Рус Eng Cn Translate this page:
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Library
Your profile

Back to contents

Politics and Society
Reference:

Legitimation of political power: myths of the Russian politics

Sannikov Gennady Gennad'evich

PhD in Politics

Senior Educator, the department of Sociology, Legal Studies and Human Resource Management, Kuban State Technological University

350065, Russia, Krasnodarskii krai, g. Krasnodar, ul. Dmitriya Blagoeva, 31, of. 2 kv. 608

sannikovgg@mail.ru

DOI:

10.7256/2454-0684.2019.6.26221

Received:

07-05-2018


Published:

03-01-2020


Abstract: Scientific interest towards legitimation of political power is caused by paradoxical behavior of the Russian society over the recent years, which on the background of crisis consequences in economic sphere, demonstrates high degree of trust to the conducted of political course of the Russian government. Therefore, the goal of this research is the consideration of fundamental factors affecting the legitimation of political power in modern Russia. The subject of this article is the substantive attributes characterizing legitimation of political power within Russian society at the current stage of development. Methodology leans on the phenomenological approach that mainstreams the realities of everyday life. It suggests that the focus of attention is aimed at the political processes within the framework of actual social practice. The article proves that in the Russian society legitimation takes place in the context of mythological perception of political sphere, processes and actors. The author analyzes and substantiates the correlation between the prevalent in the social space “heroic” political myth and legitimation of the political elite. The drawn conclusions signify the results and consequences of the political mythmaking for the economic and social spheres of life.


Keywords:

legitimating of power, traditional society, political myth, traditional values, modern political culture, a political label, liberal, patriot, heroic myth, political ideal

This article written in Russian. You can find original text of the article here .

В последнее время в контексте противопоставления России и западного мира всё чаще встаёт вопрос об отличии ценностных систем восточной и западной цивилизаций. Сегодня принято считать, что Россия на современном этапе развития характеризуется как традиционное общество, которое сфокусировано на восстановлении в коллективном сознании исторических достижений, традиций, нравственных норм. Когда речь заходит о западном обществе, то оно оценивается как носитель либеральных ценностей, где акцент в политике делается на свободе в самом широком смысле этого слова. Западное общество ориентировано на достижение материального благополучия и личного успеха для большинства граждан в рамках осуществления типичных социальных практик в повседневной действительности.

Существенные отличия социокультурных пространств отечественного и западного мира, значительно обуславливают разнородность социальной сферы и политических процессов в частности. «Дихотомия традиционного (архаичного) / современного сознания лежит в основе дифференциации социальных практик» [Патрушев, Филиппова 2017: 25]. Одним из актуальных процессов в политической сфере является борьба личностей, партий, движений за власть. В рамках российской социальной практики у этого явления есть особенные характеристики, которые обусловлены комплексом факторов. Рекрутирование властных элит в России в настоящее время вызывает закономерный научный интерес к рассмотрению этого вопроса, по причине высокого уровня доверия к власти на фоне неблагополучной социально экономической ситуации в стране и ухудшения жизненного уровня населения. Этот феномен не находит пока достаточного научного объяснения. В связи с чем целью статьи является рассмотрение факторов влияющих на легитимацию политической власти в современной России.

Для определения характерных свойств этого процесса необходимо составить представление о другой модели легитимации власти, типичной для стран запада, для того чтобы сопоставить западный и отечественный опыт, рассмотреть их отличия и особенности. Под западом в статье понимается собирательный субъект, представленный государствами западной Европы, объединенными единым ценностно-смысловым пространством. При этом под легитимацией понимается процесс общественного признания и одобрения политических субъектов, то есть тех, кто борется за политическую власть. Здесь целесообразно не ограничивать притязания на власть различных субъектов только периодом избирательной кампании, так как эта борьба в цивилизованном обществе не прекращается после выборов, но приобретает другие формы и продолжается до следующей кампании. Собственно в этом интервале времени политические субъекты и набирают необходимые им «балы» в виде признания и одобрения конкретных социальных групп.

Отдавая себе отчёт в отсутствии чистых форм легитимации, допускающей смешивания и заимствования у разных обществ, предполагается, тем не менее, наличие типичных особенных свойств этого процесса в рамках отечественного и западного социумов. Отсюда предметом исследования статьи является определение сущностных отличительных признаков, характеризующих легитимацию политической власти в российском социуме на современном этапе развития.

