Рус Eng Cn Translate this page:
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Library
Your profile

Back to contents

Genesis: Historical research
Reference:

On the History and ethnogenesis of Salatavia and Western Dagestan (Prisulak) societies

Bashirov Magomed Said-Emievich

Postgraduate student, K. I. Ibragimov Complex Research Institute of the Russian Academy of Sciences

364051, Russia, respublika Chechenskaya Respublika, g. Groznyi, ul. Staropromyslovskoe Shosse, 21a

hidjaz@mail.ru

DOI:

10.25136/2409-868X.2021.4.35573

Received:

19-04-2021


Published:

26-04-2021


Abstract: This article examines the question of continuous presence of ethnic Chechens in the territory of historical region of Salatavia (the Republic of Dagestan), as well as substantial part of Western Dagestan (Prisulak regions), at the very least since the turn of the XIV – XV centuries and later. The author explores extensive material that is based on the documental, written and ethnographic sources of the XVIII – XXI centuries, as well as toponymy of the designated region – materials on the region of Salatavia, society Koisubu (Hindalal), Didoi (Tsezy), Andia, Gumbet, Ahvakh (Sada-Kilidu), Terek-Sulak interfluve (including Aukh and such centers as Endirey), coastal settlements of Sulak (Chir-Yurtsk), etc.. Based on the aforementioned sources, the author indicates the most considerable role and participation of Chechens in the ethnogenesis of population of these regions and settlements. The article traces the sequence of sources of the XIX – early XX centuries in reflection of ethnic affiliation of the local population and its closeness to the Chechens. Leaning on the data from various sources, the author reveals the Chechen origin of the first rulers of Salatavia from the privileged Sala-Uzdeni social class. The author determines the change in the ethnic balance of the region, which took place under the influence of various factors, including military and political. The conducted analysis  is proven by extensive bibliographical sources that testify to the ethnic commonality of the region throughout the early and late medieval periods. The author notes the migration of ethnic Chechens from Dagestan to Chechnya, perhaps under the pressure of other ethnoses during the XIV – XVI centuries. This process comes to an end by the time of Shamil’s rule. The research presents a fundamentally new perspective upon the ethnogenesis of the societies under review.


Keywords:

Salatavia, sala-ozdens, saloy-eli, Chechens, Chechnya, Dagestan, Koisubu, Andy, Gumbet, Sulak

This article written in Russian. You can find original text of the article here .

Историко-географическая область Салатавия лежит по левому берегу р. Сулак. Основное население в настоящее время составляют аварцы. Всего в Салатавии насчитывалось 13 населенных пунктов: Буртунай, Алмак, Дылым, Гуни, Костала, Миатли, Инчхе, Зурмакент, Зубутли, Иха, Хубар, Гертме, Старый Чиркей. Все они входили в состав Салатавского «вольного» общества (объединение сельских обществ с целью защиты общих интересов), основанного переселенцами из различных горных районов Дагестана и Чечни, начало миграции которых датируется обычно XV в. Относительно времени формирования Салатавского союза сельских общин существуют различные точки зрения, но чаще всего его связывают с образованием Чиркея – самого крупного селения, ставшего центром экономической и политической жизни Салатавии [1, с. 195]. Поскольку Чиркей был основан только в начале XVIII в. [10, с. 180], то и формирование Салатавского союза можно отнести ко времени не ранее середины того же века.

Вопрос об этнической принадлежности населения Салатавии до XV в. требует отдельного рассмотрения. Археологическими исследованиями на этой территории выявлено более 20 поселений и городищ. Ее заселение произошло не позднее рубежа III–II тыс. до н. э., а в эпоху средневековья здесь наблюдалась значительная плотность населения [2, с. 124]. Принимая во внимание пограничное положение Салатавии с исторической Чечней, можно говорить о постоянном присутствии древних нахчийцев на этой территории, в том числе и наряду с представителями других этноязыковых групп. Во всяком случае, присутствие нахчийцев в Терско-Сулакском междуречье допускается не позднее раннего средневековья [3, с. 148–149]. Что касается авароязычного населения области, то М. Д. Саидов пишет, что «носители салатавского диалекта на этой территории появились сравнительно недавно» и «южные и северные склоны салатавских гор заселялись аварцами – выходцами из глубинных аварских районов постепенно». И далее: «Западная часть южных склонов в старину была занята андийскими племенами» [48, с. 136].

В источниках 1788 года река Сулак упоминается в форме Салака [72, с. 279]. Другое название Сулака – Хой (букв. с чеченского языка: стража, дозор) [73, с. 150]. Тот же факт, что Я. Лазарев называет Сулак рекой Ламека (Ламе-хи – Горная-река с чеченского языка), включая при этом в число четырех «главнейших пород», обитавших в Дагестане, «мичихшскую» (чеченскую) [74, с. 177, 178], то можно предположить, что позднейшее название реки – Сала(ка) – возникло вместе с оформлением Сала(тавского) союза. Отметим, что одно из первых документальных упоминаний салатавцев («салатов») относится к 1744 году (рапорт В. Е. Оболенского) [75, л. 33, 33 об., 35, 35 об.].

О происхождении топонима Салатавия существует множество версий. Например, что он возник от названия горного хребта Салатау – сала в переводе с тюркского означает «величественный, благородный», а -тау – «гора» [4, с. 124]. Согласно еще одной гипотезе, топонимы с основой сал-/сала- отражают название гуннского племени Сал [5, с. 21]. С тем же племенем этноним сал- связывает и Е. М. Поспелов [6, с. 362]. Основа сала- лежит и в названии одного из привилегированных сословий кумыкского общества – сала-узденей, являвшихся древними владельцами Салатавии. Однако, этого недостаточно для признания его не только кумыкского, но даже тюркского происхождения, так как топонимы с основой сала- известны в областях, где постоянное присутствие тюрок никогда не фиксировалось. Например, Салагикрос-чала («Поляна для войск») в верховьях р. Аргун на территории Хевсуретии [7, с. 69] или Салалакские горы на южной окраине Тбилиси [8, с. 169].

Видимо, наличием на территории Грузии топонимов с основой сал-/сала- объяснялась попытка вывести топоним Салатавия от груз. Салис-тави – «голова, начало р. Сали» [9, с. 123]. На территории Салатавии действительно имеется река Сала/Сали, а также горный хребет с таким же названием. Сами жители этой местности полагали, что название Салатавия дано от названий речки и горного хребта Сала/Сали, «…а в совокупности название Салитау или Салатавия произошло от самих местных жителей, коих называли Сала, или Салилар, из коих часть перешла в Андреевский аул, где они и теперь известны первыми узденями…» [10, с. 182]. Однако основа сала/сали встречается и в именах личных. Например, имя Салас объясняется как фракийское, но в форме Сала оно встречается также у чеченцев. Его происхождение, возможно, связано с этнонимом салы, локализуемым на Кавказе между сванами и черкесами. Салой, или салай, как этноним встречается и в чеченском фольклоре [11, с. 30, 92]. Таким образом, термин сала-/сали-, одновременно выступающий в роли топонима, этнонима и личного имени, фиксируется на обширной территории, в том числе и далеко от Кавказа. Достаточно широко они известны и на территории Чеченской Республики. В чеченском языке также сохранилось устойчивое выражение салой-эли – букв. «салойские князья».

