Information resistance in the context of informatization and virtualization of society: socio-communicative approach

Leushkin Ruslan Viktorovich PhD in Philosophy Docent, the department of Philosophy, Ulyanovsk State Technical University 443332, Russia, Ul'yanovskaya oblast', g. G. Ul'yanovsk, S., ul. Ul. 1-Aya sadovaya., 27, of. g. Ul'yanovsk, s. Belyi klyuch, ul. 1-aya sadovaya, d. 27 leushkinrv@mail.ru Other publications by this author

Информационное противоборство.

Еще в начале нулевых годов нынешнего века процесс информатизации общества воспринимался в массовом сознании достаточно оптимистично. Развитие сети интернет и высоких технологий в перспективе обещало оптимизацию производства, подъем экономики, и, как следствие, рост благосостояния каждого из членов общества. Казалось, что с наступлением информационного общества, человечество должно было прийти к глобальному мирному сосуществованию, реализации идеалов гуманизма и научного прогресса. Однако, как это неоднократно случалось, даже самые высокие технологии в руках человека превратились в оружие.

Ведущие специалисты в области проблем информационного общества сходятся на том, что его развитие далеко от совершенства. Движение к обществу будущего совершается не по утопическому сценарию, предсказанному футурологами 70-х годов XX века, а скорее по антиутопической модели фантастов 80-х (сюда можно отнести роман Уильяма Гибсона «Нейромант» или рассказ «Джонни мнемоник»). «Судьбе угодно было распорядиться таким образом, что ни многообещающие совместные заявления лидеров мировой политики, ни успехи, достигнутые на пути реализации соответствующих программ, не привели к созданию мирного и процветающего глобального информационного общества. Напротив, сегодня мы живем в условиях мировой информационной войны, театры действий которой едва ли не во всех секторах глобальной информационно-телекоммуникационной инфраструктуры, в сфере производства и потребления различных видов инфокоммуникационных технологий и услуг» ^[1]. Вышло так, что путь будущего развития информационного общества для человечества оказался достаточно мрачным.

Процессы, происходящие в глобальном информационном пространстве не могут не вызывать тревогу у того, кто за ними наблюдает. Данная тревога возникает и у некоторых исследователей проблем информационного общества. Кошкарова Н.Н. полагает, что информационная политика, которой придерживаются современные СМИ, способна превратить их в средство ведения психологической и информационной войны. «В пространстве современных СМИ деструкция дискурса проявляется в различных приемах и методах информационно-психологической войны, некоторые из которых были описаны в настоящем исследовании: изменение аксиологических приоритетов и установок путем смены идеологической парадигмы; цензура на высказывания в СМИ; идеологическое преследование людей, имеющих собственную точку зрения на происходящие события» ^{[2, с. 88]}. Весьма вероятно, что определенные структурообразующие процессы в отечественном информационном пространстве уже произошли таким образом, что в нем развернулось информационное противостояние.

Современные формы информационного противостояния, как и информационной войны достаточно сложно обнаружить. Сложность эта обусловлена с одной стороны тем, что данные явления проникают в массовую культуру растворяясь в ней, с другой стороны - сам феномен информационной войны пока еще слабо осмыслен учеными и философами ^[3]. Однако, именно сейчас, в условиях интенсивной информатизации социокультурного пространства современности, данный феномен требует особенно пристального внимания. Постараемся далее сформировать общее теоретическое представление о феноменах информационного противостояния и информационной войны и их месте и роли в системе социально-коммуникативных связей современного общества.

На данный момент достаточно сложно эксплицировать универсальное и общепринятое определение информационной войны. Изначально, представители первого потока исследований информационной войны относили ее к средствам ведения «горячих» войн. То есть она рассматривалась на уровне информационно-коммуникационных средств, наряду с множеством других орудий войны. Спецификой ее становится применение информационно-коммуникационных технологий ЭВМ и других подобных средств. Однако, данный подход достаточно быстро продемонстрировал свою ограниченность, в особенности в тех случаях, когда методы кибервойны (кибервойна – разновидность информационной войны: информационная война средствами ИКТ.) выходили далеко за рамки театра боевых действий ^[4].