Обоснование власти, её прав оказывать влияние на общественные процессы и граждан, в рамках западного общества зависит от уровня профессионализма и компетенции субъекта властных отношений. Этот уровень констатируется мнениями большей частью населения, которое выступает, в конечном счете, как источник власти. Как правило, в западном типе общества используются несколько критериев, подтверждающих обоснованность притязаний определённого политического субъекта на власть. Одним из них выступает достигнутый результат, который может быть измерен и оценён количественными показателями. Такие характеристики как уровень жизни, качество жизни, уровень занятости, инфляция, уровень реальных доходов и другие аналогичные показатели отражают успешность власти, степень её ответственности и компетентности.

Здесь легитимация политической власти находится в поле рассудительных оценок, которые в ситуации успеха правящего политического режима, признают власть легитимной. В этом случае существующая политическая элита остаётся у власти на следующий срок. В противном случае, если достигнутые результаты власти далеки от ожиданий народа, и не удовлетворяют насущные актуальные потребности большей части населения, то в этом случае власть теряет доверие, и включаются демократические механизмы её переизбрания. В большинстве цивилизованных стран оптимальным барометром показывающим удовлетворение народа властью являются свободные и конкурентные выборы в законодательные и исполнительные органы власти.

Политические элиты, представленные через партии, общественные движения, союзы, олицетворяют определённые социально политические идеи, которые презентуются обществу конкретными лицами, политическими деятелями. Во многом личные качества этих лиц, их достижения и статус позволяют той или иной политической силе одерживать победу на выборах. М. Вебер говорил, что «Можно сказать, что в основном три качества являются для политика решающими: страсть, чувство ответственности, глазомер» [Вебер 1990: 690]. По этому поводу интересно и другое утверждение, что «Символический капитал – это доверие, - подчёркивал П. Бурдье, - это власть, представленная тем, кто получил достаточно признания, чтобы быть в состоянии внушать людям признание» [Завершинский 2002: 28]. Собственно «символический капитал» это и есть достижения политика в различных сферах социального пространства. На практики этот «капитал» складывается из совокупности статусных позиций и социальных ролей личности. Другими словами, личный успех обеспечивает социальное одобрение и признание. Применительно к западному обществу справедливо утверждать, что именно «чувство ответственности» является главным качеством для политика современной политической культуры. В этом контексте политические лидеры оцениваются электоратом, как профессиональные менеджеры, как наёмники, получающие вознаграждения за эффективный труд.

Социальные институты, гражданские объединения и всё общество это максимально обобщённый работодатель и в итоге источник власти. Властные отношения строятся на основе «общественного договора», где социум делегирует полномочия, права и ответственность, а власть обязуется обеспечить ожидаемый уровень и качество жизни, то есть достигнуть поставленных целей. В этой модели легитимации политической власти роль таких личностных качеств политика, как страсть и харизма, отходит на второй план. «Закончился культ великого человека. Государственных и политических деятелей сменили актеры, музыканты, спортсмены. Кумиры не стали хуже – просто время кумиров ушло» [Митрошенков 2017: 48]. Возможно, особенные характеристики сегодня позволяют «ярким» политикам снискать симпатии электората на этапе избирательной кампании, но не обеспечивают широкую и долговременную поддержку предлагаемого им курса. Другими словами, их «политическая жизнь» и соответственно уровень поддержки таких лидеров ограничен рамками незначительного числа избирателей, ориентированных на эмоционально чувственное восприятие. Если у них и получается на «волне популизма» в контексте сложившейся социально политической ситуации достичь высокого уровня одобрения, то удержаться на этих высотах они не способны длительное время, если не способны достичь конкретных результатов.

Вклад традиционных ценностей в легитимацию политической власти в этих обществах незначителен. Они наряду с другими социальными фактами, участвуют в формировании общественного запроса в виде социальных ожиданий к власти, но они не в состоянии обеспечить их достижение. Поэтому традиционные ценности не легитимирует саму власть, так как не могут повлиять на достижение ей реальных, фактических результатов, выраженных в росте занятости, уменьшении инфляции, снижении бедности, повышении уровня и качества жизни, то есть всего того, что составляет материальную основу жизнедеятельности социума. В западном обществе основное поле действия политической элиты – это мир реальных, «профанных» вещей. Это объясняется тем, что «высшая, почти официально сакрализированная ценность – комфорт, ради него допустимо пожертвовать ценностями, которые сделали Запад Западом» [Митрошенков 2017: 49].

В этой модели политической коммуникации общества и политических элит традиционные ценности воспринимаются как ориентир для политических субъектов на упорядочивание социальных отношений и функционирование институтов, исходя из образцов прошлого. Это предполагает признание определённых принципов и рамок, которые также могут служить в качестве сдерживания прогресса и ограничение личных свобод, характерных и уважаемых ценностей для стран запада. Соответственно общества западного типа в основе своего существования и развития сегодня предпочитают видеть идеалы прогресса, оцениваемого по уровню предоставления материальных благ и поддержания социального комфорта.