Интерес для нашей темы представляет то обстоятельство, что сами салатавцы традиционно называли себя нахбак, причем его содержание объясняется по-разному: «живущие на подошвах гор» [10, с. 182], «задняя сторона» [12, с. 24]. Это же слово в форме накъбакI пытаются связать с религиозно-географическим понятием, ориентацией на солнце [4, с. 126]. У аварцев название Нахбак и сейчас служит для обозначения Салатавии [13, с. 21]. Столь различное толкование топонима Нахбак с дагестанских языков позволяет предположить, что его основой служит чеченское нах – «люди, народ». Стоит также обратить внимание, что в аварском языке союз сельских обществ называется нахбазул бо, в котором бо, по сообщению дагестанских авторов, слово, имеющееся и в чеченском языке: бIо – «войско» (слово чеченского происхождения, имеет однокоренные слова: бIар, бIоу, бIахо и пр.) [9, с 27; 14, с. 6; 50, с. 61]. В контексте сказанного следует отметить, что название села Ботлих, расположенного у границы с Чечней, можно перевести с чеченского как «[место] стояния войска».

Вероятно, начальные сала- и нах- в упомянутых топонимах имеют связь с чеченским самоназванием нахчий/нохчий и субэтнонимом салой. Тем более, что на западе Салатавия граничит с самой восточной на сегодня исторической областью Чечни – Нохч-Мохк (Ичкерия), и в обеих областях проживают выходцы из одних и тех же тайпов.

Представляется, что главной причиной, способствовавшей массовому переселению горцев из различных районов Дагестана и Чечни на территорию Салатавии, стал поход среднеазиатского правителя Тимура, армия которого в 1395 г. на Тереке разгромила войско золотоордынского хана Тохтамыша, а затем приступила к планомерному разорению Северного Кавказа. Среди прочих нашествию подверглась Салатавия и, как указывают некоторые дагестанские исторические хроники, когда царь Тимур вторгся в Чечню, он разгромил бывший там город Алмак, имевший семь-восемь тысяч домов. Оттуда он направил свои войска на Салатавию, разрушив имевшиеся здесь селения. Оставшихся жителей Тимур переселил, причем их большую часть – на место селения Чиркей (речь идет о т. н. Старом Чиркее, оказавшемся в зоне затопления Чиркейского водохранилища. – Авт.), которое в то время оставалось незаселенным и называлось Чиркаб [15, с. 29; 16, с. 80–81]. Надо полагать, что после этого территория Салатавии стала привлекательной для переселенцев из менее пострадавших горных обществ. Существует мнение, что только после ухода войск Тимура Салатавия стала называться НахъбакI [4, с. 126].

На чеченское происхождение, как минимум, части сала-узденей еще в середине XIX в. прямо указывал Д.-М. Шихалиев, сам принадлежавший к этому сословию: «Сала, или Салатовцы, предки нынешних Кумыкских Сала-узденей, вышедшие из находящейся за Гунбетовским хребтом деревни Рикони; жили при речке Саласу, впадающей в Акташ; они считаются в родстве с Ауховцами и принадлежат к Вашандроевской их фамилии; подобно Тюменам и Гуенам, Сала составляют ныне в Андрееве особый квартал» [17, с. 155]. Отметим, что Сала считаются основателями села Риквани [50, с. 31]. Вашандарой/вашиндарой – чеченский тайп, коренная территория которого находится в нижней части Аргунского ущелья, и по версии Д.-М. Шихалиева часть его некогда мигрировала в Салатавию, где переселенцы обрели владельческий статус.

Следует сказать, что переселение предков сала из Анди (Риквани) и Гумбета в Салатавию объясняется также сведениями, указывающими на проживание чеченцев и их переселение «из Дагестана» [44, с. 224; 45, л. 48]. Согласно архивным источникам (1834), чеченцы обитали в горах, лесах и части степи «по берегам рек Сулака и Терека» [66, л. 8]. Интересно, что П. К. Услар указывает на название чеченской речки Мичик (и кумыкское название чеченцев, мичигыш), имя которой «повторяется в названии Мичикальского ущелья в Гумбете…» [12, с. 24]. Еще одна параллель между Гумбетом и Салатавией – гумбетовская речка Гуни-каль в районе села Чирката [46, с. 93, 95] и салатавское село Гуни. Добавим к сказанному, что И. А. Гильденштедт (3-я четверть XVIII в.) фиксирует «при Гумбете» населенный пункт «Чечен» [47, с. 119]. В числе гумбетовских деревень после Цилитля упомянут также аул «Ширдук» (1746 г.) [71, с. 340], очевидно, связанный с чеченским тайпом Ширдой. Это тем более правдоподобно, что русские топографы еще в 1831 году, работая с людьми, владеющими кумыкским языком, занесли на карты все топонимы данного региона в переводе на кумыкский язык, в том числе и «Гунбет» [48, с. 136]. Гумбетовский аул Игали А. Марлинским (1832) также называется «чеченским селом» [76, с. 44].

Дореволюционные источники сообщают, что «на восточном склоне Андийского хребта» чеченцы проживали в ауле «Цихал-Батлух» [49, с. 1174]. Сам Андийский хребет именуется «Кистенскими (т.е. чеченскими. – Авт.) горами» [65, с. 90]. Называются также конкретные имена тайпов и областей, откуда происходили чеченцы, участвовавшие в этногенезе андийцев: «Зумсу в Чечне (тухумы Абичол и Дадил), Нахаши в Чечне (тухум Херчилял…)». Что касается хунзахцев, поселившихся в Анди, то их появление датируется концом XVI века [50, с. 27]. Война с последними стала причиной расселения жителей самого древнего андийского аула – Гунха – «в другие места». Основателями же собственно села Анди считаются братья-чеченцы из тайпа Дишни – Араш и Унсур [91, с. 26, 27]. Е. М. Шиллинг прямо указывает на «восточно-чеченские вклады» в составе жителей Анди [50, с. 28, 38], сыгравшие, очевидно, свою роль при миграции жителей Анди в Салатавию. Отмечается также, что тухумы чеченского происхождения – Херчилал, Абичол, Дадил – связаны «с определенной группой селений (Анди, Гунхо, Чанко, Гагатль, Риквани, Муни)» [50, с. 25, 29].

Еще одно село, расположенное на границе Чеберлоя и Анди, – Цибилта – может быть истолковано как чеченское выражение ЦIе-Билта (сравните с Ца-Ведено).

Особняком стоит аул Ашали, который основали выходцы из села Ишкарты, прибывшие при «Абу Муслим шейхе» (по-видимому, при Чопан-шамхале), один из кузенов которого был похоронен «у кумыков в Эндери» [50, с. 33], что в совокупности указывает на последнюю четверть XVI – начало XVII века [51, с. 55–58; 52, с. 51–52, 54–55]. Упоминание Ишкартов также представляется нам неслучайным: в местных преданиях сообщается о биях-переселенцах из Салатавии, которые на склоне Каранай-бете основали Казбек-юрт, а затем вернулись в Чечню [77, с. 16–17].

