Рус Eng Cn Translate this page:
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Library
Your profile

Back to contents

Administrative and municipal law
Reference:

Interaction between church and state in light of constitutional amendment with the mention of “faith in God”

Ovchinnikov Aleksei Igorevich

Doctor of Law

Professor, Head of the department of Theory and History of State and Law, Southern Federal University; Scientific Associate, Center for Corruption Control, Institute of Law and National Security of the Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration

344015, Russia, Rostovskaya oblast', g. Rostov-Na-Donu, ul. Persikovaya, 15, of. Persikovaya 15

k_fp3@mail.ru
Other publications by this author
 

 
Nefedovskii Gennadii Viktorovich

Lawyer, Rostov Regional Chamber of Lawyers

344015, Russia, Rostovskaya oblast', g. Rostov-Na-Donu, ul. Eremenko, 57/7, of. 34

advocate-nefedovskii@mail.ru

DOI:

10.7256/2454-0595.2020.5.33318

Received:

26-06-2020


Published:

19-07-2020


Abstract: The subject of this research is the constitutional amendment related to mentioning the name of God in the context of interaction between the Russian Orthodox Church and the state in the conditions of establishment of a new postsecular reality. Attention is turned to the new trends in state legal development of Russian and foreign countries, caused by more tolerant and friendly attitude of government institutions to religion. Analysis is conducted on “pros” and “cons” of this amendment from various perspectives: legal values, history of state and law, human rights to liberty of conscience. The objections against this amendment are viewed through the prism of arguments of secularity of the state. Research methodology is based on the axiological, historical and comparative-legal analysis of the problem. The main conclusions consist in the following statements: it is necessary of acknowledge the promptness of constitutional recognition of such value as “faith in God” from the position of the common  unifying idea in terms of the Russian federalism; such amendment would contribute to more effective legal regulation of the religious rights and freedoms; it would regulate state-confessional relations; constitutionalization of religious values leads to insurance of human rights to liberty of conscience, as well as protection of the feelings of believers and religious security of the society. Acceptance of constitutional amendment with the mention of “faith in God” is reasonable and timely; and its placement within the Chapter of “Federal Structure” is justified, although in would be more appropriate in the preamble.


Keywords:

Constitutional reform, state-confessional relations, constitutional amendment, constitutional legal values, law and religion, symphony of authorities, postsecular world, constitutionalism, legal religion, christian law theology

This article written in Russian. You can find original text of the article here .

Введение

Современный период государственно-правового развития России в чем-то напоминает хождение по пустыни древнееврейского народа в поисках «земли обетованной»: после разочарования в коммунистических идеалах общественно-политического будущего так и не обретен долгожданный «остров спасения», не найдена стратегическая цель, идеал, идея государства, не сформулирован вектор правовой политики, не показан «образ будущего», ради которого стоит строить государственность. Отсутствие государственной идеи и идеологии - вполне закономерный итог советского прошлого: у народа выработался устойчивый иммунитет на различные «заманчивые» проекты «земного рая». Между тем, государство нуждается в четкой иерархии ценностей, в том числе и высших, абсолютных ценностей. Несомненно, одной из таких ценностей является вера в Бога, которая в России традиционно была высшей ценностью и остается мировоззренческим фундаментом большинства населения. Поэтому, нельзя не поддержать стремление закрепить и защитить эту ценность в Конституции РФ.

Упоминание Бога в Конституции РФ не могло не вызвать серьезной дискуссии в обществе. Во-первых, даже среди религиозно мыслящих ученых и публицистов можно встретить критические суждения относительно места в тексте Основного закона, в котором размещено упоминание Бога: под предлогом отсутствия механизма изменения преамбулы «вера в Бога» обрела свое конституционное значение в главе «Федеративное устройство». Во-вторых, до сих пор не найден компромисс относительно идеалов: спор между консерваторами и западниками-модернистами относительно пути России в XXI веке не утихает, нет единства относительно оценки прошлого (дореволюционной России, Советского периода и их деятелей, Февральской и октябрьской революций), отсутствуют и общие взгляды на будущее, в том числе и на веру в Бога. Современное российское общество объединяет память, прошлое, достижения и результаты жизни прошлых поколений: не случайно столь любимой и значимой для государственной власти и для всего народа является тема Великой Победы. Однако, история России – это не только и не столько XX век, сколько тысячелетие аналогичных великих побед, достижений, свершений, сформировавших нашу культуру, в которой одно из центральных мест занимала вера в Бога.

В юридической, политологической и социально-философской литературе постсоветской России часто доминирует упрощенное восприятие веры, навеянное марксистско-ленинским тезисом об «опиуме для народа». Утрачены и забыты достижения русской богословско-правовой, богословско-политической и исторической мысли, от чего не может не «страдать», не претерпевать ущерба философия права, политической теология, теория государства и права. Между тем, европейская политическая и правовая культура, отечественная государственность и правовая ментальность обусловлены библейским правовым и политическим идеалом, христианскими ценностями и этическими взглядами. Важным и актуальным исследовательским направлением остается юридическое религиоведение, предметом которого являются духовно-нравственные, религиозные и социокультурные корни правовых культур, правовых институтов и юридических ценностей, библейские государственно-правовые идеалы и концептуальные основания национальной философии права: философии правды, веры и нравственности.

