Рус Eng Cn Translate this page:
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Library
Your profile

Back to contents

History magazine - researches
Reference:

The Soviet–Japanese Neutrality Pact of April 13, 1941: China's response

Yan Itin

Postgraduate student, the department of Russian History of the XX – XXI centuries, M. V. Lomonosov Moscow State University

119991, Russia, Moskovskaya oblast', g. Moscow, ul. Lomonosovskii Prospekt, 27/4

jan.itmsu311@yandex.ru

DOI:

10.7256/2454-0609.2021.2.35602

Received:

28-04-2021


Published:

07-05-2021


Abstract: The subject of this research is response of the government, political parties, and society of the Republic of China to signing the Neutrality Pact between the USSR and Japan on April 13, 1941 – one of the crucial bilateral agreements of the World War II, which entailed fundamental changes to the Far Eastern international system. The Soviet-Japanese Neutrality Pact negatively affected the relations between the Soviet Union and the Republic of China. The goal of this work is to objectively assess the impact of the Soviet-Japanese Neutrality Pact of April 13, 1941 upon the domestic and foreign policy of the Chinese government, as well as further development of the Sino-Soviet relations. The novelty of this work consists in the fact that based on the poorly studied Russian and foreign documentary materials, the author examines the questions that have been rarely touched upon within the Russian historiography, such as: China’s response to conclusion of the Neutrality Pact between the USSR and Japan; its effect upon Sino-Soviet relations. The conclusion is made that the Soviet-Japanese Neutrality Pact of April 13, 1941, which marked the most difficult moment of the Sino-Japanese War, was a psychological blow to China. The position of the Kuomintang government was ambivalent: on the one hand, it refrained from the public anti-Soviet propaganda; while on the other hand, used dissatisfaction of China’s population to enhance pressure on its major political opponent – China’s Communist Party. Therefore, the Sino-Soviet relations in general did not experience severe problems; however, the internal split in the Chinese society has worsened, which substantially undermined the formation of Second United Front.


Keywords:

Soviet-Japanese neutrality, Far eastern international situation, Far Eastern policy of the USSR, Soviet-Japanese relations, Soviet-Chinese relations, the Japanese-Chinese war, China's foreign policy, Chiang Kai-shek, foreign policy position CCP, China's internal split

This article written in Russian. You can find original text of the article here .

Постановка проблемы

Советско-японский Пакт о нейтралитете 13 апреля 1941 г. – один из важнейших международных договоров в годы войны, который не только оказал значительное влияние на развитие международных отношений своего времени, но и послужил источником разногласий в исторических взглядах в наши дни между Россией, Японией, а также Китаем. Япония продолжает обвинять СССР в том, что в августе 1945 г. он «нарушил» нейтралитет и «неправомерно» вступил в войну против Японии, а в Китае, якобы, забыли о советской помощи 1937-1941 гг. в борьбе против японских захватчиков из-за сохранения памяти о «предательстве» СССР 13 апреля 1941 г. Учитывая то, что международные отношения на Дальнем Востоке и по сей день в определенной степени не преодолели негативные последствия Второй мировой войны, исследование данной темы представляет актуальность.

Степень изученности проблемы. В современной российской историографии, посвященной исследованию советско-японских отношений в период Второй мировой войны, существует значительные пробелы. Например, тема Советско-японского Пакта о нейтралитете 13 апреля 1941 г. – история его заключения, соблюдения и аннулирования уже широко освящена в трудах таких известных историков-международников, как Б.Н. Славинского [16], А.А. Кошкина [10] и К.Е. Черевко [23] и д., и также в работах исследователей нового поколения В.Э Молодякова [15], В.В. Кузьминкова [11] и т.д. Однако о реакции международного сообщества на подписание этого исторического соглашения и его воздействии на формирование международного имиджа СССР речь почти вообще не идет.

В развитии советско-японских отношений особую роль сыграл Китай. Значительным прогрессом в отечественной историографии является введение в научный оборот проф. Л.Е. Гришаевой сущностного термина «Сдерживающий фактор Китая» [3, с. 22; 4, с. 22; 5, с. 64; 6, с. 10]: «Во-первых, Китай был главной сценой взаимодействия и конфликтов между Японией и СССР. Во-вторых, любые изменения в советско-японских отношений во многом зависели от Китая» [3, с. 80]. Следует отметить, что проф. Л.Е. Гришаева до сих пор также является единственным российским исследователем, обратившим внимание на негативное восприятие китайским правительством советско-японского договора 13 апреля 1941 г.