Вольное общество Ишкарты [53, с. 320] расположено в непосредственной близости с селами Каранай и Ахатль, жители которых выселились из Койсубу и Гумбета [43, с. 8]. При этом Койсубу-Хиндалал в источниках 1864 и 1878 годов называется чеченским племенем [54, с. 502; 55, с. 938]. Указывается и на гимринцев ичкеринского рода [78, с. 190]. Этот факт позволяет трактовать местное название области – Хиндах, – расположенной «при слиянии Андийского и Аварского Койсу, между Гумбетом и Аварией» [56, с. 307], с чеченского языка как «область [у] начала воды», т. е. место слияния притоков Койсу в единую реку Сулак. В грузинской периодике (1831) также указывают на связь койсубулинцев с чеченцами. Более того, селение Унцукуль, расположенное в 6 км юго-западнее Гимров, названо северной границей Аварии, а в числе местных жителей указываются и чеченцы из тайпа Беной: «…спросите же вы жителей долины, по коей протекает Кой-су; какого он народа, он скажет: “я из Гумров, из Унсукюля, из Баяна (т.е. Беноя. – Авт.)”…». [96, с. 69, 74, 77]. Это вновь подтверждает утверждение о проживании в Койсубу чеченцев – «гимринцев ичкеринского рода» [78, с. 190], а также факт прежней принадлежности области чеченцам.

По-видимому, в контексте этих данных следует рассматривать также утверждение Э. Реклю о том, что «чеченцы занимают весь западный Дагестан» [57, с. 108], а также предположение Ф. Паули о «чеченском происхождении» дидойского общества [58, с. 116]. Также отмечается, что сами дидойцы «себя не признают ни за грузинов, ни за лезгинское племя, находя, что Дагестан начинается лишь с аварской области, с Аварского-Койсу» [67, стлб. 9].

Версия о гуннском происхождении термина сала-/сали- представляет для нас интерес прежде всего потому, что на территории Салатавии и Веденского района Чеченской Республики существуют селения с названием Гуни (чеч. Гуьна). Кроме того, один из крупных чеченских тайпов называется Гуной. Салатавское селение Гуни считается одним из самых древних в этой области, а его основателями дагестанские источники называют гуенов. Сами гуены считали себя первыми и коренными жителями этих гор, а междуречье Терека и Сулака они вместе с тюменами населяли задолго до появления здесь кумыков. И, что примечательно, еще до появления нынешнего селения Гуни это место называлось гуни бакI [4, с. 212, 213].

Созвучие этнонимов гуен и гунн было замечено еще в XIX в.: «…постоянно повторяющееся в Чечне слово гунн в целой массе названий аулов, гор, рек, урочищ и т. п. Гуни, Гуной, Гуен, Гуниб и др. названия побуждают искать здесь каких-либо остатков некогда страшных гуннов» [18, с. 19]. Для нашего исследования особую ценность представляют сообщения об этническом единстве гуенов с чеченцами. Так, о происхождении гуенов уже упоминавшийся Д.-М. Шихалиев сообщал: «Гуены, вышедшие из отдаленного нагорного Нашахойскаго общества (в верховьях левого притока Аргуна, называемого Чент), они вмели свой аул на неприступной скале, близ нынешних Миатлов, и занимались полевыми работами на левом берегу Сулака, при выходе оного из гор. Ныне они, подобно Тюменам, составляют в Андрееве особый квартал и находятся в родстве с известною в Чечне фамилией Гунай» [17, с. 155]. Нашахайское общество – это, без сомнения, историческая область Нашх/Нашха в горном Галанчожском районе Чеченской Республики, а гидроним Чент ассоциируется с рекой Чанты-Аргун (ЧIаьнти-Орга).

О том, что гуены представляли собой остатки гуннов, упоминалось в различных источниках: гуены переселись в Эндирей из Гуниба и «ичкерийской деревни Гуни». В Терско-Сулакском междуречье они владели землями по левому берегу Сулака близ селения Эндирей [19, с. 390]; «Остатки Гуннов, сохранившиеся в неприступной деревне Андалалскаго округа, Гунниб (как говорит предание, они вышли из ичкеринской деревни Гуни, основ. Гуннами), покинув свои жилища, поселились, как говорит предание, вправо от нынешнего Нуцал-аула и имели постоянное сношение с соседями, Ауховцами» [20, с. 453]; «Гуены суть переселенцы из аула Гуни, что в Ичкерии. Потомки этих гуенов живут ныне в Андрееве, где составляют они особый квартал, и теперь считаются в родстве с ичкеринцами» [21, с. 623]. Причем, на территории современного Дагестана гуены некогда проживали от Гумбета до Терека [22, с. 40]. Это, по-видимому, стало причиной одной из версий этимологии названия области – Гуни-бо, т. е. «войско Гуни» [9, с. 41]. Интересно, что и название Хунзаха также увязывается с той же основой «хун», с вытекающим предположением о связи термина с гуннами [9, с. 148]. Добавим ко всему сказанному, что название аварского селения Гуниб означает букв. «в Гуни» (Гьуни=б) [23, с. 25].

Итак, гуены, как и сала/салой, населяли территорию Салатавии задолго до формирования Салатавского союза сельских обществ. Исторические предания и позднейшие показания местных сала-узденей позволяют проследить в этой колонизации два параллельных потока: феодальный (общинная верхушка Анди, Гумбета, аварские нуцалчи) и крестьянский. В то же время фамилии сала-узденей Каплановых, Ачаковых, Хаджи-Муратовых, Аджиевых, Умаровых, Кандауровых и др. считаются потомками тех владельцев, которые жили на территории Салатавии до образования союза [24, с. 39, 73].

Примечательно, что гуэны указывают на XVI век как на время окумычивания края, связывая этот процесс с личностью Султан-Мута. При этом, как пишет С. Т. Еремян, под «“страной дурдзуков”, “Дурдзукети”… понималась не только нын. Чечня и вся северо-восточная часть Северного Кавказа», но и «Врата Парчуан», под которыми исследователь понимал Кодорское ущелье, как раз расположенное на границе дидойских владений. С. Еремян отождествлял Буйнакск (территорию расположения города и села Кафыр-Кумух) с хазарским городом Баланджаром = Варачаном = Парчуаном, Семендер – с Тарками, а Чунгар – с Эндиреем [59, с. 145–147]. В этой связи следует отметить, что чеченский тайп Чунгарой имел отдельный квартал в черте Эндирея [95, с. 26–27], а другая чеченская община – Балой – также имела владения в Терско-Сулакском междуречье, в частности, аул Бал-Юрт [79, л. 86] в черте современного Хасавюрта. Среди топонимов Салатавии можно отметить также гору Бала [80, с. 125], название которой, по-видимому, связано с тем же чеченским тайпом и упомянутым одноименным селом в Аухе. Нельзя не обнаружить фонетической близости между этноним Бал(ой) и названием города-крепости Бал(ан-джар), имя которой Вестберг приводит в форме Балангиал и размещает ее в нижнем течение Сулака [81, с. 103]. Приведенная форма обнаруживает связь с чеченским выражением Бала(йн)-гIали, т. е. крепость Балов, что вновь косвенно указывает на чеченцев Ауха. Отметим, что исследователи считают чеченцев, как и удинов и лезгин, группой, происходящей от «древних легов» [60, с. 223], стало быть – древнейшими насельниками рассматриваемой области. Более того, источники последней четверти XIX века утверждают, что в состав «чеченских языков» входил и удинский язык (удинов Шифнер считает удами Плиния), который был представлен в Закавказье, а также в «одном уезде Чечни» [68, с. 577]. В «Русском энциклопедическом словаре» (1878) прямо утверждается: «Удины, народ на севере, известный древним, между прочим, Плинию; академик Шифнер признает их за удинов кавказских, чеченское племя, населяющее округ Ворташинский и один уезд Чечни. Говорят особенным наречием» [69, с. 44]. Источники 1894 года также причисляют к «чеченскому племени» удинов и ингилойцев [97, с. 248]. Н. С. Трубецкой считал, что «чечены… и уди образуют группу, происходившую от древних λενο’ (ληγαι)», т. е. тех же «древних легов» [70, с. 148].