Понимание светскости в постсекулярном мире

Современный нам XXI век принес много неожиданных перемен, сюрпризов в виде новых трендов и трансформаций, среди которых ведущими уже можно считать: постглобализацию, цифровизацию, трансгуманизм, постсекулярность. О постсекулярности как особом развороте современности стоит поговорить подробнее в свете предложенной поправки в Конституцию РФ, связанной с именем Божием в тексте Основного закона. Постсекулярность пришла на смену рациональному секуляризму модерна с его претензией на «расколдовывание мира» и в некотором смысле может рассматриваться как его преодоление. Постсекуляризм представляет собой новую парадигму философского мышления, в рамках которой религиозность уже не рассматривается как нечто пережитое человечеством, а религиозным идеям и мировоззрению обосновывается свое важное место в современном мире. Известный немецкий политический философ Юрген Хабермас рассматривает постсекулярность как такое состояние общества, в котором присутствует забота «о продолжении существования религиозных сообществ в беспрестанно секуляризирующемся окружении»[28, c.34]. Установление и признание границ между секулярными и религиозными сферами общественной жизни происходит в русле кооперативности и взаимоуважительности по отношению к перспективам каждой из этих сфер.

Принцип светскости все реже рассматривают и понимают с позиции атеистичности и антирелигиозности. И.В. Понкин определяет светскость как характеристику государственных или общественных институтов, сфер общественной жизни, отражающую их общегражданскую, мирскую направленность, независимость от религиозного или идеологического санкционирования или давления, от религиозных объединений и объединений, деятельность которых направлена на распространение идеологии, или от подчиненности таковым [26, c.19]. Справедливо указывает на принцип светскости и Ю.А. Нисневич, отмечая, что светскость не следует отождествлять ни с антирелигиозной, ни с атеистической властью [19, c.131].

Происходит и пересмотр принципа светскости государства в конституционном праве зарубежных стран. Как отмечает Ж.И. Овсепян, опираясь на работы восточноевропейских исследователей, с конца 80-х - начала 90-х годов XX в. в европейском христианском мире стали говорить об отмене конституционного принципа разделения государства и церкви так как последний "в политической действительности уступил место принципу взаимодействия государства и церкви, а также взаимного проникновения государственных и религиозных вопросов" [20, c.34]. Однако этот процесс имеет региональную привязку и связан, по всей видимости, с рухнувшей на востоке Европы социалистической идеологией с ее государственным атеизмом: народы стран Восточной Европы, особенно Польша и Венгрия, принялись возрождать традиции своей религиозной идентичности.

Не являются признаком секуляризации и многочисленные скандалы по поводу ношения религиозной одежды, хиджабов, в школах Франции и других стран, вызвавшие законодательные запреты на их ношение. В ряде европейских государств, Франции, Бельгии, Швейцарии введены запреты на ношение религиозных атрибутов в школах, направленных на сохранение традиционной религиозной идентичности ввиду исламизации этих стран, отмечает И.А. Алебастрова [1, c.117].

Принцип светскости государства в постсекулярном мире означает, с одной стороны, самостоятельность конфессий и государства во всех основных направлениях деятельности: институциональной, ценностной, организационной, равноправие различных религиозных объединений, с другой, отсутствие обязанности граждан исповедовать или не исповедовать какую-либо религию, следовать или не следовать каким-то догматам религиозной веры, воспитывать в них своих детей. Однако данная самостоятельность не должна восприниматься в качестве атеистического принципа и означать безрелигиозность государства, так как последнее состоит из людей, неизбежно размышляющих о «вечных ценностях», о вере в Бога, о смысле жизни. Светскость означает, прежде всего, то, что государственные должности не занимают священнослужители каких-либо религиозных объединений.

Не удивительно, что в современном российском обществе происходит процесс пересмотра глубинных оснований конституционного правосознания, что выразилось и в дискуссии относительно упоминания Бога в Конституции РФ в ч.2 новой статьи 67 со зн.1: «2. Российская Федерация, объединенная тысячелетней историей, сохраняя память предков, передавших нам идеалы и веру в Бога, а также преемственность в развитии Российского государства, признает исторически сложившееся государственное единство» [24].

Впрочем, попытки внести религиозные поправки в Конституцию РФ предпринимались неоднократно. При этом, предлагалось эту важную поправку внести в преамбулу. Предложение внести ее в главу «Федеративное устройство» носит несколько искусственный характер, хотя и в таком виде включение в текст Основного закона уже «шаг вперед» и большое достижение в современном государственно-правовом строительстве.