Совсем иначе легитимация власти происходит в традиционном обществе, к которому сегодня можно отнести и Россию. Здесь критерием при оценивании власти выступает не только и не столько достигнутые реальные результаты, сколько соответствие власти традиционным нормам и обычаям, аккумулированным в системе ценностей. Эти социальные факторы, являясь одной из базовых частей духовной культуры, в большой степени детерминируют не только систему общественных ожиданий, но и цели власти, её политику и механизмы её реализации. При этом надо понимать, что они, экспрессивные и универсальные по своей природе, не имеют однозначной фактической трактовки и сложно поддаются однозначной интерпретации. «В основе иерархии ценностей лежат сущностно оспариваемые понятия, по которым невозможно достичь консенсуса» [Чугров 2015: 158]. Что, конечно, не мешает им быть актуальными и востребованными в обществе в виде различных форм самоопределения и мировосприятия. В данном случае создаётся значительный потенциал для социально политического мифотворчества.

В этой ситуации акценты политики зачастую смещаются в сферу иррационального и эмоционального отношения к «вещам», процессам и людям. Традиционные ценности и идеи, в том числе и религиозные, как правило, пересекаются со сферой практической политики, зачастую определяя её главные векторы развития. Здесь, в контексте трёх качеств политика, обозначенных М. Вебером, определяющую роль для политических деятелей играет «страсть». Под страстью в этом случае понимается акцентуация политического субъекта на проблемах и вещах, относящихся к эмоциональной сфере человеческого бытия. Здесь взаимодействие строится в пространстве эмоционально чувственных отношений и оценок. Воздействие власти на общество в значительной степени приобретает экспрессивную форму, влияющую на коллективные чувства и часто игнорирующую разум. Чувственные компоненты коллективного духа начинают в большей степени мотивировать поведение людей, чем рациональные доводы и оценки, основанные на фактах. К. Манхейм об этом писал «иррациональность массовизированной человеческой души всё больше вводится в сферу политики» [Манхейм 1994: 301]. Именно ценности и идеалы приобретают первостепенное значение и преподносятся как ориентиры общественного развития, как основа социальной этики. Это происходит по причине того, что они уже прошли апробацию временем и практикой, уже являются частью коллективного сознания и бессознательного. Эту мысль Э. Дюркгейм подчёркивал следующим образом: «Идеалы же – это просто идеи, в которых изображается и обобщается социальная жизнь в том виде, как она существует в кульминационных пунктах своего развития» [Дюркгейм 1995: 300]. А значит, их воздействие на общественное сознание не встречает сопротивления и воспринимается как абсолютная норма.

Эти формы взаимодействия власти и общества нельзя признать архаичными и отжившими сегодня. Более того, в периоды трансформаций культурных систем, социально экономических кризисов, мы можем наблюдать восстановление и укрепление традиционной модели общества, где взаимодействие власти и социума осуществляется на базе уже апробированных шаблонов, где приверженность к ценностям выступает одним из главных факторов легитимации власти. Традиционные ценности и идеи в эти периоды приобретают статус национальных идеалов. Ортега – и – Гассет отмечал, что «слова «в такую–то эпоху правит такой-то человек, такой-то народ, такая-то группа народов» равносильны словам «в такую-то эпоху господствует такая-то система мнений, идей, вкусов, стремлений, целей» [Ортега-и-Гассет 2001: 272].

Вызванные экономическим кризисом социальные проблемы и сложности удовлетворения витальных потребностей, осложняют процесс рационального обдумывания происходящего, которое обусловлено множеством причин, в том числе латентными. Неудовлетворённые потребности как материального, так и духовного плана стимулируют в обществе поиск быстрых и однозначных ответов, которые были бы понятны и однозначны для среднего человека. Поэтому массовое сознание ищет наиболее простой ответ на сложные вопросы, способствуя формированию скорее эмоциональной реакции на эти процессы. Большая часть этих реакций мотивирована бессознательными коллективными импульсами. Этот негативный эмоциональный фон в сфере политики предполагает поиск виновных и ужесточения политической борьбы.

