The Neolithic Ornamentation Features of Bone Tools from the Ust-Belaya Site, Mound 15 (Chukotka): a Possible Interpretation

Zelenskaya Alisa Yur'evna Junior Research Associate, N. A. Shilo North-Eastern Complex Scientific-Research Institute of the Far Eastern Branch of the Russian Academy of Sciences 685017, Russia, Magadanskaya oblast', g. Magadan, ul. Portovaya, 16 zelenskaya@neisri.ru

Элементы орнамента - это знаки, которые не существуют в действительности в «чистом» виде, но имеют прообразы в реальном мире; они сконструированы на основе настоящих прототипов с разной степенью достоверности и сходства (линии, зигзаги, точки, круги, квадраты, треугольники и пр. и всевозможные сочетания этих элементов) и обладают свойствами линейной повторяемости или многоуровневой фрактальности.

«Для первобытных и традиционных мастеров «декор» вещи и она сама, ее назначение были особым образом связаны. Одна из целей украшения вещей – придание им особой силы» [1. C. 68]. Этот тезис о неразделимости утилитарного и символического значения вещи, о необходимости прочтения ее элементов (в т.ч. элементов орнамента), развивали и поддерживали многие отечественные исследователи – А.К. Байбурин ^[1], П.Г. Богатырев ^[2], С.А. Токарев ^[3], А,Л. Топорков ^[4], Е.Н. Черных ^[5], и др.

Несомненно, орнамент на орудиях каменного века несет в себе определенный смысл, неразрывно связанный с окружающей действительностью, в которой он создавался, но его интерпретация с позиции современной психологии человека и его бытия будет в значительной мере субъективна и произвольна. В этой связи экспликация знаковых элементов орнамента весьма затруднительна, что впрочем, не мешает их рассматривать в исторической ретроспективе и проследить их генезис.

Резьба по кости получила довольно широкое распространение у народов Крайнего Северо-Востока по ряду объективных причин (доступность и мобильность данного материала, прочность, легкость в обработке). Но основное преимущество, дающее исследователям богатую почву для изучения орнамента, построения классификационных и типологических схем - это относительно хорошая сохранность костяных изделий, залегающих в условиях вечной мерзлоты.

Усть-Бельская стоянка-могильник была открыта в середине прошлого столетия Н.Н. Диковым в долине р. Анадырь на Чукотке. Всего было выделено 15 курганов и 3 ямы с человеческими костями и многочисленным погребальным инвентарем. На основе этих материалов Н.Н. Диков выделил усть-бельскую поздненеолитическую культуру ^[6],[7],[8]. Коллекция материалов Усть-Бельского могильника, включая охарактеризованные в данной статье материалы, храниться в фондах СВКНИИ ДВО РАН (Магадан) под шифром У-Б к. 15 (Усть-Бельский курган № 15, отдельные пункты скопления находок имеют свою нумерацию) ^[9].

При описании коллекции из кургана №15, Усть-Бельского могильника (Чукотка), были выявлены костяные орудия - рукоятка резца, фрагмент зубчатого гарпуна, фрагмент наконечника, 3 посредника для наконечников стрел и «пуговица» ^[9]. На поверхности некоторых из этих орудий (посредники и фрагмент зубчатого гарпуна), сохранились следы резного орнамента, анализу истоков которого и посвящена данная статья.

Два костяных посредника из трех (Рис. 1) (шифр У-Б к 15, № 2-4), как отмечено Диковым Н.Н.) были найдены со вставленными наконечниками ^[10]. Посредники под № 3 (длина – 8 см, ширина – 1,5 см, толщина – 0,8 см) и № 4 (длина – 6,9 см, ширина – 1,7 см, толщина – 1,1 см) имеют овальное поперечное сечение и пазы на обоих продольных концах. Посредник под № 2 имеет округлое поперечное сечение (длина – 8,1 см, диаметр – 1,6 см) и пазы в разных плоскостях, перпендикулярно друг к другу. Концы всех трех посредников повреждены, глубина сохранившихся пазов варьируется от 0,8 до 2,1 см. К сожалению, двое из посредников имеют на своей поверхности крупные участки патинизации, что создает объективные трудности воссоздания целостной картины их орнаментальной составляющей. Тем не менее, на сохранившихся участках просматриваются редкие тонкие, продольные линии. На одном из посредников имеется дополнительный декор в виде прорезанного ободка, располагающийся на одном из концов изделия.

Не смотря на всю простоту исполнения этих элементов, их композиционная гармония, симметрия форм и направленная заданность не случайны. По мнению Черных Е.Н., изготовление орудий труда – это рациональный процесс, а вот нанесение орнаментации – иррациональный, который в ряде случаев требует «… гораздо больше … труда, нежели выделка самих орудий» [5. С. 10]. Таким образом, иррациональный процесс нанесения орнамента не может быть случайным, а если он закономерен, значит, подчиняется принципам знаково-символьной системы сообщества.

Линия как первичный элемент всех орнаментальных образований, представляет собой универсальное средство для передачи информации и, даже, выражения чувств (прямая/ломанная, плавная/прерывистая и пр.), особенно в дописьменный период истории; именно на основе линии в дальнейшем развивается пиктографическое письмо (напр., юкагирское пиктографическое письмо), когда линия начинает нести коммуникативную, мемориальную функцию.