В тоже время, было бы правильным внести упоминание в текст преамбулы, воспользовавшись «умолчанием» относительно механизма ее изменения, заменив словосочетание «память предков, передавших нам любовь и уважение к Отечеству, веру в добро и справедливость» на «память предков, передавших нам любовь и уважение к Отечеству, веру в Бога, добро и справедливость». Преамбулы конституций различных государств очень часто ссылаются на веру в Бога как на основание их легитимности: "осознавая свою ответственность перед Богом" (ФРГ), "под покровительством Бога" (Бразилия), "именем Бога, милостивого и справедливого" (Бахрейн), "во имя Бога, милостивого и справедливого" (Иран), "именем Всемогущего Аллаха" (Кувейт), "да дарует нам Всевышний и Всемилостивейший Аллах успех" (ОАЭ) и т.п. Преамбула задает контекст интерпретации всего текста конституции, а, в дальнейшем, и всех остальных нормативных актов, конкретизирующих декларативные нормы Основного закона.

Однако поправка внесена в указанную главу с серьезным обоснованием: государственное единство основывается на тысячелетней истории и памяти предков, передавших ныне живущим поколениям идеалы и веру в Бога, а также преемственность в развитии. Таким образом, общей идеей, объединяющей многонациональный народ Российской Федерации в единый народ, в политическую нацию является идея памяти предков и веры в Бога, что позволяет признать особую значимость религиозно-нравственных ценностей в обосновании защиты единства и суверенитета страны, ее целостности. В условиях постсекулярного мира Россия может и должна оставаться полюсом веры и нравственности, добра и справедливости. В качестве государственной идеи данную цель можно только приветствовать.

Большинство государств мира, «не знавших» безбожной коммунистической диктатуры сохранили элементы религиозности в своем правопорядке и государственной жизни, хотя во внешней и внутренней политике нравственные заповеди Библии часто игнорируются. Например, президенты США, принося клятву при вступлении в должность, кладут руку на Библию и произносят молитву: "Да поможет мне Бог", а государственным девизом США являются слова "Мы верим в Бога" ("In God We Trust") и эта же надпись присутствует на банкнотах. В некоторых американских штатах установлены ограничения атеистам занимать государственные должности (Миссисипи, Арканзас, Северная Каролина, Южная Каролина, Теннесси, Техас)[25, c.161-162]. В парламентах Соединенных Штатов и Соединенном Королевстве каждое пленарное заседание в соответствии с правилами палат начинается с молитвы, которую проводит протестантский священник [1, c.117], а в палатах Конгресса США функционируют капелланские службы из числа священников.

Во многих странах закрепляются и поддерживаются государством религиозные ценности, идеи и конфессии. К примеру, Конституция Норвегии закрепляет статус евангелическо-лютеранской религии как официального вероисповедания, а родители, исповедующие ее, должны воспитывать в вере своих детей (§ 2) [15].

Конституция Коста-Рики указывает, что римско-католическая апостольская религия является государственной религией и что государство оказывает ей поддержку, при этом не препятствуя существованию других религиозных культов, не противоречащих общественной морали и добрым нравам (ст. 76) [16]. Конституция Греции, принятая «Во имя Святой, Единосущной и Нераздельной Троицы», не только закрепляет "господствующую" роль в государстве православной религии (ст. 3), но и содержит отдельную статью, посвященную статусу Святой горы Афон (ст. 105) [14]. А Конституция Ирландии утверждает, что источником всех властей является Пресвятая Троица и что к ней как к "последней надежде должны быть направлены все действия человека и Государства"[14]. О Боге и ответственности перед ним говорится в преамбулах различных конституций ряда государств (действующие Конституции ФРГ, Польши, Швейцарии и т.д.). Основной Закон Венгрии 2011 года начинается со слов: «Боже, благослови венгров!»[22], Конституция Болгарии 1991 года устанавливает, что "традиционной религией в Республике Болгарии является восточно-православное вероисповедание" (ст. 13). Можно еще долго продолжать описание религиозных понятий, деклараций и норм в Конституциях зарубежных стран, однако обращает внимание на себя то, что страны постсоциалистические дружно реанимировали национальную религию: как например, преамбула польской Конституции упоминает об ответственности польской нации "перед Богом и собственной совестью".

Конституционная поправка о «вере в Бога»: за и против

Однако в российском обществе не все согласны с этой поправкой. Так, например, приводится возражение, которое обращает внимание на источник легитимности власти. Исходя из того, что «носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ» (ст.3 Конституции РФ), отмечается, будто «упоминание Бога вводит «двоевластие», когда появляется еще один источник власти, причем стоящий несоизмеримо выше любых человеческих авторитетов[27]. Видимо речь идет о теократическом измерении Конституции, якобы появляющемся ввиду новой поправки. Впрочем, данное суждение выглядит комплементарно, а не отрицательно по отношению к данной поправке. Существуют более серьезные возражения на страницах периодической печати. Приводятся те же аргументы, в результате которых отсылку к христианским корням Европы, например, не смог принять Европейский союз.

Внесение поправки с упоминанием Бога приравнивается к утверждению примата Русской православной церкви, хотя это уже не аргумент, так как патриарх Московский и всея Руси Кирилл совершенно не случайно предложил ее на заседании Межрелигиозного совета России и Христианского межконфессионального консультативного комитета 28 февраля 2020 года, заручившись поддержкой мусульман.