Существенным расширением теории информационной войны является психологический подход к ее пониманию. В рамках данного подхода она понимается как психологическая война и форма манипуляции массовым и индивидуальным сознанием людей ^{[5; 6]}. Согласно данному подходу средствами противоборства выступают психологические техники и методики воздействия на сознание, манипуляция и даже гипноз. При информационном противоборстве происходит негативное информационно-психологическое воздействие на сознание человека, его личность. В результате данного воздействия меняется содержание сознания и мировоззрения реципиента. Данное воздействие связывается с нарушением информационно-психологической безопасности личности или государства ^[7].

Сторонниками геополитического подхода к пониманию информационной войны подчеркивается ее самостоятельность как формы противостояния. Такие исследователи, как И. Н. Панарин, И. А. Михальченко, рассматривают ее как средство, являющееся альтернативой по отношению к классическому способу ведения войны по К. Клаузевицу (физическое противоборство). Средства пропаганды и идеологии в данном случае позволяют избежать прямого насилия, при ведении военных действий. Панарин придерживается точки зрения, согласно которой информационные войны являлись основной формой реализации геополитических интересов не только в современности, но и в прошлом. Например, распад СССР в 1991 г. и Российской империи в 1917 г. Панарин связывает с поражением государства в информационных войнах, которые происходили в данные периоды времени ^[8].

Некоторые современные исследователи склоняются к тому, что феномен информационной войны является слишком сложным и комплексным, чтобы его можно было изучать в рамках одного подхода. «В силу того, что информационная война является многоплановым и сложным феноменом, ведется в разных измерениях … автор данной работы приходит к выводу о необходимости применения полипарадигмального подхода к исследованию информационной войны как одного из аспектов современной социально-политической действительности» ^{[9, с. 93]}. С данным утверждением сложно не согласиться. Феномен информационной войны полноценно и всесторонне может быть представлен на страницах не одного тома монографий. Данное исследование не может претендовать на всесторонний анализ информационной войны. Мы ставим перед собой куда менее претенциозную задачу. В данной работе, мы можем предложить только еще один узкий взгляд на феномен информационной войны с позиции теории социально-коммуникативных систем, тем самым дополнив общую картину. Естественно, что множество факторов генезиса и развития информационной войны выпадает из нашего внимания, и мы идем на это целенаправленно.

В данном исследовании мы рассматриваем именно социально-коммуникативный срез общества в контексте развертывания в нем информационного противостояния. Данный ракурс исследования выбран не случайно. Мы считаем, что каналы и средства коммуникации выступают важнейшим условием оформления связей и отношений между всеми элементами системы общества. Порядок связей и отношений, структура общества, также производны от средств и форм связи. Данное утверждение можно обосновать только на уровне социально-философского анализа. Далее мы постараемся раскрыть его в различных аспектах.

Опираясь на существующие подходы, информационное противоборство можно описать, как противостояние двух и более сторон, в котором орудиями воздействия выступают средства продукции и репродукции информации и знаний (в данном исследовании – средства и каналы смысловой коммуникации, в том числе электронные). В качестве субъектов противостояния могут выступать группы, классы, общественные страты, государства или целые коалиции. Информационное противоборство предполагает методы психологической манипуляции, пропаганды, идеологизации, информирования и дезинформации в широком смысле. Целью противостояния может служить получение любых материальных и нематериальных ресурсов.

Если исходить из того, что целью информационной войны является приобретение определенной стороной некой разновидности капитала (экономический, социальный, символический), можно выделить основные ее признаки. К признакам информационной войны можно отнести: наличие информационного противоборства; ведение сторонами активных действий, выходящих за пределы информационного и коммуникативного пространства; наличие реального вреда (физического, экономического, социального), производимого противоборствующими сторонами.

Важным аспектом в понимании феномена информационной войны является определение задействованных в ней сторон. Встает вопрос о субъектах информационного противоборства и информационной войны. Несмотря на кажущуюся простоту, он достаточно сложен, и, вероятно, является ключевым в понимании самого феномена. Для того чтобы дать ответ на то, какие стороны находятся в состоянии информационного противостояния, необходимо проследить их генезис – условия их формирования. В этом могут помочь концепты теории социальной коммуникации.

В данном исследовании мы придерживаемся тезиса, согласно которому, субъектами противоборства выступают не отдельные элементы, а системные множества. Алексеев А.П. утверждает, что «Общие подходы, описывающие информационную войну как поведение систем, позволяют, в принципе, охватить информационные войны между субъектами или субъектными системами любого типа, включая не только государства, но и самые разные организации…» ^[1]. Другими словами, в информационную войну вступают не столько отдельные индивиды и их множества, сколько системные образования различных порядков. В нашем исследовании они представляются, как системы социальной коммуникации.

