникациями многих ранее доминирующих видов связей и процессов.

В условиях роста связности публичная власть также приобретает многомерность и пребывает в различных сетях (глобальных финансов, политики, безопасности, производства, криминала, мультимедиа и т.п.); а все эти сети, раз возникнув, начинают необратимо менять правила и нормы функционирования сообществ [43-44]. Информация в цифровой форме становится также ключевым фактором повышения экономической продуктивности. В глобальном информационном хозяйстве, или капитализме знаний (knowing capitalism), традиционная капиталистическая экономическая система начинает все больше использовать информацию в качестве источника прибыли в результате роста темпов инноваций за счет фактического изменения традиционных пространственно-временных пропорций.

В результате цифровизации само знание превращается в информацию или данные, которые цифровые алгоритмы могут использовать непосредственно, а интернет формирует принципиально новую научную платформу для исследований, обучения и взаимодействия [45-46]. При этом, повсеместным становится также использование цифровых кодов (образов) людей, вещей и мест пребывания [47-48]. В конечном итоге, все эти подходы и привели к трансформации образа информационного общества (information society) [49] в формулировках 1970-1990-х годов, к принятию нового этапа социального и экономического развития, связанного с реальным появлением цифрового общества (digital society) в XXI веке [50].

За последние полвека было создано большое число разнообразных концепций и методологических подходов [51-60], позволяющих осмысливать перемены, связанные с возникновением и усилением феномена цифровой трансформации, и аналитически конструировать новую реальность [61]. Однако, характерной особенностью научной литературы о «цифровом обществе» является практическое отсутствие работ, использующих строгие операционные критерии и непротиворечивые определения. Поскольку исследователи являются одновременно «включенными наблюдателями» - современниками, живущими в цифровом мире, то они объективно сосредоточены на детальном анализе доступных им отдельных характеристик, черт «цифрового общества», и не занимаются конструированием обобщающего определения окружающей их изменчивой реальности. Тем не менее, эти идеи, концепции, подходы, как и результаты конкретных исследований в сумме своей дают представление о наиболее характерных чертах современной «цифровой реальности» (см. Табл. 2), развивающихся под воздействием и в тесной связи с процессами цифровой трансформации.

Таблица 2. Некоторые аналитические конструкции, используемые для осмысления феномена «цифрового общества»

Авторы и подходы

Характерные черты общества

Постиндустриальное общество (Д.Белл)

От производства товаров - к производству услуг;

доминирование профессионального и технического классов, новая «меритократия»;

знания – основа инноваций и политики;

особая роль технологий;

решения принимаются на основе новой «интеллектуальная технологии»

Сетевое общество
(Я. Ван Дейк [62], М.Кастельс [56, 63-64], и др. [65])

Повышенная связность и напряженность «социальной ткани»;

рост значимости сетевых форм общественной организации;

интеграция межличностной, коллективной и массовой коммуникации;

власть не ослабевает, а растет, если государство способно контролировать технологии и социальные сети

Информационный империализм
(Г. Шиллер [66-67])

Доминирование интересов корпоративных структур; средний класс становится цифровым пролетариатом

Коммуникативная рациональность
(Ю. Хабермас [68-70])

Диалогичный поиск истины в процессе деятельной коммуникации;

истина – результат консенсуса, поэтому возможны манипуляции;

трансформация публичной сферы (огосударствление общества и обобществление государства)

появление псевдокультурной области потребления (манипулирования информацией), лишенной не только критического, но и политического потенциала

Рефлексивная модернизация
(Э.Гидденс [71-73])

Усложнение системы организационных структур и социальных институтов означает рост внутренней свободы индивидуумов наблюдать социальную ситуацию, в результате, больший объем свободы выбора оборачивается большим объемом тревог и неуверенности

Все возрастающие потребности государства накапливать информацию о гражданах для сохранения структуры социума угрожают способности человека контролировать течение собственной жизни

Планетарная социосистема
(Г.В. Осипов [74])

По мере развития технологий в результате взаимодействия социосферы, техносферы, биосферы и абиотсферы (возникает новая социальная реальность – планетарная социосистема

Особый способ капиталистического регулирования
(М. Аглиетта, А. Липец [75-77])

Трансформация функции социального контроля: напряжения и кризисы существующей социально-экономической «ткани» могут быть источником новых экономических и социальных форм

Электронно-цифровое общество
(Э. Тапскотт [78])

Ориентация на знания;

цифровая форма представления объектов;

виртуализация производства;

инновационная природа;

интеграция, конвергенция, устранение посредников;

трансформация отношений производитель -потребитель;

динамизм, глобализация и др.