Используя эти коллективные настроения, политические деятели зачастую поддаются искушению, не решать конкретные проблемы, вызванные кризисом, а поднимать свой рейтинг, повышая эмоциональный градус социального напряжения. По этому поводу К. Манхеймом, писал, что: «Именно в политической борьбе люди впервые обнаружили бессознательные коллективные мотивации, которые всегда определяли направление мышления» [Манхейм 1994: 40].Достаточно точно это мысль иллюстрирует В.И. Наумов, утверждая, что «…рациональные доводы являются более трудоемкими и менее эффективными по сравнению с эмоциональным воздействием, влиянием через механизмы внушения и «заражения»… Поэтому рациональные методы действуют только на рациональную часть общества, а иррациональные – на все общество в целом» [Наумов 2001: 14]. Таким образом, политическая элита предпочитает идти лёгким путём, традиционно назначая и клеймя виновных в своих провалах, провозглашая популистские лозунги и призывы.

Э. Дюркгейм, рассуждая о роли и значимости бессознательного в жизни человека, утверждал: «Наши суждения постоянно прерываются, искажаются бессознательными суждениями; мы видим лишь то, что наши предрассудки позволяют нам видеть, и мы не знаем наших предрассудков» [Дюркгейм 1995: 229]. Социальные предрассудки выступают в качестве определённых моделей восприятия и понимания обществом социальной действительности. В настоящее время они становятся обязательным условием политической коммуникации, где иррациональные компоненты определяют её эффективность и актуальность, где начинают господствовать упрощённые, мифологизированные схемы интерпретации политических сообщений.

При этом именно в рамках мифа традиционные ценности структурируются, максимально соотносясь с потребностями современного российского общества. Здесь они становятся частью реального повседневного жизненного мира большей части социума. «И идеология, и миф стали истолковываться, как системы идей и символов, необходимые для функционирования и воспроизводства социальных институтов» [Фишман 2006: 85]. Мифологическое восприятие мира чётко и недвусмысленно определяет роли героев и злодеев. И эти образы считываются массовым сознанием как априорно верные. Для социума это означает, что не нужно фактов, не нужно доказательств, не требуется напряжение ума для анализа, оценки и принятия ответственного решения. Социальные явления, процессы и конкретные политические субъекты воспринимаются как упрощённые элементы, как части мифа.

Отвечая на вопрос действенности мифа в рамках социальной реальности К. Леви - Стросс говорил: «Мы пытаемся показать не то, как люди мыслят в мифах, а то, как мифы мыслят в людях без их ведома» [Леви-Стросс 2000: 20]. Мифы, являясь продуктом коллективного исторического опыта, позволяют сохранить его результаты в коллективном бессознательном как готовые шаблоны реакций на определённые ситуации. Кризис и вызванные им последствия включают соответствующие мифы, которые прошли проверку временем и должны помочь обществу справиться с возникшими трудностями.

В этом контексте главный вопрос, как для властной элиты, так и её оппонентов заключается в том, как выгоднее позиционировать себя в мифе. Эти задачи уже давно научились решать с помощью типичных методов пропаганды, где СМИ играют одну из важных ролей, являясь проводником политической идеологии. «Информационное воздействие эффективно стандартизирует массовое сознание, ориентирует его на конкретный набор политических и идеологических ценностей» [Силкин 2014: 70-73]. Наибольшую роль в этом процессе играет телевидение, чей охват аудитории позволяет одномоментно передавать информацию, представленную наглядно большей части населения страны. Визуальный ряд, звук, сценарий - все элементы влияния на публику регулируемые, что позволяет внушать ей конкретную идею, отвечающую интересам определённой политической группы. Верным представляется утверждение, что «Информационная насыщенность визуализированного телевизионного формата оказывается важнее рациональных, логических доводов и аргументов распространения идей» [Дугин 2017: 111]. В современной России СМИ и телевидение в частности в большей части подконтрольны государственной власти. Следовательно, именно государственная власть выступает основным творцом политических мифов. «Особенностью политического мифа является его принадлежность к идеологии, связка с идеологией заключается в том, что миф рационален, и всегда поставлен на службу властным структурам» [Мясникова, Шумихина 2016]. В этом контексте политический миф выступает в виде системы, где искусственные элементы, рациональная часть мифа, тесно переплетается с естественными, исторически сложившимися ценностями и идеалами. Рациональные компоненты политического мифа выражены через комплекс конкретных политических целей, отражающих выгодную для правящей элиты картину жизненного мира. Это свойство современного политического мифа позволяет использовать его как инструмент политической борьбы, как часть пропаганды, в рамках которой всё чаще используются спекулятивные упрощения и обобщения. При этом надо понимать, что политический миф в своей сущности не является ложью, он, скорее, часть правды, взятой из социальной практики и интерпретированной в соответствии с потребностями мифотворца. Это часто ведёт к размытию границ между истиной и вымыслом, что в итоге создаёт искажённую картину социального мира.