Ключевые особенности указанных систем определяются способом коммуникации, который формирует их внутренние связи, и, таким образом, они являются социально-коммуникативными системами (термин приближен к пониманию социальных систем в концепции Н. Лумана). Племя, полис, республика или национальное государство могут быть представлены как системы социальной коммуникации, организованные, с одной стороны – кодировкой национального языка или диалекта, а с другой стороны – средствами и каналами устной, печатной или электронной коммуникации. Причем печатная коммуникация, в большинстве современных социально-коммуникативных систем занимает структурообразующее положение (в виде системы документально зафиксированных норм, законов, предписаний). Данный подход строится на социально-конструктивистском подходе (П. Бергер, Т. Лукман, П. Бурдье) и теории социальной коммуникации (сочетание синхронических аспектов теории Н. Лумана и диахронических М. Маклюэна). Далее, для того, чтобы теоретически представить информационное противостояние, и проследить его истоки, мы раскроем особенности выбранного нами подхода, и проанализируем имеющийся на данный момент материал, связанный с внешними проявлениями информационного противостояния.

Информационное противостояние в контексте теории социальной коммуникации.

Опираясь на теорию социальной коммуникации М. Маклюэна, можно выделить несколько разновидностей социально-коммуникативных систем, каждая из которых формируют соответствующую структуру общества. Речь идет о системах традиционного устного общения, печатных бюрократизированных системах, и современных системах электронной коммуникации ^[10]. На практике они оформляются они в три типа общества: традиционное, бюрократическое и информационное. Выделенные системы формируются в ходе исторического развития коммуникативных средств и приобретают соответствующую им структурную организацию. Каждая система имеет внутреннее, непроницаемое для другой системы смысловое пространство коммуникации. Каждое из них неоднородно, в нем выделяются определенные области – поля. К примеру – поле телевидения, радио, поле интернет-коммуникации относятся к электронному социально-коммуникативному пространству.

Каждое из обозначенных пространств обладает определенными границами существования, они пролегают там, где один способ коммуникации «упирается» в другой. Письменная речь представляет собой принципиально отличный от устной речи способ смысловой связи, имеющий свою кодировку, каналы, и формы существования (пример показывающий их различие это функциональная безграмотность). Способ коммуницирования накладывает значительный отпечаток на существующие в его рамках социальные системы. Одним из первых данное утверждение обстоятельно обосновал Г. Иннис в работе «Empire and Communications». Особенно следует подчеркнуть то, что тип коммуникации и ее кодировка инкапсулируют социальные системы, они представляют собой пространственно-организованные, локальные образования. Выделяется как бы три порядка цивилизаций, сменяющих друг друга в процессе противостояния. Важнейшую роль в становлении этих цивилизаций играют средства связи. В той или иной мере данную идею можно проследить в работах: М. Маклюэна, Д. Белла, М. Кастельса, Э. Тоффлера, Дж. Нейсбитта.

Из работы Дж. Нейсбитта «Мегатренды» мы можем выделить идею о том, что принципы организации интернет-коммуникации не позволяют напрямую транслировать на них механизмы классической печатной, бюрократизированной системы коммуницирования, и ее квинтэссенции – административного бюрократического аппарата, также форм TV-медиакратии. Приказные, механизированные, отлаженные механизмы с трудом подчиняют себе стихийные, самоорганизующиеся процессы виртуального социально-коммуникативного пространства. Среди участников интернет-коммуникации формируется автономное и относительно-независимое информационное поле, которое достаточно резко отгорожено от бюрократических структур и даже предшествующих ему пространств электронных средств коммуникации (телевизионная и радио-коммуникация).

В настоящее время в мире наблюдается активное противостояние систем традиционной и печатной коммуникации (бюрократии) и бурно развивающегося информационного общества. Одним из первых данное противостояние предсказал М. Маклюэн, разрабатывая идею «глобальной деревни» еще в 1962 году. Позднее оно получило теоретическое обоснование в трудах Ф. Фукуямы, в частности, в работе «Великий разрыв». Данное информационное противоборство начинается с возникновения альтернативного коммуникативного пространства – пространства электронных СМИ и интернет-коммуникации. К главным характеристикам интернет-СМИ относится: актуальность - синхронность; интерактивность – «живая» активная среда коммуникации; симулятивность – полная искусственность, замена означаемого символом; и партисипативность – реализация принципов активной обратной связи. Многие интернет-СМИ ( «YouTube», «Coub», «Periscope») создают условия для самоорганизации всех пользователей использующих простой набор инструментов. Сюда относятся средства редактуры материала, мгновенной оценки, рецензирования и механизмов обратной связи.