Основание селений, вошедших в Салатавский союз, местные предания зачастую связывают с конкретными переселенцами из Чечни. Например, на месте современного селения Алмак первым поселился выходец из чеченского селения Харачой по имени Кекели и два его сына – Келлерды и Келемат. Позднее к основанному ими хутору стали подселяться люди из Гумбета и других аварских обществ, а также Ичкерии и Ингушетии [4, с. 222; 25, с. 41–42]. Другое предание возобновление селения Алмак связывает с двумя чеченцами, выходцами из тайпов Харачой и Чунгарой, скрывавшимися от кровной мести [26, с. 169]. Более того: выходец «из тухума Харайчу» из села Алмак (по другой версии – из Зубута), согласно преданию, под влиянием проповеднической деятельности «Абу-Муслима» принял Ислам [73, с. 100]. Нельзя не отметить и наличие в самом селении Алмак и его окрестностях большого количества топонимов чеченского происхождения [27, с. 55]. Небезынтересно и то, что в 1812 г. российские авторы Алмак относили к чеченскому Ауховскому обществу [28, с. 245].

Упоминание Зубута также видится нам закономерным на фоне имеющихся данных о Дылыме и тайпах Садой и Билтой [82, с. 66], тем более, что Г. А. Ткачев прямо указывает на связь Зубута с чеченцами [83, с. 66]. В одной из легенд утверждается, что у калмыцкого хана Сургута был сын по имени Субут, или Зубут, который ухаживал за «какою-то царевною красавицею по имени Чечень» [84, л. 8 об.]. Учитывая же факт совместного проживания ногайцев-туменов и чеченцев-гуэнов на берегу Сулака (к примеру, село Хубар – кумыкское название; в материалах село названо «переселенческим» [85, л. 79]), Зубут вновь связывается с чеченцами.

Интересна также этимология названия другого салатавского села – Инчхе. Дагестанские исследователи сближают его с тюркским словом «ичих» (безветренный, тихий, спокойный) [27, с. 28], с чем трудно согласиться по причине очевидной фонетической разницы в словах. С другой стороны, слово Инчхе обнаруживает явное созвучие с чеченским выражением «Iинчу-хи», т. е. «река в овраге/пропасти», что полностью соответствует особенности ландшафта села.

Известны и другие чеченские тайпы, имевшие земли и горы в Салатавии. В частности, тайп Зант(хой) имеет гору Занта-Лам (она же Цанта-Тау), «считавшуюся Ауховскою» [86, л. 10]. Более того, рядом с горой, между Алмаком и Буртунаем, существовал аул Чорто, принадлежавший, по-видимому, союзной зандаковцам чеченской общине Чартой. Там же, в Салатавии, имелась и гора Ялхи-Сиген, в названии которой отражен другой тайп-союзник зандаковцев и чартойцев – Ялх(ой) [87, с. 35].

Чеченское происхождение имеет и название селения Дылым. Согласно преданию, некогда в этой местности жили ногайцы, но еще до вторжения войск Тимура они покинули её из-за постоянных нападений чеченцев. После ухода ногайцев на освободившееся место переселились из Согратля два брата и сестра, которые купили землю у чеченцев. Звали братьев Гебек и Айма, и они стали предками эндиреевских князей. От первых переселенцев образовались три тухума: Билиттайпа (от чеченцев), Будунисилал (от согратлинцев), Кеженисел (выходцы из Буртуная) [25, с. 45]. Действительно, основателями административного центра Салатавии – села Дылым – считаются этнические чеченцы из общины Билит (чеч. Билто), которые и сейчас проживают в селе [61, с. 74–76]. Отождествление «билитцев» Гумбета с билитлинцами Дылыма и билтинцами современной Чеченской Республики тем более объективно, что новое село Аргвани (Гумбет) расположено на месте бывшего урочища Саду-майдан (букв. площадь/плато Саду; плато площадью более 400 га, растянувшееся на 6 км и окруженное горными хребтами) [4, с. 86], где Саду – это иерархически вышестоящая генетически близкородственная патронимия общины Билто (Билит) [62, с. 32–33, 49].

В другом предании говорится, что селение Дылым и Зубутль образовались из двух разрушенных Тимуром селений: Гебехъала (Гебек-Кала. – Авт.) и Жагъинколо [29, с. 166]. Известны также версии, согласно которым Дылым образовался еще в XIV в. из нескольких населенных пунктов, в том числе Ишал [4, с. 168], имеющий чеченскую этимологию – «болотистое место». Чеченскую этимологию имеет и название хутора Шавдан, основанного выходцами из Дылыма [24, с. 37] – букв. «к родникам».

В первом предании под именем ногайцев выведены золотоордынцы, а оба предания едины в определении времени образования селения Дылым – конец XIV в. Но если первое сообщение называет чеченцев как владельцев этой территории после ухода «ногайцев», то второе акцентирует внимание на том, что его первыми поселенцами были уцелевшие жители двух разрушенных селений, названия которых приведены в соответствии с нормами аварского языка, что не означает принадлежность упомянутых жителей к аварскому этносу. Гебек-Кала – это укрепленное поселение на вершине, локализуемой на границе Салатавии с Засулакской Кумыкией. Первая часть его названия представляет собой имя собственное лица, владевшего им. В чеченском и ингушском языках слово гебек/гебак обозначает короткое копье с широким наконечником и употребляется как мужское имя собственное [30, с. 29]. В самом начале XX в. со слов чеченцев из Эндирея записано предание, что на месте Гебек-Калы жил их родоначальник Гебек с братьями Умаром и Усманом [31, с. 134]. Известно также, что местность Гебек-Кала принадлежала Гебек-Шайху из Эндирея, происходившему из чеченского тайпа Дишний [32, с. 4, 5].

Считается, что первое упоминание в письменных источниках селения Дылым относится к 1617 г. Однако имеются основания считать, что оно могло существовать и ранее, но под другим названием. Так, в «отписке» Терского воеводы П. Головина о желании кумыкского владельца Султан-Махмуда «дать аманатов в Терский город», датируемой осенью–зимой 1614 г., сообщается: «…приезжали де к Быстрой реке повыше караулу к городищу Салтан-Магмут-мурза, а с ним брат его Нуцал да Андеин сын Алисалтан-мурза да Альбирюй Кегостров да изменник Ботай-мурза Шихмурзин да окоцкой Кегостров-мурза Битемирев… …И з Быстрые де реки Салтан-Магмут-мурза з братьею своею поехал назад к себе в кабак Салаюрт» [33, с. 60]. Упомянутые в этом донесении Альбирюй Кегостров, Ботай-мурза Шихмурзин и Кегостров-мурза Битемирев являются представителями «окоцкой» знати – выходцами из ауховского общества (чеченцы-аккинцы). В селении Дылым, часто причисляемом к Ауховскому обществу, известен микротопоним Салаюрт и по утверждению информаторов – Дылым находится на месте, где раньше было село под тем же названием (Салаюрт) [34, с. 114].