Выявляя и систематизируя особенности «цифрового общества», исследователи явно или неявно связывают их с характеристиками современного мира, объединяя этот конгломерат в единый феномен новой социальной реальности [79-82]. Из этого следует, что анализ проблем и перспектив цифровой трансформации общества в целом и науки в частности с необходимостью потребует учета не только эффектов, возникающих под влиянием технологий, но и всего комплекса сложных процессов, происходящих вокруг нас. В частности, речь идет о таких явлениях, как:

- трансформация экономики и экономических отношений;

- трансформация социальной структуры и системы коммуникаций;

- эффекты сетевой рациональности;

- нестабильность, неопределенность, сложность, неоднозначность современного мира;

- вероятность наступления технологической сингулярности.

Двойственный характер влияния цифровой трансформации в сфере науки

Очевидно, что развитие цифровых технологий выступает одним из ключевых факторов, позволяющих расширить возможности для повышения эффективности научной деятельности. Однако цифровая трансформация науки имеет амбивалентный характер [43, 83]:

(1) Цифровая трансформация значительно повышает скорость производства знаний, прежде всего, за счет облегчения доступа ученых к накопленному научному наследию и расширения возможностей творческой деятельности;

(2) Цифровая трансформация не только необратимо меняет правила и нормы функционирования научных сообществ, но и методы государственной научной политики; повсеместным становится использование цифровых кодов (образов) ученых и продуктов их деятельности, а сам ученый превращается в объект нового вида массового производства при его конвейерной организации.

Процессы цифровой трансформации в науке (в зависимости от конкретной страны, областей знания и уровня управления) происходят с разными скоростями. Несмотря на очевидные успехи и затрачиваемые масштабные ресурсы, сущностные изменения происходящей цифровой трансформации на настоящий момент неочевидны, не нашли пока исчерпывающего научного осмысления и требуют внимания исследователей.

В частности, представляется, что для анализа эффектов цифровой трансформации науки могут быть полезны подходы, предлагаемые концепцией когнитивного капитализма.

Согласно этим взглядам, в обществе, основанном на знании, основным объектом использования являются интеллектуальные способности, когнитивный ресурс человека. В результате такой деятельности, предварительное знание, вытекающие из субъективного опыта обработки информации, постепенно становится более достоверным, определенным, а значит, более ценным. В такой экономике преобладающей формой накопления становится накопление и присвоения нового знания (расширительно объединяющего науку и другие формы знаний), что является основой когнитивного капитализма [84-85; 86, с. 68-71; 87]. Этот вид накопления постепенно заменяет вложения в оборудование и организацию труда, характерные для индустриального этапа капитализма, и становится преобладающим. В свою очередь, господствующая роль знаний начинает менять сложившийся социально-экономический контекст и свидетельствует о наступлении новой социальной реальности. Таким образом, экономика знания требует своей новой экономической теории, чтобы по-новому понять, что такое стоимость, капитал и труд в условиях тотально цифрового мира.

Главная проблема связана с дилеммой знания как товара. Известно, что ключевая производительная сила новой экономики - знания - возникают двояко:

(1) как результат коллективной неоплачиваемой деятельности, как общая культура, живое, основанное на жизненном опыте «самосоздания» и «самосовершенствования» знание и тогда оно не имеет меновой стоимости, поскольку все остальные в социальной группе потенциально обладают похожими знаниями;

(2) как формализованное, отделенное от своего производителя специальное, оплаченное знание (например, результат исследования), но тогда оно отчуждается от своего создателя (благодаря цифровым технологиям) и может самостоятельно функционировать, например, в качестве программного кода, занимая место человеческого труда.