Одним из конкретных способов упрощения и создания мифологизированного контекста восприятия является использование ярлыков, которые «наклеиваются» на политических оппонентов или оппозиционную идею, автоматически приписывая им определённые свойства. Ярлыки по отношению к мифу выступают заголовками, которые отражают основное идейное содержание мифа. Они, как штампы, фиксируют на его носители, комплекс признаков, которые предельно чётко связаны с определённой политической мифологемой.

К примеру, достаточно распространённым символическим объектом в рамках современной политической культуры России является ярлык «либерал». Этот ярлык несёт вполне определённый набор символических характеристик, начиная от умеренно негативных до крайне отрицательных. В первом случае это рыночник, индивидуалист, западник. В наиболее негативном варианте это такие ассоциации как вор, коррупционер, предатель национальных интересов.

В зависимости от контекста использования этого ярлыка активизируется тот или иной ассоциативный ряд, который в рамках нашей современной политической культуры в любом случае однозначно негативный. Этот символический ряд обусловлен новым политическим мифом, в котором либералами были те люди, которые развалили великий и могучий Советский Союз, обрекли людей на нищету, лишив их стабильности, социальных гарантий и национальной гордости. Как следствие, упоминая либерализм в России, «многие отечественные политики, публицисты и аналитики с началом нового столетия стали говорить о принципиальной не реализуемости либерального проекта в российских условиях как такового» [Головченко 2017: 124]. Либерализм на уровне повседневной реальности это не научный термин, часть политической мысли, а обозначение социального зла. Таким образом, он и представлен в контексте политического мифа современной России. Интеллектуальная мысль резюмировала положение либерализма, следующим образом: «Напрашивается удручающий вывод, более напоминающий приговор, – русский “код”, русская “матрица” отвергает либерально- прогрессистское развитие общества» [Жукова 2011: 137]. Другой политический ярлык – «цветная революция» или «оранжевые технологии» определённым образом характеризуют конкретные политические процессы, выраженные, как правило, акциями протеста оппозиции. Здесь однозначно представлен политический миф, в рамках которого конкретные цели и повестка уличных шествий, митингов, пикетов, направленных против власти, предельно обобщаются и интерпретируются как антигосударственные действия, направленные на подрыв устоев и стабильности. Более того в зависимости от степени оппозиционности, негативная смысловая нагрузка этих мероприятий в рамках мифа может усиливаться такими ассоциациями как «оплаченная акция», «агенты внешнего влияния», «наймиты госдепа» - всё то, что угрожает нормальному традиционному существованию общества и власти.

Противоположный по значению ярлык, активно используемый в российском современном политическом пространстве, «патриот». Смысловая нагрузка этого шаблона включает в себя комплекс ассоциаций, воспринимаемых массовым сознанием в позитивном формате. Типичный ассоциативный ряд этого политического ярлыка состоит из таких определений как «государственник», «любит родину», «защитник народных интересов», «охранитель национальных ценностей», «спаситель отечества». Эти характеристики диктуются логикой героического мифа, выступающего в качестве обоснования и платформы этого ярлыка. Ядром этого мифа является обобщённый образ героя, который в рамках российской политической системы является патриотом. В рамках господствующей сегодня мифологемы патриоты это люди, которые спасли Россию от возможного распада в девяностые годы, они же преодолели негативные социально экономические последствия становления рыночных отношений, помогли сохранить культурный и государственный суверенитет страны. Именно «патриоты» отождествляются в российском обществе с ростом авторитета России и возвращением её населению чувства гордости за страну. Это люди, которые «любят» свою родину и стоят на страже её интересов. Эта мифическая реальность сегодня выступает центром политической культуры, вокруг которой и для которой формируются мифы «либералов - предателей» и «цветных революций», с соответствующим набором шаблонов и ярлыков. Особенностью этого мифа является его открытость для всего общества, патриотом и героем сегодня себя может считать почти каждый гражданин. Отсюда популярность этого мифа среди большинства россиян - согласно данным исследований фонда «Общественное мнение» 78 процентов россиян считают себя патриотами.[1] Таким образом, власть обеспечивает себе самую широкую общественную поддержку.