Как и множество других селений Чечни и Дагестана, Дылым, по всей видимости, возник путем слияния нескольких близкорасположенных небольших поселений. Не вызывает сомнений, что одно из них было основано и принадлежало представителям сословия сала-узденей, и процитированный выше документ с большой долей уверенности позволяет видеть в них привилегированное сословие чеченцев Ауха.

Античные авторы упоминают исондов на реке Сулак по соседству с дидурами, отождествляемыми с дидойцами [88, с. 2]. При этом В. Б. Виноградов, рассматривая содов-исадиков, отождествлял их с чеченским тайпом Садой [89, с. 122]. Плиний Старший и Клавдий Птолемей также называют ряд кавказских обществ, в том числе тех же содов [90, с. 84]. Таким образом, можно считать, что со времен сармато-аланского времени в горах районе Сулака постоянно проживали соды-исонды-исадики (Садой и их ответвление – Билтой): Дылым, Саду-мейдан в Аргвани (село основано чеченцами из Нашхи, а выходцами из Аргвани основаны Миатли [25, с. 40]), Сада-Килиду (Ахвах), Садой-Лам (Чеберлой) [82, с. 45, 122; 91, с. 23, 27] и т. д.

Отметим также, что в «Отписке» П. Головина содержится самое раннее упоминание в российских официальных документах топонима с основой сала-. Если принять во внимание, что первое упоминание салатавского общества относится к 1744 г., а топонимы Салатавия и Салатау появились только к началу XIX в., можно уверенно предположить, что первоначально сала являлся социальным термином и лишь со временем нашел применение в качестве топонима и гидронима. Именно так область Салатавия получила свое название от чеченского общества Сала, или Салой.

Еще в начале 70-х годов прошлого века один из аварских старожилов селения Дылым утверждал, что первые поселенцы аварского происхождения появились в этих местах в последней трети XVIII в. Чеченцы, составлявшие тогда население Дылыма, разрешили им заселить свои пустующие земли. Со слов этого же информатора аварское название Дылым появилось в результате искажения чеченского Дэйлам в значении «гора предков» [30, с. 30].

По всей видимости, в этом предании говорится о первом крупном переселении этнических аварцев в Дылым, до которого переселялись отдельные семьи. Можно также предположить, что это переселение не повлияло кардинальным образом на этнический баланс в границах селения. Во всяком случае, на это указывает одно из сообщений завершающего периода Кавказской войны: «Всадники наши перешли Теренгуль… и остановились у подошвы высот Янги-Юрта, на которых уселись бедные ауховцы, выходцы из Делыма, чтобы быть свидетелями сожжения нового своего аула, выстроенного зимою после разорения нового Делыма нашими войсками». Салатавия – кусочек Чечни (в географическом смысле) [35, с. 41, 45, 46].

Переселение аварцев в Дылым продолжалось и в последующие годы, в том числе и с разрешения царских властей. Например, 24 семьи из Гуниба были поселены на территории Дылымского общества вблизи высоты Таулу-Ульген [36, л. 9].

Таким образом, согласно преданиям, Дылым был основан выходцами из тайпов Садой и Билтой, но в нем проживали также ауховцы и представители тайпа Гендаргеной. Остается только добавить, что в окрестностях Дылыма выявлено значительное количество топонимов чеченского происхождения [27, с. 52].

В российских документах XIX в. обнаруживается немало указаний на чеченское население Салатавии. В частности, об этом пишет Ф. А. Жиль в сер. XIX века [92, с. 106–107]. Кроме того, в документах 1837 г. селения Буртунай и Гертме названы чеченскими [37, с. 625, 693]. Как известно аварцы называют чеченцев бурти/буртиел и можно предположить, что оно легло в основу названия селения Буртунай. Что касается салатавского селения Гертме, то аул с таким же названием существовал и недалеко от Гудермеса и был населен представителями тайпа Чарто. Как было отмечено, недалеко от Буртуная находилось село Чарто, уничтоженное в ходе Кавказской войны, часть жителей которого переселилась в селение Чиркей на реке Сулак. Учитывая вышеизложенное, можно предположить, что чартоевцы проживали и в Салатавском селении Гертме.

Приведенные примеры показывают, что значительная часть селений, вошедших в Салатавское «вольное» общество, была основана или возобновлена этническими чеченцами (согласно документам 1830 года, чеченцы населяли «естественные твердыни около Койсу» [93, с. 890]). Не вызывает также сомнения, что Салатавия с ее плодородными землями входила в число территорий современного Дагестана, где сходились миграционные потоки из горных районов обеих республик. Поэтому в целом о Салатавии можно говорить как об исторической области с традиционно смешанным населением, что для того же Дагестана вовсе не редкость. Например, в селениях Баташ-юрт, Байрам-аул, Эндери, Аксай, Бота-юрт, Ичичали, Ансалта, Дылым, Цилитль, Ингиши и других долгое время совместно проживали дагестанцы, чеченцы, ингуши, кабардинцы [38, с. 79, 81].

В пограничных районах проживали тайпы (тухумы) Чунгурулал и Блитал (Чунгарой и Билтой. – Авт.), имеющие общие корни среди чеченцев и аварцев [39, с. 42]. Сюда же можно отнести тайпы Гуной, Чартой, Харачой. В более широком плане Салатавия была лишь частью территории расселения чеченских тайпов: «Скорее всего “первобытное” население междуречья Аксая–Акташа в предгорной полосе представляло собой продолжение нахчмахкоевского этномассива; в частности, здесь присутствуют фамилии дышни, курчалой, гордалой, гендаргеной, беной, гуной, зандакой, бильтой, эхишбатой и другие…» [40, с. 187–188]. Л. Пасынков (1924) также указывает на проживание чеченцев «от истока Акташа» (Салатавия) «до Дарьяла» [67, стлб. 23]. То же обнаруживаем и в дореволюционном источнике («западный склон Сулакского водораздельного хребта заняты чеченским племенем») [68, с. 589].

Этнический баланс в той же Салатавии не был устойчивым и менялся под влиянием различных факторов, в том числе военно-политических. В частности, Кавказская война и связанная с ней царская политика, рассматривавшая чеченцев в качестве «неблагонадежного» этнического элемента. Тем не менее, в 1859 г., т. е. сразу же после окончания Кавказской войны Салатавия так же, как и Ичкерия, официально была «причислена к чеченцам» [41, с. 108.]. Даже в начале XX в. в официальных изданиях Терской области чеченцы считались коренным населением Салатавии [42, с. 414, 415].

Отметим также, что расселение чеченцев не ограничивалось горной Салатавией и левобережьем Сулака: Е. Марков называет Чир-Юрт, расположенный на правом берегу Сулака, в составе Чечни, а также считает его вратами Дагестана в Чечню, тем самым, проводя административную границу по Сулаку (действительная граница Терской и Дагестанской областей) [63, с. 685, 687]. Это объясняет и тот факт, что «самые древние жители тех мест» были независимые гуены, которые после смерти Султан-Мута переселились в урочище Чумлу (выше Эндирея) [94, л. 46, 60–60 об., 122].