Понятие стоимости и ее природы стало предметом анализа еще в трудах Аристотеля и вошло в мейнстрим экономической теории в XIX веке (теория трудовой и меновой стоимости, маржинализм, теория предельной полезности) [см. детали: 88-89]. Попытки осознать, как трансформируются экономические категории стоимости и капитала в условиях экономики знания, с неизбежностью ведут к очередному варианту известного парадокса стоимости (paradox of value) [90]: для поддержания продуктивности экономики необходимо все сильнее управлять спросом и предложением, чтобы поддерживать стоимость знаний в то время, как стоимость самого знания (благодаря цифровой трансформации) – непрерывно уменьшается, стремясь в пределе к нулю.

Все возрастающий объем отчуждаемых, формализуемых знаний открывает тем самым перспективу экономического развития в сторону такой экономики, при которой производство, требующее все меньше непосредственного труда, распределяет все меньше платежных средств. Из этого следует, что увеличение масштабов отчуждения и формализации знаний в процессе цифровой трансформации в пределе ведут к бесплатной экономике, или экономике изобилия [обзор идей экономики изобилия см, например, 91].

Таким образом, наступающая когнитивная фаза капитализма – это ситуация кризиса традиционного капитализма, поскольку исчезает смысл меновой стоимости. В этих условиях капитализм может трансформироваться и выжить, как капитализм знаний, только если желаемое изобилие человеческого интеллекта (в форме все возрастающего отчуждаемого знания) вновь превратится в дефицит. Однако это, в свою очередь, приводит к усилению роли неотчуждаемого знания, которым могут добровольно обмениваться между собой только люди, но не компьютерные системы или алгоритмы [см., например, 92-95].

Специалисты в области философии и социологии науки видят возможный путь разрешения парадокса в отказе от традиционных представлений о продуктивности как мере эффективности экономической деятельности и переходу к коллективной, или общинной экономике в результате «революции ценностей», когда место материального благополучия занимают ценности саморазвития и самореализации [96-97]. Но пока это - мечта об идеальном.

На текущий момент ясно следующее: внедренные знания экономят огромное количество живого труда, производительность такой цифровой экономики растет, но ученый лишается частной собственности на главный источник стоимости – свои знания, которые, будучи, отчужденными, превращаются в анонимные научные данные [98]. Этот процесс составляет важную (но часто не осознаваемую) часть происходящей цифровой трансформации науки.

Выводы

Академическое понятие цифровой трансформации науки окончательно не сложилось и динамично изменяется сообразно развитию реального феномена. В самом общем виде под цифровой трансформацией науки можно понимать изменение под воздействием цифровых технологий всех аспектов общественных отношений, связанных с производством, оборотом и использованием научных знаний, - от «рабочих инструментов» исследователей и до моделей управления научно-инновационным развитием, от культуры и психологии научного труда до принципов взаимодействия науки с обществом, государством и бизнесом.

Цифровая трансформация науки в разных странах происходит разными темпами, но в целом еще далеко не завершена.

Значительная часть процессов связана с оцифровкой информации и цифровизацией различных сторон деятельности научных работников. Цифровизация, как и любые технологические решения, носит двойственный характер и может сопровождаться как позитивными, так и негативными эффектами. Суммируя ряд наблюдений, в качестве промежуточных выводов можно перечислить ряд противоречий, возникающих в результате цифровизации сферы науки.

1. Цифровизация ускоряет получение научных знаний и помогает повысить эффективность расходования бюджетных средств. Однако представление о том, что финансирование науки являются инвестициями, которые должны приносить прибыль, ведет к снижению в общественном мнении ценности научного поиска вне конкретной пользы.

2. Оцифровка информации и цифровизация процессов научного поиска способствует отделению «сырого знания» от его производителя (ученого) и дает возможность его дальнейшей «переработки» с целью извлечения прибыли. Благодаря цифровым технологиям знание становится общедоступным и может самостоятельно функционировать в виде программного кода.

3. Цифровизация повышает производительность научных команд, ускоряет темпы научных разработок. Полученные научные знания экономят живой труд, снижая себестоимость новых товаров и услуг. При этом производитель знания теряет право собственности на основной источник стоимости.