Далее мы постараемся выделить внешние формы информационного противостояния. В связи с тем, что «география» глобального информационного пространства слишком обширна мы ограничиваемся его частью. Рассмотрим реальные признаки информационного противостояния, на примере динамики отечественного пространства интернет-коммуникации за последние десятилетия.

Внешние проявления информационного противостояния в России.

Начиная с 90-х годов XX века, с развитием ИКТ, в России образовалось новое социально-коммуникативное пространство, представленное преимущественно отечественными интернет ресурсами. В течение нулевых годов интернет-коммуникация захватывает значительную часть отечественного медиапространства, которое теперь резко разделилось на две части – теле-радио СМИ (официальные) и интернет-СМИ (неофициальные). Здесь и возникают первичные формы современного информационного противоборства.

Скрытое противоборство постепенно перерастает в открытое противостояние, и конфликты. Начиная с 2011 года в российском интернет-пространстве появляются яркие лидеры общественного мнения, проекты и группы, которые открыто противостоят сложившейся системе управления обществом. Физическим воплощением данного противостояния стало массовое протестное движение 2011-2012 годов (оппозиционные митинги, шествия, пикетирования). По оценкам некоторых социологов в российском протестном движении этих годов ключевую роль сыграли именно ИКТ ^[11].

Новая волна протестного движения начинается с массовых митингов и пикетов 26 марта, 12 июня и 7 ноября 2017 года, затронувших десятки городов России ^[12]. Все мероприятия в этот раз были осуществлены в результате самоорганизации масс исключительно средствами ИКТ и, прежде всего, интернет-коммуникации. Информация о данных событиях в официальных российских СМИ практически полностью отсутствовала. Данные события являются достаточно значительными, так как только число задержаний оказалось рекордным для современной истории России ^[13] – 1030 человек 26 марта было задержано только в Москве. Рост протестной активности со стороны интернет-сообщества очевидно наталкивается на вполне однозначную реакцию органов государственной власти. Здесь, таким образом, вскрываются два субъекта противостояния – оппозиционно настроенная часть интернет-пользователей и неофициальных интернет-СМИ и действующие органы управления государством. Позиция властных структур в отношении киберсообщества выражается в политике информационной безопасности.

Информационная безопасность в современной России.

Достаточное внимание исследователей информационному противоборству в России стало уделяться сравнительно недавно. Однако, интенсивность выработки эффективных средств обеспечения информационной безопасности государством наблюдается достаточно высокая ^[14]. Начинается данный процесс с 5 октября 1999 года, когда решением Совета Безопасности Российской Федерации было выделено отдельное направление информационной безопасности ^[15]. В 2008 году создается специальная служба «Роскомнадзор» в задачи которой входит контроль за информационной безопасностью в отечественном телекоммуникационном пространстве. С 2014 года в составе вооруженных сил Российской Федерации действует такое формирование, как войска информационных операций, важнейшей задачей которых является проведение операций кибервойны. Подобные структуры формируются в составе служб федеральной безопасности и органов внутренних дел.

Наблюдается повышение активности органов законодательной и исполнительной власти в области регулирования интернет-коммуникации. Возникает множество проектов направленных, преимущественно на ограничение свободы распространения и получения информации в интернете, которые при практической реализации сталкиваются с серьезными затруднениями ^[16]. Исполнение данного направления работы возлагается не только на Роскомнадзор но и на органы внутренних дел и прокуратуру РФ.

Такие информационно-аналитические центры, как «Агора» и «Сова» отмечают многократный рост количества привлеченных интернет-пользователей к уголовной ответственности за распространение запрещенных материалов или неосторожных высказываний в социальных сетях, с 3-х человек в 2007 до 194-х в 2015 году ^[17]. В одной только сети «Вконтакте» за цитирование запрещенных записей к уголовной ответственности в 2015 году привлечено 119 человек. Начиная с 2015 года возросло количество людей получивших наказание в виде реального лишения свободы – 43 человека за год, против 39 за период в 8 лет - с 2007 по 2014. Исследователи установили прямую зависимость между суровостью наказания и наличием в высказываниях критики и оскорблений в адрес представителей власти. Опираясь на статистику «Роскомнадзора» ^[18] специалисты центра «Агора» выявили 116 103 факта ограничения свободы интернета в 2016 году в России.