Противники поправки, а это, в основном, атеисты и материалисты, убеждены в опасности такой консервативной реформы: якобы поправки в целом ведут к реанимации формулы «за Веру, Царя и Отечество», к застою, к клерикализму и т.п. В тоже время, другие говорят о том, что это всего лишь декларативные нормы и они не повлияют на практическую политику, что это популизм и т.д[12]. Так же находят ученые и противоречия между указанной поправкой и принципом светскости: «С одной стороны, фраза о том, что память предков передала нам веру в Бога, не опровергает напрямую светский характер государства, который закреплен в первой главе. Но то, что возникает некое стилистическое и идеологическое противоречие между двумя первыми главами, написанными другим языком, исходя из другой мировоззренческой платформы, и вот этими [остальными] поправками, есть» [12]. Рассмотрим эту поправку о вере в Бога с некоторых позиций и аргументов светского характера.

Во-первых, обратим внимание на осмысление принципа светскости государства. В ст.14 Конституции РФ 1993 года принцип светскости не раскрывается, отмечается только то, что никакая религия не может быть установлена в качестве обязательной или государственной. В современных учебниках и юридической литературе принцип светскости понимается как основание гарантий того, что государство не вмешивается в определение гражданином своего отношения к религии, не обязывает осуществлять воспитание детей на религиозных принципах, не обязывает религиозные объединения осуществлять выполнение функций органов государственной власти, не препятствует деятельности религиозных объединений, осуществляемой в соответствии с законом и предлагает светский характер образования в государственных и муниципальных образовательных учреждениях, а религиозные объединения не вмешиваются в деятельность государственных органов. Следует иметь ввиду, что взаимное невмешательство в дела друг друга не означает отказа от добровольного сотрудничества или соработничества, прежде всего, в духовно-нравственном аспекте. Поэтому данная поправка вряд ли может повлечь за собой какие-то негативные последствия: она не дает никаких прав, привилегий и преимуществ религиозным объединениям по сравнению с другими общественными объединениями в вопросах государственно-правового характера.

Во-вторых, идея общественного договора, естественных прав человека, достоинства личности и равноправия своими корнями и происхождением «восходят» к религии, а именно, Библии. Обратим внимание на то, что юридическая сила любой конституции и по сей день базируется на идее естественного права.

Идея общественного договора Нового времени и правового ограничения государственной власти восходит к библейскому понятию «завета». В демократических воззрениях на государство у протестантов и реформаторов Лютера, Гуса, Уиклифа важное место занимает Ветхий завет: в христианском государстве, по мнению реформаторов, государственная власть должна строиться на договоре, как это было в Библии [2, c.38]. По справедливому суждению П.Д. Баренбойма, именно библейский пророк Моисей впервые в истории человечества сформулировал конституционную идею ограничения законом монархической власти[3,c.9]. Нельзя не признать правоту этого суждения и можно только дополнить эту мысль тем, что пророк Моисей сформировал начала не только иудейской и христианской правовой мысли, но и мусульманской правовой культуры, а не только лишь основы современной европейской философии права. Имя пророка Моисея священно для всех авраамических религий, почитается и мусульманскими богословско-правовыми школами [7, c..72]. Библейские пророки и цари почитаются не только иудеями и христианами, но и мусульманами, которые являются также представителями веры потомков Авраама. Именно ценностно-нормативный и духовно-нравственный фундамент ветхозаветных библейских книг выступил основанием политической и правовой культуры народов христианства, иудаизма, ислама.

В некотором смысле идейные начала конституционализма являются результатом синтеза правовых ценностей христианства, возникшего на основе последнего правового гуманизма с идеями естественного права и появления на его основе идеи общественного договора в Новое время. Более того, он продолжает черпать силу из этих идей. Отказ от религиозных оснований идеи достоинства личности и прав человека ведет к размыванию сакрального уважения к каждой человеческой личности, к тоталитарным и антигуманным режимам государственно-правового развития. «Французская формула создания “нового гуманизма” оказалась рассудочной: поверхностной и по существу отрицательной. Освобождая гражданина, она поработила в нем человека. Она рассматривала личность как подлежащую уравнению и обузданию, плод тирании множества над каждым. Она была рассчитана на общеобязательность онтологического достоинства личности, и этот расчет отнимал у нее характер нравственной безусловности, обращая ее в чисто внешнее законодательное установление» [10, c.6].