4. Цифровизация научного управления нивелирует особенности научного поиска в различных отраслях знания, приближая организацию научного производства к индустриальным, конвейерным формам.

5. Цифровизация облегчает глобализацию научных знаний. Однако социально-гуманитарные науки, для которых существенным является национальный историко-культурный и языковый контекст, объективно оказываются в менее благоприятных условиях для развития по сравнению с точными и естественными науками.

6. Цифровизация науки создает возможности как для развития международных коллабораций, так и для усиления реальной и виртуальной миграции [99] научных ресурсов, для оттока талантов. Эти обстоятельства могут противоречить национальным интересам, осложнять решение задач, связанных с повышением международной конкурентоспособности отечественной науки и экономики.

References
1. Siter A. Digital transformation trends to watch in 2019 and beyond // Information Age. 2019. 3 January.
2. Alferov P.A., Maslennikov S.A. Pyat' stsenariev tsifrovoi transformatsii // Harvard Business Review. 2019. 11 marta.
3. Westerman G., Bonnet D., McAfee A. The Nine Elements of Digital Transformation. Reprint № W29546. Cambridge, MA: MIT Sloan Management Review, 2014.
4. Fitzgerald M., Kruschwitz N., Bonnet D., Welch M. Embracing Digital Technology: A New Strategic Imperative. Cambridge, MA: MIT Sloan Management Review, 2013.
5. Housewright R., Schonfeld R.C. Ithaka’s 2006 studies of key stakeholders in the digital transformation in higher education. Ithaka, NY: ITHAKA, 2008. – 34 p.
6. IT Leadership in Transition - The Impact of Digitalization on Finnish Organizations / Eds. J. Collin, K. Hiekkanen, J.J. Korhonen, H. Marco, T. Itälä, M. Helenius. Department of Computer Science. Helsinki, Finland: Aalto University, 2015. – 121 p.
7. Vogelsang M. Digitalization in Open Economies. Theory and Policy Implications. Heidelberg: Physica-Verlag HD (Springer), 2010. – 270 p.
8. Digital Business Ecosystems / Eds. F. Nachira, A. Nicolai, P. Dini, M. Le Louarn, L.R. Leon. Luxembourg: Office for Official Publications of the European Communities, 2007. – 20 p.
9. Bughin J., LaBerge L., Mellbye A. The case for digital reinvention // McKinsey Quarterly. 2017. February.
10. Dombrovskii Ya.K., Pushina A. Na kakie tendentsii tsifrovoi transformatsii obratit' vnimanie v 2019 godu // ESM-Journal. 14 fevralya 2019 g. URL: https://ecm-journal.ru/docs/Na-kakie-tendencii-cifrovojj-transformacii-obratit-vnimanie-v-2019-godu.aspx (data obrashcheniya: 20.12.2019).
11. Aleinik N. Chto takoe tsifrovaya transformatsiya i chem ona otlichaetsya ot tsifrovizatsii i Industrii 4.0 // Rusbase. 11 dekabrya 2019 g. URL: https://rb.ru/story/what-is-digital-transformation/ (data obrashcheniya: 20.12.2019).
12. Bharosa N., Janssen M., van Wijk R., de Winne N., van der Voort H., Hulstijn J., Tan Y.-H. Tapping into existing information flows: The transformation to compliance by design in business-to-government information exchange // Government Information Quarterly. 2013. Vol. 30 (Supplement 1). S.9-18.
13. Mithas, S., Tafti A., Mitchell W. How a Firm’s Competitive Environment and Digital Strategic Posture Influence Digital Business Strategy // MIS Quarterly. 2013. Vol. 37. No 2. P. 511-536/