В селе Султан-Янги-Юрт, расположенном на том же берегу в 6,5 км севернее Чир-Юрта, также имеется чеченский квартал Мичигиш-аул [43, с. 9]. Сказанное подтверждается и сведениями, указывающими на Сулак как на восточную (административную) границу Чечни, ограниченной с обеих сторон Сулаком и Тереком [18, с. 98; 64, с. 96].

На основании проведенного исследования можно прийти к выводу, что территория Салатавии издревле служила местом миграции из горных районов Чечни и Дагестана. Последняя значительная по масштабам миграция горцев в эту область началась не позднее рубежа XIV–XV вв., и первоначально главенствующую роль в ней играли переселенцы из Чечни, основавшие древнейшие из современных селений Салатавии. Это нашло отражение в том факте, что первоначальными владельцами Салатавии считались сала-уздени, изначально чеченского происхождения. Только в XVII в. при правлении основателя Эндирейского владения Султан-Махмуда статус сала-узденей получили некоторые из его сподвижников кумыкского, кабардинского и аварского происхождения. Впоследствии, по мере формирования и укрепления Салатавского союза сельских обществ сала-уздени постепенно утрачивали реальную власть над этой территорией, а позднее – подверглись ассимиляции, растворившись в кумыкоязычной и авароязычной среде.

Отсутствие упоминаний чеченцев во внутреннем Дагестане после окончания Кавказской войны с учетом факта переселения части дагестанцев после занятия царскими войсками дагестанского нагорья и начала так называемого «мухаджирства» в плодородную Чечню, позволяют полагать, что чеченцы указанных горных областей смешались со своими соплеменниками в пределах нынешней Чечни. Вероятно, незначительная часть чеченцев, не совершивших переселение, ассимилировалась в дагестанской среде, сыграв свою роль в этногенезе местных обществ.