Возникает закономерный вопрос: по какой причине, с одной стороны наблюдается ужесточение государственного контроля за СМИ и интернет-коммуникацией, а с другой стороны – рост протестной активности части интернет-сообщества? Данные процессы являются достаточно значимыми и тем самым привлекают исследовательское внимание. Наибольшим объяснительным потенциалом, с нашей точки зрения, в данном контексте обладает обозначенная ранее теория систем социальной коммуникации.

Информационная война как способ существования систем социальной коммуникации.

Истоки современных форм ведения войны и противостояний исследованы в работах такого выдающегося социолога, как Э. Тоффлер. Тоффлер полагал, что сторонами современных противостояний являются общества разных порядков. «Хоть и с опозданием, но до людей стало доходить, что промышленная цивилизация подходит к концу. И этот конец – уже очевидный в то время, когда мы писали об «общем кризисе индустриализма» в книге «Шок будущего» (1970), – несет с собой угрозу не снижения, а роста числа войн – войн нового типа ... На самом деле, как только мы примем волновую теорию конфликта, станет ясным, что главный сдвиг силы, начинающийся сейчас на планете, происходит не между Востоком и Западом, не между Севером и Югом, не между разными религиозными или этническими группами. Самые глубокие экономические и стратегические перемены из всех – это грядущее разделение мира на три различные, раздельные и потенциально конфликтующие цивилизации …Цивилизация Первой волны … есть плод аграрной революции … Истоки цивилизации Второй волны … фабричное производство» ^{[19, с. 46]}. Цивилизацией третьей волны Тоффлер называет уже развивающееся постиндустриальное общество, плавно перетекающее в информационное (по большому счету у Тоффлера идет речь о трех типах социально-коммуникативных систем). Конфликт между цивилизациями второй и третьей волны формирует картину новых форм грядущих мировых противостояний. Этот конфликт является источником того, что можно назвать информационным противостоянием или информационной войной.

Примером войны нового типа Тоффлер называет конфликт в персидском заливе 1991 года. Глобализирующийся запад, уже вступивший в постиндустриальную фазу своего развития сталкивается с активно-индустриализирующейся частью восточного мира. Происходит одно из самых заметных столкновений общественных форм второй и третьей волны, в ходе которого «старый мир» терпит сокрушительное поражение. Причина этого заключается не в суперсовременном вооружении и даже не в методах ведения военных действий. Согласно Тоффлеру в этот период меняется сама парадигма ведения войны. Сильнее всего эти изменения коснулись информационного пространства (новые методы связи, средства коммуникации, принципы координации действий). Приемы ведения информационной войны, как атрибут зарождающегося информационного общества, показали свою чрезвычайную эффективность. И эффективность эта распространилась далеко за пределы поля битвы.

Освещение войны в персидском заливе в медиапространстве являлось немаловажной частью самой компании. Сильнее всего оно характеризуется симулятивностью и «апотропией», на что указывает Ж. Бодрийяр в серии статей посвященных этому событию.

Репортажи о конфликте держат реципиента в состоянии оцепенения, лишая его возможности действовать. Основной эффект достигается через разблокировку механизма «апотропии» (сдерживание, предотвращение путем разубеждения и устрашения, и более того – симуляции устрашения). Бодрийяр отмечает, что «Воины пропали в пустоте (пустыне), на сцене остались лишь заложники, в том числе и все мы – в качестве заложников информации на глобальной сцене массмедиа … Все мы заложники медиаугара, заставляющего нас верить в войну, так же как когда-то в революцию в Румынии, и мы помещены в симулякр войны, словно под домашний арест. Все мы стратегические заложники in situ [на месте]: наше место обязательного пребывания – экран телевизора, где мы ежедневно подвергаемся виртуальной бомбардировке» ^{[4, с. 15]}. Так и происходит возникновение войны нового типа. Именно война в персидском заливе стала поворотным пунктом в истории военных противостояний. Они принимают гибридные, виртуализированные формы. Более того, войны создаются искусственно, средствами симуляции и манипуляции СМИ. Здесь мы касаемся вопроса о формах ведения информационной войны, ее средствах и инструментах воздействия на противника.