14. Hansen A.M., Kraemmergaard P., Mathiassen L. Rapid Adaptation in Digital Transformation: A Participatory Process for Engaging IS and Business Leaders // MIS Quarterly Executive. 2011. Vol. 10. No 4. P. 175-185.
15. Digital Transformation: a Roadmap for billion-dollar organizations. Findings from phase 1 of the digital transformation study conducted by the MIT Center for Digital Business and Capgemini Consulting. 2011. URL: https://www.capgemini.com/resources/digital-transformation-a-roadmap-for-billiondollar-organizations/ (data obrashcheniya: 20.12.2019).
16. Reis J., Amorim M., Melão N., Matos P. Digital Transformation: A Literature Review and Guidelines for Future Research // Trends and Advances in Information Systems and Technologies. WorldCIST'18 2018. Advances in Intelligent Systems and Computing. Vol. 745. Springer, Cham, 2018. Pp. 411-421.
17. Morakanyane R., Grace A., O'Reilly P. Conceptualizing Digital Transformation in Business Organizations: A Systematic Review of Literature // 30th Bled eConference Digital Transformation - From Connecting Things to Transforming Our Lives. Bled, Slovenia. June 18-21, 2017.
18. Hanna N.K. Mastering Digital Transformation: Towards a Smarter Society, Economy, City and Nation. Bingley, UK: Emerald Group Publishing, 2016. – 432 p.
19. Loebbecke C., Picot A. Reflections on Societal and Business Model Transformation Arising From Digitization and Big Data Analytics: A Research Agenda // Journal of Strategic Information System. 2015. Vol. 24. No 3. P. 149-157.
20. Berman S., Marshall A. The next digital transformation: from an individual centered to an everyone-to-everyone economy // Strategy & Leadership. 2014. Vol. 42. No 5. Pp. 9–17.
21. Bounfour A. Digital futures, digital transformation: from lean production to acceluction. Cham, ZG (Switzerland): Springer International Publishing, 2016. – 154 p.
22. Tapscott D., Tapscott A. Blockchain Revolution: How the Technology Behind Bitcoin Is Changing Money, Business, and the World. New York: Portfolio (Penguin Books), 2016. – 368 p.
23. Tapscott, D. The digital economy: promise and peril in the age of networked intelligence. New York: McGraw-Hill, 1997. – 342 p.
24. Buchan N. E. Fatas, Grimalda G. Connectivity and Cooperation: The Oxford Handbook of Economic Conflict Resolution / R. Croson and G.E. Bolton (Eds.). Oxford: Oxford University Press, 2012. – 432 p.
25. Gurnani C.P. The Role of Connectivity in Reshaping the World // Huffpost. 25 Jan. 2014. URL: https://www.huffpost.com/entry/the-role-of-connectivity-in-reshaping-the-world_b_4665180?guccounter=1&guce_referrer=aHR0cHM6Ly93d3cuZ29vZ2xlLmNvbS8&guce_referrer_sig=AQAAAFGuIXbXTw3_jzM_arDmXdNr9xp1DQYnCE8bPe28Xz6kekOn74vTdSaauzMP3otm7k6hRATfyqeOpb5KSR5a3UJVs6_U1KFwL046zmfcs0ZXYIxxdIgGHmesR8gkhW_vOFGqJpVzf90Gdqd7uP_vkr5HFlN0Fckv65HqIbEDN32h (data obrashcheniya: 20.12.2019).
26. Lakaniemi I. Connectivity and the Information Society / OECD workshop on More Coherent Policies for More Inclusive Growth and Development, Session 1, 2015. URL: http://www.oecd.org/gov/pcsd/39717155.pdf (data obrashcheniya: 20.12.2019).
27. Hernandez G., Weber V. From people to things: Building global connectivity // OECD Observer. 2016. No 307. Q3. URL: http://oecdobserver.org/news/fullstory.php/aid/5587/From_people_to_things:_Building_global_connectivity_.html (data obrashcheniya: 20.12.2019).