Для того, чтобы эта мифологема продолжала эффективно работать, необходима ситуация развития политического процесса в рамках которого она была создана. Поэтому роли «охранителей», «защитников» и «спасителей» постоянно актуализируются новыми вызовами и угрозами, которые позволяют сохранять этому мифу целостность и актуальность. В качестве угроз выступают оппозиционные отечественные деятели, как правило, относящиеся к внесистемной оппозиции, НКО, правительства некоторых соседних государств, страны Балтики, НАТО, ЕС, военные конфликты, терроризм и т.д. Чем больше угроз, чем они страшнее, тем актуальнее и востребование господствующая мифологема. Очевидно, что эти вызовы помогают интегрировать массовое сознание и управлять им. Если в ситуации кризиса объективные социально экономические факторы разъединяют общество, увеличивая социальную дистанцию между бедными и богатыми, между властью и обществом, то мифическая реальность позволяет их объединять. Поэтому по мере роста объективных последствий кризиса, вызванных неэффективной структурой экономики и слабым государственным менеджментом, растёт необходимость актуализации альтернативной, мифической реальности. В рамкой этой реальности политическая элита, безусловно, способна добиваться многого, отстаивая и защищая интересы общества и государства.

Политические ярлыки являются инструментами мифа, позволяющими в массовой коммуникации с помощью одного слова, передать целостное и законченное сообщение социуму. Ярлык как ключ, автоматически активизирует сформированный миф, который содержит комплекс других ярлыков, ассоциированных с ним, законченный ряд значений и смыслов. В результате общество получает огромную порцию бездоказательной информации, которая, тем не менее, воспринимается как истинная.

В рамках российского традиционного общества общественное сознание, теснейшим образом связанно с внедрёнными в него политическими мифами. «Одной из существенных проблем современного социального знания представляется стереотипность, инерционность, слабая способность к критическому осмыслению сложившихся ранее подходов, привычка переносить релевантные в одних сферах модели исследования в инокачественные области» [Гаман-Голутвина 2016: 153]. Рациональные доводы и аргументы почти лишены эффективности и минимально влияют на коллективное сознание, которое, стремясь упорядочить социальную реальность, всё чаще и чаще наполняет её мифическим содержанием. Таким образом, политическая власть, ища лёгкий и простой способ взаимодействия с обществом, не желая рисковать, решая вопросы в рамках фактической реальности, переносит эти вопросы и ответы на них в мифическую реальность. К. Р. Роджерс, отмечает, что интеллектуальным подходом сложно воздействовать на глубинно – чувственные структуры личности [Роджерс 1999: 37]. Политические деятели всё чаще прибегают к эмоциональным высказываниям, направленным не на формулировку конкретных задач, а на мифологизацию проблемной ситуации. В этой плоскости решается проблема эффективности, и собираются одобрительные оценки, из которых формируется обоснование для легитимации правящей элиты. Психологическое объяснение этого процесса было дано ещё З. Фрейдом, который писал, что «…идентификация представляет собой самую первоначальную форму эмоциональной связи с объектом» [Фрейд 1998: 35]. Отсюда стремление политических субъектов в традиционном обществе показать, что они вместе с народом, объединены одними ценностями и идеалами, которые являются неотъемлемой частью героического мифа. Значит, единство всех социальных групп достигается с помощью и в рамках господствующих мифов, что обеспечивает признание и одобрение власти широкими массами, необходимые для её легитимации.

Применительно к повседневной социальной практике это означает, что кризис в экономике, наделяется новыми трансцендентными смыслами, часто отвлечёнными от сущности самого явления. В этом контексте политическим деятелям, для достижения положительного результата в виде одобрительной оценки электората, необходимо соответствовать общей «картине мира», которая ими же и формируется. Эту мысль Ч.Х. Кули иллюстрирует следующим образом: «Всякое лидерство осуществляется как попытка внушения людям определённых идей, и, если эти идеи не будут им близки по духу, они, несомненно, будут отвергаться» [Кули 2000: 234]. Очевидно, что вместе с идеями отвергается и сам политик, в случае, если его идейная платформа не найдёт положительных откликов со стороны избирателей. В сложившейся ситуации политическая элита, способствуя росту мифического сознания в обществе, сама стала заложницей мифической картины мира. Это вынуждает её соответствовать логике героического мифа, где они вынуждены постоянно бороться с угрозами. Эту же идею они вынуждены постоянно поддерживать в обществе, чтобы идентификация власти и гражданин была постоянной и полной. В этой ситуации существует определённая проблема, заключающаяся в том, что, возникнув в сфере политики и для нужд политических субъектов героический миф, распространяет своё влияние и на другие сферы. Природа мифа такова, что, если он не будет развиваться и расти, то он будет ослабевать, его влияние будет уменьшаться. Поэтому благодаря активной работе пропаганды через контролируемые СМИ государственная политическая элита поддерживает и стимулирует рост мифического мировоззрения россиян. Это, однако, имеет ряд отрицательных последствий для субъектов экономической сферы, то есть для бизнеса, который в рамках рыночной экономики развивается совсем по другим законам.