Советско-японский договор от 13 апреля 1941 г. является одной из самых обсуждаемых тем в современной историографии КНР и Тайваня. Из новейших исследований ученых КНР большой интерес вызывают труды Цао И (кт. 曹艺) [20] и Дэн Е (кт. 邓野) [8], в которых дана положительная оценка советской внешней политики данного периода. В них подчеркивается, что подписание с Японией пакта о нейтралитете послужило стабилизирующим фактором в советско-японских отношениях и не принесло Китаю никакого ущерба. А в последних работах тайваньских историков-международников, представителем которых является проф. Ци Сишэн (кт. 齐锡生) [21], советско-японский договор от 13 апреля 1941 г. осуждается как одностороннее предательство СССР, между тем, игнорировано важное значение советской военной и материальной поддержки для Китая в первые годы войны. Дискуссия по этой теме продолжается.

Цель данной статьи состоит в том, чтобы ответить на вопросы, которые крайне редко затрагивались в российской историографии, а именно: как Китай воспринял заключение пакта о нейтралитете между СССР и Японией? Насколько советско-японский договор 13 апреля 1941 г. затронул советско-китайские отношения? Как советско-японский компромисс повлиял на внутреннюю и внешнюю политику гоминьдановского правительства?

Состояние источниковой базы. Источниковая база работы представлена как опубликованными материалами, касающимися реакции разных политических сил Китая на советско-японский договор 13 апреля 1941 г. (в т.ч., записи совещаний и бесед, телеграммы, публичные заявления КПК и Гоминьдана, газетные передовые статьи и др.), так и источниками личного происхождения – дневниками и мемуарами свидетелей и участников ключевых вех внешней политики СССР и Китая в конце 1930-х – начале 1940-х гг. Современное осмысление этих документальных материалов позволяет рассмотреть советско-японский договор 13 апреля 1941 г., внешнюю политику СССР описываемого периода с позиции Китая – именно в этом заключается новизна данного исследования.

Реакция правительства Гоминьдана

на заключение между СССР и Японией Пакта о нейтралитете 13 апреля 1941 г.

Переговоры между СССР и Японией с целью урегулирования двухсторонних отношений начались осенью 1939 г. – в самый разгар японо-китайской войны, которая являлась важной частью Второй мировой войны. Для китайской армии, не выдержавшей атаку врага и отступавшей по всему фронту, советская военная и экономическая поддержка была значимой как никогда. Договоренности СССР и Японии вполне могли привести к ухудшению советско-китайских отношений и даже к прекращению советской помощи Китаю в антияпонской борьбе, что не могло не вызвать сильного опасения у китайского руководства.

Для генералиссимуса Чан Кайши и его соратников первым тревожным сигналом послужил доклад Наркома Иностранных дел СССР В.М. Молотова на Внеочередной 5-й сессии Верховного Совета СССР 31 октября 1939 г., в котором Молотов полностью умолчал о советско-китайских отношениях, но, между тем, оптимистически оценил развитие отношений СССР и Японии: «За последнее время в советско-японских отношениях имеется известное улучшение... мир был полностью восстановлен на монголо-маньчжурской границе. Тем самым был сделан первый шаг к улучшению советско-японских отношений... Кроме того, выяснилась возможность приступить к переговорам по вопросам советско-японской торговли» [2, с.22-23]. Это произвело сильное впечатление на лидеров гоминьдановского правительства.

4 ноября 1939 г. Ван Шицзе (кт. 王世杰, 1891-1981) – министр пропаганды гоминьдановского правительства, фактически отвечавший за внешнюю политику Китая – записал в дневнике, что Молотов в своем докладе «ни единым словом не упомянул о Китае, только выразил желание улучшить отношения с Японией – это может привести к непредсказуемым изменениям в дальневосточной политике СССР» [1, с.178]. На беседе с советским послом А.С. Панюшкиным 8 ноября 1939 г. и в письме И.В. Сталину от 1 декабря 1939 г. Чан Кайши упоминал, что сближение СССР с Японией приведет к серьезным последствиям: международный авторитет Японии будет повышен, США и Великобритания в отношении Японии снова будут проводить политику «умиротворения», Китай будет полностью оккупирован японской армией [26, с.350-355, c.356-357]. Тем временем, всем зарубежным дипломатическим представительствам Китая было отправлено указание Чан Кайши: «Использовать все возможности следить за переговорами между Москвой и Токио, доложить вовремя и любым способом помешать достижению между ними соглашения» [19, с.23]. Таким образом, в 1939-1940 гг. сбор сведений о советско-японских переговорах стал одной из приоритетных задач китайской дипломатии.