28. Why Connectivity Matters: Discussion Paper. GICA,10 May 2018. – 18 p. URL: https://www.gica.global/sites/gica/files/Discussion-Paper-Why-Connectivity-Matters-May-10-2018.pdf (data obrashcheniya: 20.12.2019).
29. Bloomberg J. Digitization, Digitalization, and Digital Transformation: Confuse Them at Your Peril // Forbes. 2018. April 29.
30. Sokolov I.A. Tsifrovaya transformatsiya nachalas' s nauki // Kommersant''-Nauka. 2018. № 54. 30 noyabrya. S. 39.
31. Ulyanova S., Nikiforova N., Sidorchuk I. Representation of Cybernetics and Network Projects in the Soviet Society during the 1960s-1970s: the Socio-Political Context of Information Technologies // 4’th International Conference on Computer Technology in Russia and in the Former Soviet Union. Zelenograd. 3-5 October 2017. P. 191-196.
32. Kuteinikov A. V., Shilov V. V. Poslednyaya popytka reanimirovat' proekt obshchegosudarstvennoi avtomatizirovannoi sistemy upravleniya sovetskoi ekonomikoi (OGAS). Pis'mo A. I. Kitova M. S. Gorbachevu, 1985 // Voprosy istorii estestvoznaniya i tekhniki. 2013. T. 34. № 2. S. 100-109.
33. Kuteinikov A. V., Shilov V. V. ASU dlya SSSR: pis'mo A. I. Kitova N.S. Khrushchevu, 1959 g. // Voprosy istorii estestvoznaniya i tekhniki, 2011. T. 32. № 3. S. 45-52.
34. Bokarev Yu.P. SSSR i stanovlenie postindustrial'nogo obshchestva na Zapade, 1970-1980-e gody. M.: Nauka 2007. - 381 s.
35. Suvarna N. How Digital Disruption Impacts Manufacturing Industry // Hexaware. 2018. September 27.
36. Dean D.H. Examining the rise of digital-native enterprises: The need for agile connectivity and edge computing // CloudTech. 2018. November 6.
37. IDC Sees the Dawn of the DX Economy and the Rise of the Digital-Native Enterprise // Business Wire. 2016. November 1.
38. Digitalizing Consumption: How devices shape consumer culture / Eds. F. Cochoy, J. Hagberg, M.P. McIntyre, N. Sörum. Abington-on-Thames, UK: Routledge, 2017. – 270 p.
39. Shvab K. Chetvertaya promyshlennaya revolyutsiya. - M.: Eksmo, 2016. – 138 s.
40. Digital sociology: Critical perspectives / Eds. K. Orton-Johnson, N. Prior. - Hampshire, UK: Palgrave Macmillan, 2013. – 249 p.
41. Lupton D. Digital sociology. - Oxon, UK: Routledge, 2014. – 230 p.
42. Marres N. Digital sociology: The reinvention of social research. - Cambridge, UK: Wiley, 2017. – 232 p.
43. Castells M. Networks of Outrage and Hope: Social Movements in the Internet Age. - Cambridge, UK: Polity Press, 2012. – 200 p.
44. Lash S. Power after Hegemony: Cultural Studies in Mutation? // Theory, Culture & Society. - 2007. - Vol. 24. - № 3. - P. 55-78.
45. Vaidhyanathan S. The Googlization of Everything (And Why We Should Worry). - Oakland, CA: University of California Press, 2011. – 280 p.
46. Featherstone, M. Ubiquitous Media: An Introduction // Theory, Culture & Society. - 2009. - Vol. 26. - № 2-3. - P. 1-22.
47. Smith R. So what? Why study mobile media and communication? // Mobile Media & Communication. - 2013. - Vol. 1. - № 1. - P. 38-41
48. Mackenzie A. The Performativity of Code: Software and Cultures of Circulation // Theory, Culture & Society. - 2005. - Vol. 22. - № 1. - P. 71-92.
49. Webster F. Theories of the Information Society. 3td edition. - Oxon, UK: Routledge, 2013. – 314 p.
50. Mowshowitz A., Turoff M. The digital society // Communications of the ACM. - 2005. Vol. 48. - № 10. - P. 32-35.