Не трудно заметить, что идея достоинства личности стала универсальной общечеловеческой ценностью благодаря вере в Бога и Библии, христианской проповеди, Новому Завету, библейской философии права. Например, в Кодексе Хаммурапи различное наказание полагалось для тех, кто рожден свободными, и для рабов, а также в отношении рабов преступление часто вообще не влекло наказания для свободных. Лишь некоторые античные философы признавали за людьми равное достоинство, но это было, скорее, исключением из правила. Даже Сократ и его ученик Платон исходили из различения людей на более достойных и менее в силу разности их природных наклонностей: на этом основана дифференциация на философов-аристократов, воинов-стражей и остального народа. И.С. Кон отмечает: «В древнегреческом языке нет эквивалента современных понятий “воля” или “личность” как индивидуального и целостного субъекта деятельности» [13, c.147]. Авторы политологической энциклопедии обращают внимание на то, что: «В Древней Греции и Древнем Риме считалось, что достоинство присуще не всем социальным группам. Так, рабы и “метеки” (иностранцы) не могли обладать достоинством наравне с афинянами. Другие народы считались “варварами”, недостойными быть равными грекам. В Риме в достоинстве не отказывалось только его гражданам. И хотя некоторые римские мыслители признавали, что по естественному праву (от природы и от Бога) все люди рождаются свободными и равными, тем не менее по цивильному праву (праву от государства, закрепляющему права и обязанности) раб был вещью и не мог обладать достоинством» [6, c.16]. Привычного современному человеку представления о личности, об абсолютной ценности каждой человеческой жизни и души в античные времена не было: «Греческая личность не могла быть предшественницей современной мысли. У нее не было независимого статуса автономной личности, наделенной субъективными моральными или юридическими правами. Она обречена жить сообразно природе в своих творениях, растворяться в ней и смешиваться с ней» [33, p.6]. Критически осмысляет древнегреческую государственно-правовую мысль и М. Левинэ в своей «Общей теории прав и свобод»[32, p.176]. Вспомним, что даже для великого Аристотеля рабство основано на естественном праве (Аристотель. Политика, 1254в).

В древнем мире, за исключением Древнего Израиля с его Пятикнижием Моисея, неравенство по социальному, экономическому, родственному, этническому, религиозному и иным признакам было вполне возможным и естественным. Ни в одном древнем памятнике права мы не встретим норм, обязывающих не взирать в суде на происхождение, социальный статус или веру, кроме норм Ветхого Завета, где человек понимается как «образ Божий». В Новом Завете речь идет уже о том, что сам Сын Божий принял на себя человеческую природу, обожествив ее: «Бог стал человеком, чтобы человек стал Богом». В Ветхом завете мы имеем дело с имаджионистской («Богообразной») концепцией достоинства личности, а в Новом уже с теозистической («обожествляющей»). Таким образом, права человека, достоинство личности, политический и правовой гуманизм являются не столько результатом антропоцентризма Возрождения, сколько итогом синтеза идеалов и ценностей последнего с идеями христианского просвещения, нравственной проповеди и Откровения. Для современного конституционализма данное утверждение является логико-предпосылочным и системообразующим, так как в конечном итоге почти теоретические модели нормативного порядка и ценностные иерархии «восходят» к иррациональным убеждениям и представлениям, к суждениям и ценностям, принимаемым на веру, «опираются» на них.

Это было очевидно задолго до того, как К. Шмитт показал теологические корни основных понятий науки о государстве, которые возникли вследствие секуляризации. Именно теология разрабатывала многие государственные конструкции, используемые в современном государствоведении: общественный договор, симфония властей, суверенная власть и др.[31]. В одной из самых известных и фундаментальных работ Г.Дж. Бермана «Вера и закон: примирение права и религии» показано, что в основании всех нормативных систем лежит принцип справедливости, источник и содержание которого невозможно понять без обращения к религиозному сознанию, а многие юридические идеи, практики и техники в качестве «образца» имели теологические модели [4]. Похожие выводы делает и философ права О.Хеффе [29]. Представляется, что аналогичное утверждение можно сделать и о достоинстве личности и правах человека: абсолютная ценность каждой человеческой жизни устанавливается и задается самим Творцом Вселенной. Материалистических аргументов, позволяющих, невзирая на личность, признавать за ней «априори» достоинства и права явно недостаточно.

Таким образом, религиозное мировоззрение не только не противоречит конституционному правосознанию, но придает последнему особую логическую и аргументационную стройность и завершенность.

В-третьих, в отечественном конституционализме ведущими исследователями фиксируется важность нравственно-этических оснований Конституции. Н.С.Бондарь обращает внимание на то, что механизм реализации и эволюционного развития Конституции необходимо рассматривать на основе взаимодействия присущих ей формально-юридических и нравственно-этических начал[5]. Особенно это важно в России, где демократия была традиционно «одухотворена» (Н.А.Бердяев).

Здесь еще можно напомнить и о том, что отечественная государственность строилась традиционно вокруг идеи симфонии властей, единства светской и духовной власти, духовно-нравственных и правовых ценностей. Если в Византии эта идея стала новым обоснованием имперской государственности Рима, а в русской земле заложила основу государства благодаря крещению Руси князем св. Владимиром и в период расцвета Российской Империи сформулировала ее идейную основу через формулу «Православие. Самодержавие. Народность», то в Советский период истории нашего государства симфония властей и ее архетипы послужили основой идеократии коммунистического строительства. Именно разрушение образа идеи-правительницы и разочарование в коммунистической идеологии стали катализатором разрушения СССР.

Идея симфонии властей выступает в качестве устойчивого национально-культурного идеала (ценностно-нормативного основания) и идейно-концептуальной (доктринально-правовой) основы, являясь значимым элементом отечественного правосознания. В качестве такого устойчивого и значимого элемента идея симфонии властей «участвует» как в развитии политико-правовых учениях, так и в доктринах государственного строительства на различных этапах эволюции российского общества. В ряде случае влияние идеи симфоничности как идеала в публично-властной организации на правосознание, политическую культуру и государственно-правовую практику осознается и учитывается; в других – «действует» на уровне архетипов правовой культуры и юридического мышления, и влияет на формулируемые доктринально-программные положения на уровне скрытого, часто не осознаваемого, властно-правового дискурса.