В марте - апреле 1941 г., во время визита министра иностранных дел Японии Мацуока Есукэ (яп. 松岡洋右, 1880-1946) в Германию и Италию, в Китае появились слухи о том, что настоящая цель поездки Мацуока в Европу была «проездом» посетить Москву и подписать со Сталиным договор о ненападении [22, с.229]. С тех пор тема советско-японских отношений часто доминировала в заголовках китайских газет. 20 марта 1941 г. армейская газета «Саодан Бао» (кт. «扫荡报», ''Карательная газета'') писала: «Мацуока пытается одновременно подладиться и к Германии, и к Советскому Союзу. Вряд ли у него получится» [20, с.50]. 9 апреля 1941 г. партийная газета Гоминьдана «Чжун-ян Жибао» (кт. «中央日报», ''Центральный дневник'') писала: «СССР и Япония не подпишут никакое соглашение, т.к. между двумя странами существует куча неразрешенных вопросов, между тем, советское правительство не может не учитывать интересы Китая, с которым имеет пакт о ненападении (21 августа 1937 г.) [20, с.50]. Вовсе не странно, что 13 апреля 1941 г., после получения сообщения о подписании СССР и Японией Пакта о нейтралитете, первоначальная реакция китайского правительства, по словам военного атташе СССР В.И. Чуйкова, была «чрезвычайно нервозной», «среди правительственных и гоминьдановских деятелей царили растерянность и даже паника» [27, с.36] – к тому времени большинство китайцев питало надежду на то, что Советский Союз ничего не подпишет с Японией.

Для Китая самым неприемлемым пунктом в советско-японском договоре 13 апреля 1941 г. была статья о взаимном уважении территориальной ценности Монгольской Народной Республики и Маньчжоу-го, которая, по мнению китайцев, являлась нарушением суверенитета Китая. По решению расширенного совещания ЦК Гоминьдана, 14 апреля 1941 г. МИД Китая заявил о непризнании права иностранных правительств решать вопросы, связанные с Маньчжурией и Внешней Монголией, помимо Китая [26, с.228-229]. Резкая критика СССР также встречалась в самой читаемой китайской интеллигентной газете «Дагунбао» (кт. «大公报», ''Газета всеобщей справедливости''), которая писала 6 апреля 1941 г.: «На протяжении 20-30 лет китайская интеллигенция доверяла СССР в него политике поддержки угнетенных народов, в том числе и Китай. Теперь получается, что мы ошиблись» [8, с.213]. С тех пор антисоветское настроение начало охватывать общество Китая.

Однако, учитывая важность советской поддержки в китайской антияпонской борьбе, Чан Кайши и большая часть гоминьдановских лидеров согласились в том, что должно реагировать на советско-японский договор 13 апреля 1941 г. максимально спокойно и сдержанно. 15 апреля 1941 г. Ван Шицзе лично провел разговоры с лицами, отвечавшими за пропагандистскую, общественную и молодежную работу партии и страны, повторно подчеркивая, чтобы «нигде и ни у кого не было никаких экстремистских антисоветских высказываний» [1, с.57]. В результате, в конце апреле – мае 1941 г. под воздействием гоминьдановской пропагандистской машины во всех официальных газетах критика СССР постепенно исчезала.