Здесь рациональные аспекты, чёткий расчёт и выгода являются обязательными условиями выживания и процветания бизнеса. Здесь нет врагов, а только конкуренты, вместо героев эффективные менеджеры, а вместо ценностей строго определённые условия договорных отношений. Другими словами, это зона фактической реальности, субъекты которой руководствуются собственными интересами для получения прибыли. Волевым решением заставить их соответствовать логике героического мифа пока у власти плохо получается. Попытки включить их в мифическую реальность, стимулируя чувство патриотизма, наталкиваются на противодействие бездушных, материальных законов рынка. Всё это приводит к негативным последствиям - бегству капиталов, сокрытию доходов, закрытию бизнеса или уходу его в «тень». «Один из самых богатых людей в России, Владимир Потанин, совладелец горнометаллургического гиганта «Норильский никель», остался налоговым резидентом России, но знает, что многие его коллеги поменяли налоговое резидентство из-за закона о деофшоризации, сохранив при этом часть инвестиций в России....Бывший чиновник, который поддерживает связи в околокремлевских кругах и общается с бизнесменами, сообщил Reuters, что треть из 500 крупнейших коммерсантов покинули Россию в том числе из-за закона о деофшоризации».[2] Если политическая элита способна оправдывать притязания на власть, конструируя мифическую реальность духовного свойства, то у экономических субъектов такой возможности нет, так как условием их существования и развития является получение материальных результатов в виде прибыли. Это предполагает опору в практической деятельности не на чувства, а на строгие доводы рассудка.

Похожая ситуация наблюдается в социальной сфере, которая испытывает колоссальный дефицит ресурсов. Героический миф, легитимирующий притязания на власть существующей элиты, находясь в стадии интенсивного роста требует значительных финансовых затрат. Угрозы и вызовы, являясь обязательным компонентом этой картины мира, требуют адекватной реакции государства в виде увеличение статей расходов государственного бюджета на правоохранительную сферу и оборону. В условиях экономического кризиса это означает соответствующее уменьшение финансирования социокультурной сферы. В российском бюджете эта политика отчётливо выражается в следующих показателях, обозначающих приоритеты государственной политики, «В частности, в сравнении с прошлым годом: расходы на медицину снизятся на 10%; затраты на ЖКХ возрастут на 40%; пенсионный фонд недополучит свыше 175 миллиардов рублей; образовательная сфера недосчитается около 8%. При этом оборонный бюджет будет увеличен на 72 миллиарда рублей, не считая запланированного увеличения зарплат значительной части «силовиков»[3].

Применительно к статьям расходов, обеспечивающих развитие «человеческого капитала», об актуальности которого постоянно говорится как в деловой так и академической сфере, ситуация также выглядит негативно: «Наименьшую часть в структуре расходов на 2017 год занимают такие сферы как образование и здравоохранение (соответственно 3,5% и 2,3%). Правительство обещает сокращение количества бюджетных мест в вузах более чем на 40%. Уменьшатся и стипендии студентов. Эта мера направлена на снижение расходов на образование и повлечет массовые увольнения научных сотрудников и преподавателей. Кроме того, сокращается обеспечение программы по развитию образования. В 2017 году ее урежут более чем на 20%.»[4]. Существующий героический миф, приобретший статус государственного и получивший широкую общественную поддержку, способствует «обогащению» культурных и социальных процессов, определяя новые темы и цели развития. Тем не менее, если судить по государственной финансовой и информационной политике, смещает образование, культуру и здравоохранение на периферию государственных задач.

Резюмируя, отметим, что политическое мифотворчество выполняет свою главную функцию, оно обеспечивает легитимность власти. Общество в большей своей части интегрировано вокруг единых ценностных образцов, что обуславливает социально политическую стабильность и сбалансированность в государстве на современном этапе. Эта устойчивость и легитимность власти в значительной степени обеспечивается существующим политическим мифом, который, тем не менее, имеет ряд негативных влияний на другие сферы жизнедеятельности - экономическую и социально культурную.

[1] О патриотизме. Сколько патриотов среди россиян? И обязательно ли быть патриотом? По данным исследований ООО «инФОМ» в рамках заказа Фонда «Общественное мнение» (проект ФОМ-ОМ). http://fom.ru/TSennosti/13262

[2] Миллиардеры бегут из России // Газета.ru /Отдел «Бизнес», от 07.06.2017, https://www.gazeta.ru/business/2017/06/07/10711697.shtml

[3] Бюджет России На 2017 Год В Цифрах // Законы РФ 2017, Read more at: http://zakony2017.ru/byudzhet-rossii-na-2017-god-v-cifrax/

[4] Последние новости о бюджете России на 2017 год // Russinfo.net, http://russinfo.net/prognoz-na-god/ekonomicheskij-prognoz/poslednie-novosti-o-byudzhete-rossii-na-2017-god.html.