В-четвертых, Российская Федерация продолжает оставаться одной из самых религиозных стран мира, граждане которой исповедуют монотеистические авраамические религии: православие, ислам, иудаизм.

По данным Института социологии РАН, удельный вес православного населения в России давно превышает общепринятые показатели моноконфессиональности, что позволяет З.И. Пейковой сделать вывод о том, что Россия в полной мере является православной страной[23]. Однако не стоит «сбрасывать со счетов» и религиозность людей в традиционно исламских регионах: для них поправка о «вере в Бога» также важна. Именно отрицание традиционных ценностей, гонения на мусульман в первые годы установления Советской власти приводили к сепаратизму и эмиграции.

Право на свободу совести в условиях постсекулярности

Между тем, в отдельных сферах жизни государства религиозность граждан является далеко не частным делом. В качестве примера можно привести Вооруженные силы, где вера в Бога становится основанием «воинского духа», мужества и героизма. В Министерстве обороны изучают динамику религиозных настроений военнослужащих и отмечают ее кардинальный рост: согласно информации управления по работе с верующими военнослужащими при Министерстве обороны Российской Федерации в 2013 году 94% военнослужащих называют себя православными, 5% - мусульманами, 1% - иудеями и приверженцами других религий и конфессий[30]. Это обстоятельство уже нельзя не замечать при планировании развития и совершенствовании законодательства в сфере воинской службы. Овчаров О.А. считает более правильным принцип отделения религиозных объединений от государства заменить принципом их сотрудничества, изложив его в следующей формулировке: "В целях признания, соблюдения и защиты прав граждан на свободу вероисповедания, а также обеспечения обороны и безопасности государства, укрепления народного единства, нравственности, здоровья человека, противодействия экстремистской, террористической и иной деятельности, злоупотребляющей правом на свободу вероисповедания, государство сотрудничает с религиозными объединениями".»[21, c.113].

Для правоохранительных органов религия также оказывается очень важна в легитимизации их деятельности. В правоохранительных органах, в государственных органах, в целом, при заступлении на должность вполне эффективно следует применять клятву на Библии, Коране или Торе в зависимости от религиозной принадлежности кандидата на должность. «В текстах конституций отдельных государств не случайно установлена обязанность для судей конституционных судов при вступлении в должность торжественно принимать присягу о персональной ответственности каждого судьи перед Богом и народом добросовестно осуществлять конституционное правосудие» - отмечают современные авторы[9].

В качестве примера можно привести постсоветские страны. Например, по Законам о прокуратуре Грузии 1997 и 2008 г. работник грузинской прокуратуры при поступлении на работу произносит текст присяги с элементом религиозной процедуры, в которой он клянется перед Богом добросовестно исполнять свои обязанности и подчиняться только Конституции Грузии и закону[8].

Упоминание Бога является важным для государственной защиты чувств верующих и религиозных ценностей, так как Конституция выступает своего рода отражением иерархии абсолютных ценностей. Религиозная символика, обряды, вера в Бога, чувства верующих являются объектом правовой охраны со стороны уголовного и административного законодательства. Так, в ст. 5.26 КоАП РФ установлена административная ответственность за воспрепятствование осуществлению права на свободу совести и свободу вероисповедания, в том числе принятию религиозных или иных убеждений или отказу от них, вступлению в религиозное объединение или выходу из него; умышленное публичное осквернение религиозной или богослужебной литературы, предметов религиозного почитания, знаков или эмблем мировоззренческой символики и атрибутики либо их порчу или уничтожение и др. Публичные действия, выражающие явное неуважение к обществу и совершенные в целях оскорбления религиозных чувств верующих, квалифицируются как преступление, предусмотренное ч. 1 ст. 148 УК РФ.

Все эти меры защищают ценность Бога и до сих пор рождают дискуссии: достаточно вспомнить сколько противников было и остается у статьи 148 УК РФ[17]. Например, автор одной из статей приводит такой аргумент: данная новелла нарушает принцип светскости, защищенный Конституцией РФ, а также права атеистов[11]. Интересно узнать точку зрения автора, почему светскость отождествляется у него с атеистичностью и антирелигиозностью. Светскость не предполагает противопоставление церкви и государства, не ведет к полной секуляризации. Аргумент с атеистами вряд ли уместен: не вызывает же отрицание статья 297 УК РФ «Неуважение к суду» в силу того, что обязывает проявлять уважение к правосудию даже тех лиц, которые давно уже не верят в справедливый суд.