References
1. Aliev, B.G., Umakhanov, M.-S.K. Dagestan v XV–XVI vv. (Voprosy istoricheskoi geografii). Makhachkala: IIAE DNTs RAN. 2004. 496 s.
2. Material'naya kul'tura avartsev. Makhachkala: IIYaL DagFAN SSSR, 1967. 305 s.
3. Gadlo, A.V. Novye materialy k etnicheskoi istorii Vostochnogo Predkavkaz'ya // Drevnosti Dagestana. Makhachkala: IIYaL, 1974. S. 140–153.
4. Dadaev, Yu.U. Po tropam shamilevskikh srazhenii (Istoriko-dokumental'naya povest'). Makhachkala: «Yupiter», 1997. 248 s., 32 tsv. il.
5. Geibullaev, G.A. Toponimiya Azerbaidzhana (istoriko-etnograficheskoe issledovanie. Baku: Elm, 1986. 116 s.
6. Pospelov, E.M. Geograficheskie nazvaniya mira. Toponimicheskii slovar'. M.: «Russkie slovari», 1998. 504 s.
7. Zisserman, A. Poezdka v Shatil' // Gazeta «Kavkaz». 1847, 3 maya. №18. S. 69–70.
8. Zhivopisnaya Rossiya. Otchestvo nashe v ego zemel'nom, istoricheskom, plemennom i ekonomicheskom i bytovom znachenii / Pod obshch. red. P.P. Semenova. T. 9. Kavkaz. – M.: Izd-e tov. «Vol'f», 1883. 219 s.
9. Gan, K.F. Opyt ob''yasneniya Kavkazskikh geograficheskikh nazvanii. Tiflis, 1909. VI, 164, [5] s.
10. Bakhmatov, I. Chirka ili aul Chirkei // Gazeta «Kavkaz». 1863, 18 apr. №29. S. 180–182.
11. Vagapov, Ya.S. Vainakhi i sarmaty. Nakhskii plast v sarmatskoi onomastike. Groznyi, «Kniga», 1990. 128 s.
12. Uslar, P.K. Etnografiya Kavkaza. Yazykoznanie. T. IV. Lakskii yazyk. Tiflis: Izd-e Upr-ya Kavkazskogo ucheb. okruga, 1890. 422 s.
13. Aitberov, T.M. Materialy k istorii avartsev Prisulakskoi zony Dagestana. Makhachkala: ALEF, 2015. 72 s.
14. Aitberov, T.M. Drevnii Khunzakh i khunzakhtsy / S privlecheniem materialov i razrabotok D. M. Ataeva. Makhachkala: Dag. kn. izd-vo, 1990. 177 s.
15. Alkadari, G.-E. Asari Dagestan: istoricheskie svedeniya o Dagestane. Makhachkala: Izd-e Dag. NII, 1929. 184 s.
16. Bakikhanov, A.-G. Gyulistan-i iram. Baku: Elm, 1991. 305 s.
17. Shikhaliev, D.-M.M. Rasskaz kumyka o kumykakh // Gazeta «Kavkaz». 1848, 25 sent. №39. S. 154–156.
18. Maksimov, E. Chechentsy. Istoriko-geograficheskii i statistiko-ekonomicheskii ocherk // Terskii sbornik. Vladikavkaz, 1893. Vyp. 3. Kn. 2. S. 7–100.
19. Khodnev, N. Zametki o drevnikh nazvaniyakh Kavkazskikh narodov. III. Tyumeny // Gazeta «Kavkaz». 1867, 19(31) okt. №82. S. 389–390.
20. Makarov, T. Kumykskii okrug // Gazeta «Kavkaz». 1860, 9 okt. №77. S. 453–454.
21. Dubrovin, N. Istoriya voiny i vladychestva Russkikh na Kavkaze. SPB., 1871. T. 1. Kn. 1. 640 s.
22. Dadaev, M.I. Dylym v XIV–XX vv. Makhachkala, 2015. 268 s.
23. Abdullaev, I.Kh. Slovoobrazovatel'nye modeli oikonimov Dagestana // Onomastika Kavkaza. Makhachkala: Dag. ucheb.-ped. izd-vo, 1976. S. 20–32.
24. Mansurov, Sh.M. Salataviya (sotsial'no-ekonomicheskaya i politicheskaya istoriya v kontse XVIII – pervoi polovine XIX v.). Makhachkala, 1995. 252 s.
25. Aliev, B.G. Predaniya, pamyatniki, istoricheskie zarisovki o Dagestane. Makhachkala: Dag. kn. izd-vo, 1988. 128 s.
26. Idrisov, R. Salataviya – moya radost'. Makhachkala, 2005. 274 s.
27. Dadaev, M.A. Kratkii kraevedcheskii spravochnik po Salatavii. Makhachkala: Islamskaya tip-ya «Ikhlas», 2007. 198 s.
28. Istoriya, geografiya i etnografiya Dagestana XVIII–XIX vv. Arkhivnye materialy / Pod redaktsiei M.O. Kosvena i Kh-M. Khashaeva. M.: IVL, 1958. 371 s.
29. Krishtopa, A.E. Dagestan v XIII – nachale XV vv.: ocherk politicheskoi istorii. M.: MAMONT, 2007. 227 s.
30. Bashirov, M.S.-E., Khasmagomadov, E.Kh. Etnicheskaya istoriya Tersko-Sulakskogo mezhdurech'ya (na primere sem'i Bashir-sheikha Aksaiskogo). Groznyi: AO «Izdatel'sko-poligraficheskii kompleks «Groznenskii rabochii», 2018. 64 s.
31. Gren, A.N. Otchet o letnei komandirovke v Khasav-Yurtovskii okrug Terskoi oblasti // Drevnosti. Trudy Imperatorskogo Moskovskogo arkheologicheskogo obshchestva. M., 1907. 226 s.
32. Dukhaev, A.I. Poet, providets, muchenik. Nal'chik: OOO Pechatnyi dvor, 2014. 280 s., vkl.
33. Russko-chechenskie otnosheniya. Vtoraya polovina XVI – XVII v. Sbornik dokumentov. M.: Izdatel'skaya firma «Vostochnaya literatura» RAN, 1997. 416. s.: il., karty
34. Taimaskhanov, T.G. Tyurkskii element v avarskoi toponimii. (Na materiale salatavskogo dialekta) // Tyurko-Dagestanskie yazykovye vzaimootnosheniya. (Sbornik statei). Makhachkala, 1985. S. 106–114.
35. Ekspeditsiya v Salataviyu v 1858 godu grafa Dobrovol'skogo-Evdokimova // Kavkazskii sbornik. Tiflis, 1879. T. IV. S. 436
36. TsGA RD. F. 105. Op. 3. D. 77.
37. Akty, sobrannye Kavkazskoi arkheograficheskoi komissiei: v 13 t. T. VIII. – Tiflis: Tip. Glavnogo Upravleniya Namestnika Kavkazskogo, 1881. – 1009 s.
38. Gashimov, G.M. O sovmestnykh poseleniyakh gortsev Dagestana i Severnogo Kavkaza (XVI–XVIII vv.) // Voprosy istorii i etnografii Dagestana. Sbornik nauchnykh soobshchenii. Makhachkala: Izd-e Dag. gos. un-ta, 1970. Vyp. 1. S. 79–84.
39. Aliev, B.G., Inozemtseva, E.I. Iz istorii vzaimootnoshenii narodov Severo-Vostochnogo Kavkaza v XVII–XVIII vv. // Istoricheskie svyazi narodov Dagestana i Chechni. Nauchno-prakticheskaya konferentsiya. Tezisy dokladov. Makhachkala, DNTs RAN IIAE, 2006. S. 41–43.
40. Akhmadov, Ya.Z. Ocherk istoricheskoi geografii i etnopoliticheskogo razvitiya Chechni v XVI–XVIII vekakh. M.: Blagotvoritel'nyi fond podderzhki chechenskoi literatury, 2009. 423 s., [10] il.
41. Zemli, obitaemye Kavkazskimi gortsami. II. Issledovaniya i materialy // Vestnik Imperatorskogo Russkogo Geograficheskogo Obshchestva. 1859. Chast' dvadtsat' sed'maya. SPb., 1860. S. 107–110.
42. Spisok naselennykh mest Terskoi oblasti. (Po dannym k 1-mu iyulya 1914 goda). Vladikavkaz, 1915. 459 s.
43. Komarov, A. Spisok naselennykh mest Dagestanskoi oblasti // Sbornik statisticheskikh svedenii o Kavkaze. Tiflis, 1869. T. I. S. 1–123.
44. Sputnik passazhira po Vladikavkazskoi zheleznoi doroge i prilegayushchei k nei chasti Severnogo Kavkaza. Rostov–Vladikavkaz. Petrograd: Tip. N.Ya. Stoikovoi, 1915. 407 s.
45. RGIA. F. 1149. Op. 10. D. 112.
46. Kol'chevskii. Otchet o razvedke mestorozhdeniya sery bliz aula Chirkat, v Gumbetskom naibstve Srednego Dagestana, proizvedennoi v 1861 g. // Sbornik svedenii o Kavkaze. Tiflis, 1872. T. 2. S. 91–96.
47. Geograficheskoe i statisticheskoe opisanie Gruzii i Kavkaza iz puteshestviya g-na Akademika I.A. Gil'denshtedta chrez Rossiyu i po Kavkazskim goram, v 1770, 71, 72 i 73 godakh. SPb, 1809. [4], III, [1], 384 s.
48. Saidov, M.D. Kumykskie leksicheskie elementy v salatavskom dialekte avarskogo yazyka // Tyurksko-Dagestanskie yazykovye kontakty (sbornik statei). Makhachkala, 1982. S. 136–155.
49. Moskovskoe arkheologicheskoe obshchestvo // Istoricheskii vestnik. Istoriko-literaturnyi zhurnal. God dvadtsat' pyatyi. God XCV, Mart, 1904. SPb.: Tip. A. S. Suvorina, 1904. S. 1174–1178.