Кроме того, Чан Кайши, как военный полководец, с военной точки зрения воспринял советско-японский договор 13 апреля 1941 г. как символ приближения перелома войны. На экстренном военном совещании 14 апреля 1941 г. Чан полагал, что поспешное подписание СССР и Японией пакта о нейтралитете означает одно – скоро война будет развиваться по двум линиям: первая – в Европе, между Нацистской Германией и СССР; вторая – в Юго-восточной Азии, между Японией и западными державами. Начальник генштаба генерал Сюй Юнчана (кт. 徐永昌, 1887-1959) записал в дневнике, что к данному моменту большинство участников совещания не могло согласиться со «смелыми предсказаниями» генералиссимуса [18, с.82-83]. 24 апреля 1941 г. Чан Кайши лично подготовил длинную телеграмму для всех высших командиров гоминьдановской армии, подчеркивая, что советско-японский договор 13 апреля 1941 г. является «результатом временного взаимного обмана» между СССР и Японией и не принесет Китаю никакой ущерб. Тем более, приближающееся японо-американское и советско-германское столкновение поспособствует улучшению собственного положения Китая [9, с.133-140]. В дневнике 30 апреля 1941 г. Чан записал, что его телеграмма сыграла важную роль в сохранении боевого духа армии [9, с.170].

Таким образом, несмотря на первоначальное разочарование и даже отвращение к советско-японскому договору 13 апреля 1941 г., понимая, что СССР – партнер №1 в китайской антияпонской войне, гоминьдановское руководство предприняло существенные шаги для успокоения общественного мнения и армии. К тому же, советская сторона неоднократно уведомляла китайское правительство, что договор с Японией 13 апреля 1941 г. не затрагивает советско-китайские отношения, соответственно, СССР не собирается прекращать помощь Китаю [7, с.577, 599]. Вплоть до второй половины 1944 г. в Китае работали советские военные советники [14, с.348], которые сыграли значительную роль в разгроме японского милитаризма и в обеспечении безопасности советского Дальнего Востока в годы Великой Отечественной войны.

КПК: интернационализм или национализм?

Весной 1941 г., когда между СССР и Японией активно шли переговоры с целью урегулирования двухсторонних отношений, в Китае усугубился внутренний раскол: в январе 1941 г. на юге провинции Аньхоя произошел крупнейший вооруженный конфликт за все время Второй мировой войны между войсками Гоминьдана и Коммунистической партии Китая (КПК), в котором погибло около 4000 коммунистов, вследствие чего межпартийный единый антияпонский фронт был расколот.

Несчастный инцидент на юге Анхоя вызвал у советского правительства решительный протест. В советско-китайских отношениях появилась «новая трещина», которая, по мнению лидера КПК Мао Цзэдуна, послужит благоприятным моментом для Японии достичь компромисса с СССР. В телеграмме от 17 марта 1941 г. Мао дальновидно предупредил о возможном скором подписании советско-японского соглашения и подчеркнул, что такое соглашение приведет только к углублению внутреннего раскола Китая [12, с.319]. Как показало дальнейшее развитие событий, он был прав.

После заключения советско-японского пакта о нейтралитете от 13 апреля 1941 г., КПК, политически подчиненная Коминтерну с момента своего основания, сразу объявила о своей поддержке данного соглашения. 15 апреля 1941 г. в партийной газете «Синьхуа Жибао» (кт. «新华日报», ''Дневник Нового Китая'') опубликовал заявление ЦК КПК, в котором отмечено важное значение советско-японского договора от 13 апреля 1941 г. для безопасности советского Дальнего Востока: «Хасанские и Халхин-гольские бои произошли на советско-монгольско-маньчжурской границе, естественно, советско-японские переговоры не могли не касаться вопросов Внешней Монголии и Маньчжоу-го. Только политические спекулянты ожидают новой советско-японской войны, из которой они смогут получить выгоды. Для СССР важно одно – чтобы Маньчжурия не стала плацдармом вторжения на советскую территорию. Уничтожение японских захватчиков в Маньчжурии - наши свои задачи в будущем. Мы искренне верим, что Советский Союз по-прежнему остается нашим союзником в священной национально-освободительной борьбе» [20, с.81].