Механизм апотропии оказывает реальное воздействие на поведение массы, массы потенциального или актуального противника, а также массы потенциальных или актуальных сторонников. Апотропия не обязательно предполагает наличие реальной угрозы, скорее она предполагает возникновение реального ощущения угрозы у того, кто испытывает ее воздействие. Объект же, который вызывает ощущение угрозы, не обязательно должен быть реальным. Виртуальность объективируется в системе «машины войны» (Ж. Делез, Ф. Гваттари), принимая конкретные очертания. Силы природы, реальные или даже несуществующие социальны группы, экономические явления (кризис, инфляция), целый народ и даже миф в поле СМИ способны стать ожившим фантомом, источать угрозу и внушать страх. В современном информационном противостоянии важнейшую роль играет не степень реальности угрозы, а скорее качество ее симуляции. Предметом этой симуляции являются символические конструкции, которые Ж. Бодрийяр называет «симулякрами». Другими словами, источником угрозы может выступать нечто, что вообще не существует в физической реальности, то есть за пределами поля СМИ.

Пространством существования данных конструкций является социально-коммуникативное пространство, где они приобретают ценность, значение и даже стоимость. Стоимость данных конструкций определяется тем, насколько эффективно они конвертируются в человеческий или социальный капитал, а затем и в экономический.

Хотя симулякры и могут быть сконструированы конкретными индивидами, существуют они стихийно и автономно. «Виртуальное порождает виртуальное – избегая случайного [accident], которым могло бы стать лишь вмешательство в дело Другого. Но никто не хочет и слышать о Другом. В конечном счете, неразрешимость этой войны зиждется на исчезновении инаковости, элементарной враждебности, самого врага» ^{[4, с. 30]}. Дегуманизация «врага», разрыв коммуникативных связей с Другим, с иными, создает ситуацию, при которой, в столкновении, утрачивается смысловая связь с человеком и утрата доверия. Человеческий капитал в подобном случае утрачивается, он переходит в символический потенциал симулякров. Бодрийяр показывает, что в информационном противостоянии нет победителей, человеческий капитал поглощается символами, которые, обретая могущество, подавляют все человеческое вокруг себя.

На сегодняшний день в массовом сознании довольно распространено мнение, что информационное противостояние выстраивается исключительно между государствами, например между Россией и ее внешними противниками. В действительности, есть больше оснований предполагать, что актуальный конфликт сегодня разворачивается внутри коммуникативного пространства, различные области которого не всегда привязаны к физическому пространству. Источником конфликта выступает противостояние обществ второй и третьей волн (печатная и электронная социально-коммуникативные системы), так называемый «великий разрыв» между цивилизацией прошлого и будущего. Ни одно из современных государств не является абсолютно завершенной социальной системой второй или третьей волн, в любом из них есть элементы всех трех типов обществ. Значение имеет то, элементы какого типа общества преобладают в пределах отдельно взятой страны, и какую силу собой представляют (примером столкновения в одном государстве обществ разных волн можно назвать войну севера и юга в США, гражданскую войну в России, так называемую «Арабскую весну»). Сторонами в современных информационных войнах выступают данные силы, и развертываются противостояния в результате их экспансии.

В работах крупнейших теоретиков информационного общества, таких, как Джон Нейсбит и Элвин Тоффлер (третья волна) отмечается, что при формировании основ информационного общества неизбежно перестраиваются системы управления и администрирования в государстве. Активное формирование основ информационного общества создает условия, при которых «Политически мы сейчас находимся в процессе массового перехода от представительной демократии к демократии участия» ^{[20, с. 229]}. Формирование и развитие информационного общества предполагает тенденцию децентрализации управления, формирование политической системы по направлению «снизу вверх». «Ведущий принцип этой партисипативной демократии состоит в том, что люди должны участвовать в принятии решений, затрагивающих их жизнь» ^{[20, с. 228]}. Партисипативная демократия по Д. Нейсбиту и Э. Тоффлеру является закономерной формой реализации принципов демократии в условиях информатизации. Современная представительная демократия, сформировавшаяся более двухсот лет назад была единственной ее возможной формой, ввиду неразвитости средств связи. В наше время проблема связи практически решена, и переход к децентрализованной форме управления, с этой точки зрения, уже должен произойти.