51. Bell D. Gryadushchee postindustrial'noe obshchestvo. - M.: Akademiya, 1999. – 578 s.
52. Bodriiar Zh. V teni molchalivogo bol'shinstva, ili Konets sotsial'nogo / Per. s fr. N. V. Suslova. - Ekaterinburg: Izdatel'stvo Ural'skogo universiteta, 2000. – 96 s.
53. Toffler E. Tret'ya volna. - M.: AST, 2010. - 784 s.
54. Castells M. The Rise of the Network Society: The Information Age: Economy, Society and Culture. Vol. 1. - Cambridge, MA; Oxford, UK: Blackwell, 1996. – 556 p.
55. Connors M. The Race to the Intelligent State. - Oxford: Blackwell, 1993. – 221 p.
56. Duff A. S. Information Society Studies. - Routledge, 2000. – 214 p.
57. Porat M. U. The Information Economy: Definition and Measurement. - Washington, DC: US Dept. of Commerce, Office of Telecommunications Special Publication, 1977. - 256 p.
58. Poster M. The Mode of Information: Poststructuralism and Social Context. - Cambridge, MA: Polity Press, 1990. – 286 p.
59. The Computer Age: A Twenty-Year View / Eds. M. Dertouzos, J. Moses. - Cambridge, MA: MIT Press, 1979. – 510 p.
60. Urry J. Sociology beyond Societies: Mobilities for the Twenty-first Century. Routledge, 2000. – 255 p.
61. Ignatow G., Robinson L. Pierre Bourdieu: theorizing the digital // Information, Communication & Society. - 2017. - Vol. 20. - № 7. - P. 950-966.
62. Van Dijk J. The network society. 3td edition. - London: SAGE. 2012. – 326 p.
63. Castells M. The Power of Identity. The Information Age: Economy, Society and Culture Vol. II. - Cambridge, MA; Oxford, UK: Blackwell, 1997. – 461 p.
64. Castells M. End of Millennium. The Information Age: Economy, Society and Culture Vol. III. - Cambridge, MA; Oxford, UK: Blackwell, 1998. – 418 p.
65. Anttiroiko A-V. Castells’ network concept and its connections to social, economic and political network analyses // Journal of Social Structure. - 2015. - Vol. 16. - № 11. - P. 1-18.
66. Schiller H.I. The Mind Managers. - Boston, MA: Beacon Press, 1973. – 214 p.
67. Schiller H.I. Culture, Inc.: The Corporate Takeover of Public Expression. - New York: Oxford University Press. 1989. – 208 p.
68. Habermas J. Strukturwandel der Öffentlichkeit. Untersuchungen zu einer Kategorie der bürgerlichen Gesellschaft. - Frankfurt a. M.: Suhrkamp Verlag, 1962. – 291 s.
69. Habermas J. Theorie des kommunikativen Handelns. - Suhrkamp Verlag, 1981. – 237 s.
70. Habermas J. The Structural Transformation of the Public Sphere: An Inquiry into a category of Bourgeois Society. - Cambridge, UK: Polity Press, 1989. – 305 p.
71. Giddens A. A Contemporary Critique of Historical Materialism. Vol. 2. The Nation State and Violence. - Cambridge, UK: Polity Press, 1985. – 399 p.
72. Giddens A. Modernity and Self-Identity: Self and Society in the Late Modern Age. -Cambridge, UK: Polity Press, 1991. – 264 p.
73. Giddens A. Social Theory and Modern Sociology. - Cambridge, UK: Polity Press, 1987. – 310 p.
74. Vyzovy tsifrovogo budushchego i ustoichivoe razvitie Rossii: Sotsial'no-politicheskoe polozhenie i demograficheskaya situatsiya v 2017-2018 godakh / Koll. monografiya pod red.G.V.Osipova, S.V.Ryazantseva, V.K.Levashova, T.K.Rostovskoi. – M.: ISPI RAN, 2018.- 716 s.
75. Aglietta M. Régulation et crises du capitalism. L'expérience des Etats-Unis. - Paris: Calmann-Lévy, 1976. – 334 p.