References
1. Byudzhet Rossii Na 2017 God V Tsifrakh.-Zakony RF 2017. Dostup: http://zakony2017.ru/byudzhet-rossii-na-2017-god-v-cifrax/ (provereno 15. 12. 2017).
2. Gaman-Golutvina O. V. (2016) Real'nost' i mify sovremennoi otechestvennoi politicheskoi kul'tury. – Polis. Politicheskie issledovaniya. №
3. S. 153-159. 3.Golovchenko A.V . (2017) Osobennosti realizatsii liberal'nogo proekta v postsovetskoi Rossii. – Vlast'. № 3. S. 123-128.
4. Dyurkgeim E. (1995) Sotsiologiya ee predmet, metod, prednaznachenie.-M.: Kanon. 352c.
5. Zhukova O.A. (2011) Problemy kul'turnoi identichnosti Rossii i politicheskii opyt khristianskikh liberalov. – Polis. Politicheskie issledovaniya. № 3. S. 122-140.
6. Kuli Ch.Kh. (2000) Chelovecheskaya priroda i sotsial'nyi poryadok. – M.: Ideya-Press. 320c.
7. Levi-Stross K. (2000) Syroe i prigotovlennoe. – Mifologiki. V 4 t. – M.-SPb.,-T. 2. 428 c.
8. Mankheim K. (1994) Diagnoz nashego vremeni. – M.: Yurist. 704 s.
9. Milliardery begut iz Rossii. – Gazeta.ru, Otdel «Biznes», 07.06. 2017. Dostup: https://www.gazeta.ru/business/2017/06/07/10711697.shtml (provereno 11. 02. 2018).
10. Mitroshenkov O.A. (2017) Pererozhdenie zapadnogo mira: priroda i mekhanizmy. – Vlast'. № 5. S. 42-56.
11. Myasnikova L. A., Shumikhina M.N. (2016) Politicheskii mif kak nositel' istoricheskoi pamyati. – Voprosy upravleniya. № 2 (39). Dostup: http://vestnik.uapa.ru/ru/issue/2016/02/03/ (provereno 5. 01. 2018)
12. Naumov V.I. (2001) Po tu storonu vyborov: psikhologicheskie paradoksy izbiratel'nogo protsessa. – Vlast'. № 4.
13. O patriotizme. Skol'ko patriotov sredi rossiyan? I obyazatel'no li byt' patriotom? Po dannym issledovanii OOO «inFOM» v ramkakh zakaza Fonda «Obshchestvennoe mnenie» (proekt FOM-OM). Dostup: http://fom.ru/TSennosti/13262 (provereno 11. 12. 2017).
14. Ortega-i-Gasset Kh. (2001) Vosstanie mass: Psikhologiya mass. – Samara.
15. Patrushev S.V., Filippova L.E. (2017) Dualizm massovogo soznaniya i tipologiya massovoi politiki. – Politicheskaya nauka. RAN. INION. – M., № 1. S. 13 – 37
16. Rodzhers K.R. (1999) Konsul'tirovanie i psikhoterapiya. Noveishie podkhody v oblasti prakticheskoi raboty. – M. 464 s.
17. Silkin V. (2014) Mify v konstruirovanii kommunikativnogo prostranstva gosudarstvennogo upravleniya. – Gosudarstvennaya sluzhba. № 4. S. 70-73.
18. Fishman L. G. (2006) Politicheskii mif i ideologiya: opasnoe sblizhenie? – Polis. Politicheskie issledovaniya. № 4. S. 74-86.
19. Freid Z. (1998) Izbrannoe. – Rostov-na-Donu: «Feniks», 352 s.
20. Chugrov S. V. (2015) Rossiya i Evropa: dialog o tsennostyakh v prostranstve tsivilizatsii. – Polis. Politicheskie issledovaniya. № 4. S. 157-169.
21. Bottici Ch. (2007) A Philosophy of Political Myth. Cambridge: Cambridge University Press. vii, 286 p.
22. Costa M.V. (2011) Rawls, Citizenship, and Education. N.Y., L.: Routledge.155 p.
23. Lincoln B. (1999) Theorizing Myth: Narrative, Ideology, and Scholarship. Chicago: University of Chicago press. 313 p.
24. O’Donnell G. (2007) Dissonances. Democratic Critiques of Democracy. Notre Dame, Indiana: University of Notre Dame Press. 278 p.