Субъект, оформившийся в информационном обществе включается в политическое пространство непроизвольно, так он устроен – свобода выбора, самоопределения, самовыражения являются условиями его существования. В иных условиях его существование невозможно. Вполне закономерным является то, что именно в условиях интернет-коммуникации наблюдаются различные формы политической самоорганизации ранее политически инертных масс. «Общество, базирующееся на информации, все в большей степени способствует возрастанию свободы и равенства – двух вещей, которые люди в современной демократии ценят больше всего. Свободы выбора приобретает все более неограниченный характер. Иерархии всех видов, и политические, и корпоративные, подвергаются давлению и начинают распадаться. Власть больших, негибких бюрократических образований, которые стремились посредством правил, предписаний и принуждения контролировать все и вся в пределах своей сферы влияния, была подорвана переходом к экономике, основанной на знании; это способствует росту самостоятельности индивида, обретаемой благодаря доступу к информации» ^{[21, с. 12]}. По мнению Ф. Фукуямы общественный порядок способен возникать в результате самоорганизации социальных систем, а не только под действием внешнего контроля. «Представление о том, что социальный порядок должен возникать благодаря централизованной, рациональной, бюрократической иерархии, тесно связано с индустриальным веком» ^{[21, с. 16]}. Дж. Нейсбит считает, что в наиболее развитых странах, в результате столкновения старых систем администрирования и управления с новыми реалиями информационного общества старые системы неизбежно уступают и перестраиваются ^[20]. Происходит переход и трансформация, изменение всей структуры социальной системы на пути к ее новым состояниям.

Постепенное становление информационного общества не должно приводить к полному разрушению старой цивилизации. Выдающийся социолог, пионер социально-коммуникативного подхода, Г. Иннис высказывался, что положительный эффект для человека и цивилизации от различных форм коммуникации достигается тогда, когда они находятся в гармонии друг с другом. Нарушение же гармонии между формами коммуникации приводит к различным проблемам и кризисам.

Выводы.

В процессе распространения ИКТ (информационно-коммуникационных средств), как канала передачи информации между людьми происходит становление самостоятельно-функционирующих систем социальной коммуникации, и характерных для них автономных коммуникативных пространств. Сюда относятся виртуальные и кибер-сообщества, интернет-группы, социальные сети и другие. Данные системы формируют новые формы и разновидности социальных, политических, духовных и экономических отношений, и постепенно оформляются в целое «новое общество», которое можно обозначить, как информационное. Хотя оно находится в процессе становления, однако в данном обществе постепенно формируется собственная структура общественных, экономических и политических связей. Сложившиеся же ранее общественные структуры, характерные для традиционного и индустриального общества, не могут напрямую переноситься на «базис» информационного общества, и вынуждены либо перестраиваться в нем, либо перестраивать его структуру под себя. Таким образом, возникают предпосылки столкновения структур старого и нового общества, на территории информационного пространства.

Средствами ведения информационных войн служат техники симуляции, посредством которых достигается сдерживание и подавление действий объекта воздействия. Главными орудиями в информационной войне служат СМИ, контроль каналов коммуникации, техники воздействия и манипуляции психикой реципиента.

Современное информационное противостояние, таким образом, происходит не на географической границе государств, и не на неком зримом поле битвы, оно разворачивается везде, где наблюдается процесс информатизации, то есть внутри практически всех современных государств. В том числе в российском коммуникативном пространстве наблюдается ряд ключевых признаков информационного противостояния. Экономические и социальные структуры современных государств активно оформляются в соответствии с принципами функционирования информационного общества, а существующие системы управления, сформировавшиеся еще в XVIII-XIX веках, эффективные в условиях общества второй волны, постепенно устаревают. Несмотря на то, что информатизация общества становится условием его выживания, и требует его органичного перестроения, старые формы властных отношений транслируются и внедряются в систему отношений информационного общества. Данное обстоятельство становится мощнейшим катализатором для различных форм противостояний по всему миру, в первую очередь информационных.

Проблема информационной войны на данный момент остается чрезвычайно широкой и сложной в исследовании. Тем не менее, данная проблема заслуживает повышенного внимания со стороны общественных наук. Отдельного внимания заслуживает изучение: современных средств информационного воздействия на реципиента, в том числе актуальных форм идеологии и пропаганды, механизмов контроля за каналами социальной коммуникации и техник снятия ответа реципиента; способов защиты реципиента от информационного воздействия; структур власти информационного общества; способов профилактики и преодоления информационных противостояний.