Законодательство современных европейских стран весьма жестко наказывает за неуважение чужой веры в Бога. Оскорбление или осмеяние человека, вероучительных истин или религиозных символов, к примеру, в уголовном праве Австрии, наказывается, согласно параграфу 188 УК при совершении их публично, в виде лишения свободы на срок до шести месяцев или денежному штрафу размером до 360 дневных ставок денежного штрафа. Похожая норма содержится и в уголовном праве ФРГ, где намеренные действия в грубой форме нарушающие богослужение или порядок в религиозном месте, согласно параграфу 167 УК может быть лишен свободы на срок до трех лет или денежному штрафу. Такие же действия подлежат уголовной ответственности и в Швейцарии, где, согласно ст. 261 Уголовного кодекса, публичное оскорбление религиозных убеждений иных лиц, насмешки и глумление над предметами религиозного почитания, воспрепятствование гарантированных Конституцией богослужений наказывается тюремным заключением на срок до шести месяцев или денежным штрафом[18].

Заключение

Важно иметь ввиду, что ни к какому нарушению прав на свободу совести, к клерикализации государства, нарушению принципа светскости эта поправка не приведет, так как она не предусматривает каких-либо привилегий религиозным объединениям. Это прекрасно осознают законодатели и политики всех стран мира, в которых Конституции содержат подобные декларативные нормы о вере в Бога, ответственности перед ним, призывы благословить народ, принимающий конституцию. «В минимальной степени элементы клерикализма содержатся в общем упоминании о Боге и ответственности перед ним в государственных символах, в официальных процедурах и в законодательстве, в провозглашении какой-либо религии традиционной, господствующей, официальной или даже государственной, наконец, в существовании клерикальных партий. Все эти меры сами по себе имеют в основном идеологический, пропагандистский характер»[1,c.120].

Однако нельзя не приветствовать данную поправку в плане защиты прав и интересов верующих. Давно пришла пора устранять разрыв между Конституцией писаной, юридической и конституцией живой, фактической. Правосознание народов России продолжает сохранять веру в Бога и не замечать это недопустимо с точки зрения уважения прав как большинства, так и меньшинства.

Российское государство в определенном смысле в долгу перед верующими в Бога. В 1918 году начинается эпоха гонений на верующих: количество новомучеников сопоставимо с первыми веками гонений на христиан. Как известно, в России идеи светского государства впервые получили отражение в Декрете Совета Народных Комиссаров от 23 января 1918 года "Об отделении церкви от государства и школы от церкви". Однако вместо нейтралитета государства к религии народы РСФСР получили жесточайшие гонения в отношении верующих. Не сосчитать разрушенных монастырей и храмов, убитых и замученных ЧК и НКВД пастырей и мирян. Между тем, симфония государства и православной церкви неоднократно позволяла преодолевать тяжелейшие испытания, выпадавшие на долю русского народа, как в период борьбы с татаро-монгольским игом или с польскими интервентами, так и с немецко-фашистскими захватчиками. Церковь всегда призывала верующих к служению своему Отечеству, защите государства и любви к Родине, к самопожертвованию во имя ближних. Внесение обсуждаемой поправки является еще одним шагом к восстановлению исторической справедливости, нарушенной Советским государством в XX веке.

Исходя из вышеизложенного, можно сделать вывод: принятие поправки с упоминанием «веры в Бога» в Конституцию вполне уместно и своевременно; размещение этой поправки в главе «Федеративное устройство» при детальном анализе вполне объяснимо и обосновано, так как единство народов связано идеалами предков, в том числе, верой в Бога, религиозными ценностями, которые сформировали их идентичность; с принципом светскости данная поправка не коллизирует, не влечет нарушение равенства религиозных объединений и не ущемляет свободу совести атеистов.