Заявление КПК, носившее явный характер оправдания советско-японской договоренности относительно Маньчжоу-го и Внешней Монголии, вызвало резкую критику со всех сторон. 19 апреля 1941 г. Мао получил донесение Чжоу Эньлая – зампредседателя КПК, возглавившего делегацию КПК при гоминьдановском правительстве в столице Чунцине, что заявление КПК 15 апреля 1941 г. разочаровало многих беспартийных демократов и даже левых деятелей [13, с.333]. В тот же день девять известных беспартийных общественных деятелей во имя «Ассоциации Национального спасения» опубликовали публичное письмо советскому послу А.С. Панюшкину, в котором выражено сожаление за то, что советско-японский договор 13 апреля 1941 г. являлся нарушением советской стороной советско-китайского договора о ненападении 21 августа 1937 г. и советско-китайского соглашения 31 мая 1924 г., статья 5 которого подтвердила признание китайской принадлежности Внешней Монголии [8, с.216-217]. Это письмо, по мнению гоминьдановского руководства, символизировало падение авторитета коммунистов в китайском обществе. В апреле – мае 1941 г., несмотря на то, что китайское правительство сознательно воздержалось от антисоветской пропаганды, но, по ряду прямых директив ЦК Гоминьдана острие критики было направлено против КПК – все массовые газеты атаковали КПК за «безусловное подчинение своей ''второй родине'' – Москве» «нехватку национальной совести» и т.д. [20, с.140-149]. Коммунисты как никогда оказывались в изоляции в китайском обществе.

Заключение советско-японского договора 13 апреля 1941 г. также непосредственно повиляло на антияпонскую партизанскую войну в Маньчжурии, которой руководил маньчжурский комитет КПК. По воспоминанию генерала Чжоу Баочжуна (кт. 周保中, 1902-1964) – одного из главных командиров партизанских отрядов, весной 1941 г. УНКВД по Хабаровскому Краю из опроса захваченного японского агента узнало, что японская разведка уже выяснила, что китайские партизанские войска в Маньчжурии получили поддержку прямо от Советского Союза [24, с.589-590]. Именно поэтому, чтобы не дать японцам повод обвинить СССР в нарушении советско-японского договора 13 апреля 1941 г., в апреле 1941 г. штаб советской дальневосточной армии решил временно перестать отправлять обратно в Маньчжурию китайских партизан, оставшихся в то время на советской территории за продовольствие и медицинскую помощь. 26 мая 1941 г. маньчжурский комитет КПК заявил о понимании и поддержке решения СССР [25, с.379-382]. По договоренности обеих сторон оставшиеся в СССР китайские партизаны вошли в состав РККА и стали основой сформированной в 1942 г. 88-я отдельной стрелковой бригады, которая сыграла важную роль в советской наступательной операции против Квантунской Армии в августе 1945 г.

Вне всякого сомнения, совершено различная реакция КПК, Гоминьдана и беспартийных демократов на заключение советско-японский договор 13 апреля 1941 г. усугубила внутренний раскол китайского общества. Общественное мнение было сознательно использовано гоминьдановским правительством для начала новой «пропагандистской войны» против китайских коммунистов с целью укрепить лидерство Гоминьдана в стране. Отношения между КПК и Гоминьданом обострились, и стали еще более напряженными: участились мелкомасштабные столкновения на передовой линии, что угрожало существованию единого антияпонского национального фронта, созданного в 1937 г. благодаря посредничеству СССР, и в определенной степени предрекло развязывание гражданской войны после победы над Японией 1945 г.

Заключение

Таким образом, советско-японский договор от 13 апреля 1941 г. был заключен в самый тяжелый момент японо-китайской войны как важной составной части Второй мировой войны. Для СССР, учитывая его геополитическое положение, особенно важно было избежать войны на два фронта, как в Европе, так и в Азии. Именно поэтому СССР стремился в какой-то мере обезопасить себя, и вынужден был предпринимать шаги по сдерживанию стран «Оси», в частности, нацистской Германии на европейском направлении и милитаристской Японии – на азиатском.

Особо подчеркнем, что СССР был единственным государством, оказывавшим Китаю существенную поддержку. И вполне объяснимо, что подписание советским правительством пакта о нейтралитете с Японией – агрессором и врагом, в определенном смысле явилось для Китая психологическим ударом. Позиция гоминьдановского правительства была двойственной: с одной стороны, оно воздерживалось от публичной антисоветской пропаганды; с другой стороны, недовольство китайского народа было им использовано для усиления давления на КПК, что в значительной степени подорвало образование единого антияпонского фронта.

Однако в целом, советско-китайские отношения серьезных проблем не испытали, и вплоть до последних дней войны СССР не прекращал поддержку Китая. Историю нельзя искажать и фальсифицировать. Взаимное доверие и совместные действия Советского Союза и Китая послужили ключевым фактором в разгроме японского милитаризма в 1945 г. и в Победе во Второй мировой войне.

References
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
10.
11.
12.
13.
14.
15.
16.
17.
18.
19.
20.
21.
22.
23.
24.
25.
26.
27.