50. Shilling, E.M. Narody Kavkaza. Malye narody Dagestana. M.: RAN; Institut etnologii i antropologii im. N.N. Miklukho-Maklaya, 1993. 277 s.
51. Tesaev, Z.A. Identifikatsiya lichnostei pozdnesrednevekovykh letopisnykh geroev «Abumuslima» i Surakatov i ikh rol' v istorii Chechni i Dagestana (XV–XVI vv.) // Refleksiya. 2017. №5. S. 54–60.
52. Tesaev, Z.A. Letopis' o pokhode Chubana bin Sultan-Alibeka na Shubut (2-ya pol. XVI v.) // Lingua-universum. 2019. №5. S. 50–57.
53. Berzhe, A.P. Pri-Kaspiiskii Krai // Kavkazskii kalendar' na 1857 god, Tiflis: Tip. Kantselyarii Namestnika Kavkazskogo, 1856. S. 275–339.
54. Toll', F. Nastol'nyi slovar' dlya spravok po vsem otraslyam znaniya: v 3 t. t. II. Dvi – Ofris. SPb.: Tip. i lit. I. Paul'sona i So, 1864. 1132, [2] s., [1] l.
55. Vsenauchnyi (entsiklopedicheskii) slovar'. Chast' I. A–K. SPb.: Tip. I khromolitografiya A. Transhelya, 1878. 1022 s.
56. Berzhe, A.II. Kratkii obzor gorskikh plemen na Kavkaze // Kavkazskii kalendar' na 1858 god, izdannyi ot Kantselyarii Namestnika Kavkazskogo. Tiflis: Tip. Kantselyarii Namestnika Kavkazskogo, 1857. S. 267–312.
57. Reklyu, E. Zemlya i lyudi. Vseobshchaya geografiya. VI. Aziatskaya Rossiya i sredneaziatskie khanstva. SPb.: Izd. kartograficheskogo zavedeniya A. Il'ina, 1883. 4, 700, VIII.
58. Pauli, F. Narody Rossii: ocherki / Per. E.K. Radugina. M.: OOO «Izdatel'stvo «Pan press», 2011. 322 s.: il.
59. Eremyan, S.T. Moisei Kalankatuiskii o posol'stve albanskogo knyazya Varaz-Trdata k khazarskomu khakanu Alp-Ilitveru // Zapiski Instituta vostokovedeniya Akademii nauk SSSR. VII. M.-L.: AN SSSR, 1939. S. 129–155.
60. Davudov, O.M. Material'naya kul'tura Dagestana albanskogo vremeni (III v. do n.e. – IV v. n.e.). Makhachkala: RAN; DNTs IIAE, 1996. 423 s.
61. Tesaev, Z.A. K voprosu ob etnicheskoi kartine v Tersko-Sulakskom mezhdurech'e v XIV–XVIII vv. // Vestnik Akademii nauk Chechenskoi Respubliki. 2020. №1 (48). S. 72–86.
62. Tesaev, Z.A. K istorii obrazovaniya sovremennykh garov taipa Biltoi // Tallam. 2017. № 1(12). S. 29–53. (na chech. yaz.).
63. Markov, E. Ocherki Kavkaza. Kartiny kavkazskoi zhizni, prirody i istorii. SPb.-M.: Izdanie tovarishchestva M.O. Vol'f, 1887. V, 693, II s.
64. Vertepov, G.A. V gorakh Kavkaza // Terskii sbornik. Literaturno-nauchnoe prilozhenie k «Terskomu kalendaryu» 1904 g. Vypusk shestoi. Vladikavkaz: Tip. Terskogo Oblastnogo Pravleniya, 1903. S. 94–148.
65. O nachale bespokoistv v severnom i srednem Dagestane // Sovremennik. №II (fevral'). SPb., 1848. S. 85–100.
66. RGVIA. F. 13454. Op. 8. D. 10.
67. Pasynkov, L. Etnograficheskii ocherk Yugo-Vostoka // Biblioteka kraevedeniya. Vyp. 7. Rostov-n/D, 1924. Stlb. 1–36.
68. Russkii entsiklopedicheskii slovar'. Otdel II. Tom II. Zh–Z–I–I–K. SPb., 1877. [6], XXXVI, 680 s.
69. Russkii entsiklopedicheskii slovar'. Otdel IV. Tom III. U–F–Kh–Ts–Ch. SPb., 1878. [6], XX, 638 s.
70. Gadzhiev, V.G. Sochinenie I. Gerbera «Opisanie stran i narodov mezhdu Astrakhan'yu i rekoi Kuroi nakhodyashchikhsya». M.: Nauka, 1979. 271 s.
71. Svedeniya o Chechne i Gumbete // Ukazatel' geograficheskogo, statisticheskogo, istoricheskogo i etnograficheskogo materiala v «Stavropol'skikh Gubernskikh Vedomostyakh». Pervoe desyatiletie (1850–1859 g.). Tiflis, 1879. S. 328–341.
72. Maksimovich, L.M. Novyi i polnyi geograficheskii slovar' Rossiiskogo gosudarstva ili leksikon. Chast' II. Z–K. M.: Universitetskaya tipografiya, 1788. 364 s.
73. Aliev, B.G. Bor'ba narodov Dagestana protiv inozemnykh zavoevatelei (istochniki, predaniya, legendy, geroiko-istoricheskie pesni). Makhachkala: Izd-vo tipografii DNTs RAN, 2002. 408 s.
74. Lazarev, Ya. O gunnakh Dagestana // Gazeta «Kavkaz». – 1859, 5 maya. №34. S. 177–178.
75. TsGA RD. F. 379. Op. 1. D. 74.
76. Marlinskii, A.A. Ammalat-Bek. Kavkazskaya byl' (glavy I–III) // Moskovskii telegraf, izdavaemyi Nikolaem Polevym. M.: Tip. Avgusta Semena, 1832. Ch. 43. S. 19–84.
77. Magomedov, R.M. Po aulam Dagestana. Vypiski iz polevykh dnevnikov. Makhachkala: Dauchpedgiz, 1977. Vyp. 1. 143 s.: il.
78. Zametki // Gazeta «Kavkaz». 1847, 29 noyabrya. №48. S. 189–190.
79. TsGA RD. F. P-1. Op. 1. D. 5256.
80. Magomedsalikhov, Kh.G. Istoriya Salatavii v dokumentakh i issledovaniyakh (XVII – nachalo XXI v.). Izd. 2-e, dop. i dorab. M.: Parnas; IIAE DNTs RAN, 2012. 340 s.
81. Seredonin, S. M. Istoricheskaya geografiya: lektsii, chitannye prof. S. M. Seredoninym v Imperatorskom petrogradskom arkheologicheskom institute / Imperatorskii petrogradskii arkheologicheskii in-t. – Posmertnoe izd. – Petrograd: Tip. Glavnago upr. udelov, 1916. 240, [5] s., [1] l.
82. Tesaev, Z.A. Chechenskaya «Geografiya» XV veka, sostavlennaya po dannym uchenogo-bogoslova i puteshestvennika Azdina Vazara. Groznyi: AO «IPK «Groznenskii rabochii», 2018. 256 s.
83. Tkachev, G.A. Neskol'ko slov o proshloi istorii chechentsev // Zapiski Terskago Obshchestva Lyubitelei Kazach'ei Stariny. Vladikavkaz: Tip. Tersk. Obl. Pravleniya, 1914. №9. S. 65–81.
84. RGIA. F. 866. Op. 1. D. 16.
85. DNTs RAN. F. 1. Op. 1. D. 554/6208.
86. TsGA RD. F. 147. Op. 3. D. 65.
87. Tesaev, Z.A, Bashirov, M.S.-E. K proiskhozhdeniyu chartalov, pervykh Farnavazian i lokalizatsii vorot Darula gruzinskikh istochnikov // Refleksiya. 2020. № 5. S. 32–39.
88. Berzhe, A.P. Kavkaz v arkheologicheskom otnoshenii // Gazeta «Kavkaz». 1874, 11(23) yanvarya. № 5. S. 1–2.
89. Vinogradov V.B. Tainy minuvshikh vremen. M.: Nauka, 1966. 168 s.
90. Istoriya narodov Severnogo Kavkaza s drevneishikh vremen do kontsa XVIII v. / Otv. red. B. B. Piotrovskii; AN SSSR, [In-t istorii SSSR i dr.]. M. : Nauka, 1988. 543, [1] s.: il.
91. Bashirov, M.S.-E., Khasmagomadov, E.Kh. K istorii i sostavu naseleniya v istoriko-geograficheskikh oblastyakh Gumbet, Andi i Salataviya / Izvestiya SOIGSI. 2021. 39(78). S. 22–33.
92. Zhil', F.A. Pis'ma o Kavkaze i Kryme / Sost. i per. s fr. K. A. Mal'bakhov. Nal'chik: Respublikanskii poligrafkombinat im. Revolyutsii 1905 g., 2009. 288, [1] s.: il., tsv. il.
93. Akty, sobrannye Kavkazskoi arkheograficheskoi komissiei: v 13 t. T. VII. Tiflis: Tip. Glavnogo Upravleniya Namestnika Kavkazskogo, 1878. 994 s.
94. TsGA RD. F. 105. Op. 5. D. 4.
95. Bashirov, M.S.-E. Novyi dokumental'nyi istochnik (1746 g.) po istorii rasseleniya chechenskogo taipa Chungaroi (tekst, kommentarii) // Vestnik Akademii nauk Chechenskoi Respubliki. 2020. № 2 (49). S. 25–28. DOI: 10.25744/vestnik.2020.49.2.003.
96. Koisubulintsy // Tiflisskie vedomosti. 1831. № 9, 10, 11. S. 69–79.
97. Mezhov, V.I. Bibliografiya Azii. T. III. Inorodtsy finskogo, tatarskogo i mongol'skogo proiskhozhdeniya, obitayushchie v Rossii. SPb.: Tip. V. Bezobrazova i Ko, 1894. 257 s