References
1. Alebastrova I.A. Protsessy sekulyarizatsii i klerikalizatsii v sovremennom mire: poiski konstitutsionnogo balansa // Sravnitel'noe konstitutsionnoe obozrenie. 2016. N 5. S. 117-136.
2. Alekseev N.N. Ideya «zemnogo grada» v khristianskom verouchenii // Russkii narod i gosudarstvo. M.,1998. S.38-43.
3. Barenboim P.D. Bibleiskoe nachalo filosofii prava // Zakonodatel'stvo i ekonomika. 2012. № 2. S. 9–17.
4. Berman G.Dzh. Vera i zakon: primirenie prava i religii. Ad Marginem, 1999.-431 s.
5. Bondar' N.S. Garmonizatsiya yuridicheskikh i nravstvenno-eticheskikh nachal Konstitutsii: praktika konstitutsionnogo pravosudiya // Zhurnal konstitutsionnogo pravosudiya. №1. 2018. S.6-16.
6. Grazhdanin. Obshchestvo. Gosudarstvo: Rossiya v XXI v. Moskva: Politicheskaya entsiklopediya, 2014. – 286 s.
7. Zhuravskii A.V. Koranicheskii obraz proroka Moiseya v kontekste vzaimodeistviya trekh teisticheskikh traditsii // Vestnik RGGU. Seriya: Literaturovedenie. Yazykoznanie. Kul'turologiya. 2012. C. 72–92.
8. Zyubanov Yu.A. Kommentarii k Federal'nomu zakonu "O prokurature Rossiiskoi Federatsii" (postateinyi). M.: Prospekt, 2018. 400 s.
9. Ibragimov I.M., Ibragimova A.I. Kontseptual'nye problemy zakonodatel'nogo obespecheniya spravedlivogo osushchestvleniya ugolovnogo pravosudiya kak neobkhodimogo usloviya podderzhaniya sotsial'nogo pravoporyadka i protivodeistviya korruptsii v sovremennoi Rossii // Rossiiskaya yustitsiya. 2017. N 5. S. 49-53.
10. Isaev I.A. Normativnost' i avtoritarnost'. Peresechenie idei. Moskva: INFRA-M, 2014. – 432 s.
11. Isaeva A.A. Zapret oskorbleniya religioznykh chuvstv veruyushchikh i realizatsiya prav cheloveka: sravnitel'no-pravovoi analiz // Konstitutsionnoe i munitsipal'noe pravo. 2013. N 4. S. 37-42.
12. Kak popravki v Konstitutsiyu izmenyat rossiiskuyu politiku i zakonodatel'stvo? Ob''yasnyayut politologi i yurist. URL na datu 01.06.2020: https://paperpaper.ru/kak-popravki-v-konstituciyu-izmenyat-ro/
13. Kon I.S. Otkrytie «Ya». Moskva: Politizdat, 1978.-367 s.
14. Konstitutsii gosudarstv mira URL na datu 01.06.2020: https://worldconstitutions.ru/?p=153
15. Konstitutsiya korolevstva Norvegiya URL na datu 01.06.2020: https://legalns.com/
16. Konstitutsiya Kosta-Riki URL na datu 01.06.2020: https://worldconstitutions.ru/?p=49
17. Kul'nev A.S. Zashchita chuvstv veruyushchikh: kak ne perestupit' chertu? // Konstitutsionnoe i munitsipal'noe pravo. 2015. N 2. S. 25-28.
18. Malyshkin A.V. Pravovye i nepravovye sotsial'nye sanktsii: voprosy vzaimodeistviya i integratsii // Vestnik grazhdanskogo protsessa. 2018. N 4. S. 25-40. DOI: 10.24031/2226-0781-2018-8-4-25-40 (www.doi.org).
19. Nisnevich Yu. Svetskoe gosudarstvo: problemy politiko-pravovoi kontseptualizatsii // Dvadtsat' let religioznoi svobody v Rossii / Pod red. A. Malashenko i S. Filatova. M., 2012. S. 131-159.
20. Ovsepyan Zh.I. Konstitutsionnye statusy religii v sovremennom mire (gosudarstva Evropy, Azii, Indostana i Dal'nego Vostoka) // Konstitutsionnoe i munitsipal'noe pravo. 2017. N 7. S. 34-44.
21. Ovcharov O.A. K probleme sistematizatsii voenno-tserkovnykh norm i pravovogo regulirovaniya deyatel'nosti voennogo dukhovenstva (voprosy sovershenstvovaniya pravovoi raboty) // Pravo v Vooruzhennykh Silakh. 2017. N 8. S. 113-119.
22. Osnovnoi zakon Vengrii URL na datu 01.06.2020: https://nemzetikonyvtar.kormany.hu/download/3/00/50000/orosznyomda_jav%C3%ADtott.pdf
23. Peikova Z.I. O pravoslavnoi identichnosti rossiiskikh starsheklassnikov v kontse XX veka. URL na datu 01.06.2020: http://rusk.ru/st.php?idar=6016 (data obrashcheniya: 12.04.2017).
24. Polnyi tekst Zakona «O popravke k Konstitutsii Rossiiskoi Federatsii» URL na datu 01.06.2020: http://duma.gov.ru/news/48045/
25. Ponkin I.V. Prava i svobody v kontekste obshchestvennoi nravstvennosti i svetskosti gosudarstva // Teoriya i praktika rossiiskogo konstitutsionalizma. M.: Izdatel'skii tsentr Universiteta im. O.E. Kutafina (MGYuA), 2013. S. 161-162.
26. Ponkin I.V. Svetskost' gosudarstva. M.: Izdatel'stvo Uchebno-nauchnogo tsentra dovuzovskogo obrazovaniya, 2004.-466 s.
27. Upominanie Boga v Konstitutsii – reshenie mudroe i pravil'noe // https://regnum.ru/news/polit/2880599.html
28. Khabermas Yu. Vera i znanie // Budushchee chelovecheskoi prirody. Per. s nem. — M.: Izdatel'stvo «Ves' Mir», 2002.-144 s.
29. Kheffe O. Spravedlivost': Filosofskoe vvedenie. Moskva, Praksis. 2007.-192 s.
30. Chislennost' svyashchennikov v Vooruzhennykh Silakh sleduet uvelichit', schitayut v Minoborony RF. URL na datu 01.06.2020: http://www.blagovest-info.ru/index.php?ss=2&s=3&id=54888
31. Shmitt K. Politicheskaya teologiya. Chetyre glavy k ucheniyu o suverenitete [1934] // Shmitt K. Politicheskaya teologiya: Sb. M.: KANON-press-Ts, 2000. – 336 s.
32. Levinet M. Theorie generale des droits et libertes 2-e Bruxelles, 2008. – 828 p.
33. Tzitzis S. La personne, l'humanisme, le droit., 2001. Presses de l'Université Laval.-164 p.