76. Lipietz A. Mirages et miracles. Problèmes de l'industrialisation dans le Tiers-Monde. -Paris: La Découverte, 1985. – 189 p.
77. Lipietz A. Le Capital et son espace. - Paris: F. Maspero, 1977. – 165 p.
78. Tapskott D. Elektronno-tsifrovoe obshchestvo. - M.: Refl-buk, 1999 – 432 s.
79. Osipov G. V. Biosfera, sotsial'naya real'nost' i sotsial'no-gumanitarnoe znanie // Biosfera. - 2009. - T. 1. - № 1. - S. 111-117.
80. Osipov G.V. Novye sotsial'nye real'nosti: ugrozy i vyzovy XXI veka // Razvitie i ekonomika. - 2014. - № 9. - S. 106-115.
81. Osipov G.V., Karepova S.G., Klimovitskii S.V. Novaya sotsial'naya real'nost' kak ob''ekt sotsial'nogo konstruirovaniya // Sotsial'no-gumanitarnye znaniya. - 2014. - № 6. - S. 246 – 258.
82. Sovremennaya sotsial'naya real'nost' Rossii i gosudarstvennoe upravlenie. Sotsial'naya i sotsial'no-politicheskaya situatsiya v Rossii v 2012 godu / Pod red. G.V. Osipova, S.G. Karepovoi. T. 1. - M.: ISPI RAN, 2014. - 273 s.
83. Mackenzie A. The Performativity of Code: Software and Cultures of Circulation // Theory, Culture & Society. 2005. Vol. 22. № 1. P. 71-92.
84. Danielyan N.V. Kognitivnyi kapitalizm kak novaya sotsial'no-ekonomicheskaya kontseptsiya // Ekonomicheskie i sotsial'no-gumanitarnye issledovaniya. 2016. № 1. S. 63-67.
85. Gorts A. Nematerial'noe: znanie, stoimost' i kapital / per. s angl. M.M. Sokol'skoi. M.: Izd. dom GU-VShE, 2010. - 208 s.
86. Stepashin S.V. Gosudarstvennyi audit i ekonomika budushchego. M.: Nauka, 2008. – 608
87. Pol're B. Kognitivnyi kapitalizm na marshe // Politicheskii zhurnal. 2008. № 2 (179). S. 66-72.
88. Shumpeter I.A. Istoriya ekonomicheskogo analiza. v 3-kh tomakh. T. 1 / per. s angl. pod red. V.S. Avtonomova. SPb: Ekonomicheskaya shkola, 2004. - 494 s.
89. Peftiev V.I. Kontseptsii stoimosti v ekonomicheskoi teorii: svyaz' vremen? // Yaroslavskii pedagogicheskii vestnik. 2010. №3. S. 75-80.
90. Sandelin B., Trautwein H.-M., Wundrak R. A Short History of Economic Thought. Abingdon, UK: Routledge (Taylor & Francis Group), 2014. – 128 p.
91. Hoeschele W. The Economics of Abundance: A Political Economy of Freedom, Equity, and Sustainability. Abingdon, UK: Routledge (Taylor & Francis Group), 2010. – 258 p.
92. Hetherington S, How to Know: A Practicalist Conception of Knowledge. Hoboken, NJ: Wiley-Blackwell, 2011. – 304 p.
93. Goffin K., Koners U. Tacit Knowledge, Lessons Learnt, and New Product Development // Journal of Product Innovation Management. 2011. Vol. 28. No 2. P. 300–318.
94. Lam A. Tacit knowledge, organizational learning and societal institutions: An integrated framework // Organization Studies. 2000. Vol. 2. No 3. P. 487-513.
95. Polanyi M. The Tacit Dimension. Chicago, Il: University of Chicago Press, 1966. – 128 p.
96. Inglehart R.F. Cultural Evolution: People's Motivations are Changing, and Reshaping the World. Cambridge, UK: Cambridge University Press, 2018. – 288 p.
97. Maslou A. Motivatsiya i lichnost'. / per. s angl. A.M. Tatlybaevoi. SPb: Evraziya, 1999. - 478 s.
98. Yanik A.A. Tsifrovoe obezlichivanie nauchnykh rezul'tatov kak neuchtennyi risk modernizatsii sistemy upravleniya naukoi v Rossiiskoi Federatsii // NB: Administrativnoe pravo i praktika administrirovaniya. 2019. № 6. S. 1-10.
99. Aneesh A. Virtual migration: The programming of globalization. – Durham; L.: Duke univ. press, 2006. – 208 p.