Линеарные приемы обработки кости, в т.ч. украшение орудий линейными поясками, характерны для алеутов, коряков, чукчей, эскимосов и ительменов, в то время как «у юкагиров покрытие орнаментом изделия из кости встречаются очень редко» [11. С. 171]. Также стоит отметить, что у чукчей, длинные параллельные нарезки наносились на рукоятки ножей и с практической целью, поэтому не стоит исключать утилитарную составляющую линейного орнамента и на костяных посредниках.

В кратком обзоре «О раскопках Усть-Бельского могильника…» Н.Н. Диков, относительно материалов кургана 15, впервые упоминает «амулет из мамонтовой кости с изображением вороньих лапок (обычный мотив чукотско-эскимосской татуировки)» [10. С. 26]. В процессе описания коллекции кургана № 15, было выявлено единственное изделие с характерной орнаментикой (шифр У-Б к. 15, м(огила) 1, б/№). Данное изделие, которое определено нами как фрагмент костяного наконечника, имеет удлиненно-подтреугольную форму в плане и овальную в поперечном сечении (Рис. 2). Насад сломан по отверстию. Длина фрагмента – 4,9 см, ширина – 1,2 см, толщина – 0,7 см, диаметр отверстия – 0,5 см. На одной из плоскостей прочерчен «елочный» орнамент (наклонные шипы, по обеим сторонам прямой линии), сбоку от которого орнамент из «галочек» (шевроны). На другой стороне орнамент из т.н. «вороньих лапок» (два наклонных шипа по обеим сторонам прямой линии, образующих трезубец – характерная форма гарпунного стабилизатора у эскимосов [12. P. 76]). В целом, орнаментальная композиция представлена тремя бордюрами, идущими параллельно длинной оси изделия.

Отдельно стоит остановиться на материале, из которого изготовлен наконечник, т.к. это напрямую касается назначения данного изделия, и соответственно может влиять на интерпретацию орнаментальных элементов. Как было отмечено выше, Диков Н.Н. охарактеризовал данную вещь как амулет, выполненный из мамонтовой кости. У восточных народов Крайнего Севера мамонт выступал в роли особого духа из числа духов-помощников шамана ^[13]. А.Е. Дьячков писал [14. С. 237], что у самых сильных шаманов «…главный (наибольший) враг бывает мамонт», которого они очень редко просят о помощи (под «врагом» подразумевается дух-помощник шамана.). Чукчи представляли мамонта как подземного жителя, похожего на оленя, и, не смотря на высокую цену, которую предлагали торговцы за кость и бивень мамонта, его добыча была табуирована. В книге В. Богораза представлена иллюстрация интересной шаманской дощечки [15. Fig. 223], она разделена на 2 части: справа красным цветом изображены животные, птицы и растения, а перед ними фигура человека верхом на северном олене, что символизировало добрый шаманизм, слева черным цветом – собака, лошадь и мамонт, которые представляли собой силы тьмы. Это изображение иллюстрирует мамонта как священное, сакральное, подземное существо. У юкагиров, также как и у чукчей, существовал дух мамонта – помощника шамана из нижнего мира. Например, в одной из записей шаманских легенд, составленных Иохельсоном, повествуется о том, как шаман спускается в нижний мир именно на спине мамонта (распространенный сюжет путешествия в нижний мир) [16. P. 215]. Так как мамонт был священным животным (а возможно и тотемным), то его кость также считалась священной, из нее изготавливались вещи для культовой практики. Поэтому характеристика данного орудия, которую предложил Диков Н.Н. вполне логична, если это амулет – то самым «сакральным» материалом для его изготовления могла быть только мамонтовая кость. В рамках нашего исследования, с помощью органолептического метода мы установили, что данный «амулет» изготовлен из оленьей кости, а его морфометрические характеристики (удлиненно-зауженная форма, острие, отверстие для линя по которому проходит слом орудия) определенно могут указывать на то, что это изделие относится к типу гарпунных наконечников.

Судя по имеющимся аналогиям, данная орнаментика является распространенной практикой украшения костяных наконечников (в данной статье рассматриваются только «азиатские» аналогии, хотя сходство орнамента отмечается и в культурах Аляски и Северо-запада Северной Америки). Иногда такой орнамент выступал в роли знаков собственности (т.н. тамги), и мог располагаться и в основании, и на самом тулове наконечника [17. С. 142-143], [18. С. 183], [19. С. 89]. При этом стоит отметить, что в большинстве случаев, тамги были лаконичнее и располагались на изделии более локализовано.

Э. Нельсон писал, что на Восточном мысу (мыс Дежнева) в конце XIX видел множество костяных наконечников стрел и копий с орнаментом из «вороньих лапок» [20. P. 324]. Такой же орнамент Нельсон идентифицировал и в лицевых татуировках мальчика из бухты Пловер (бухта Провидения). Богораз В. считает это заключение ошибочным, приводя в пример чукотские татуировки, в которых к этой лапке сверху дорисовывали кружок, в итоге такая фигура получалась вполне антропоморфной и выступала в роли оберега ("guardians") для своего носителя [15. P. 343].

А.А. Орехов, описывая костяные наконечники лахтинской культуры, также отмечает на их поверхности «отпечаток птичьей лапки (…вероятно, ворона)» [21. С. 132]. Орнамент из «вороньих лапок» встречается во многих культурах Севера Дальнего Востока России и Тихоокеанского Севера и связан с широко распространенным культом Ворона, который выступал в роли народного героя, демиурга и трикстера; а схематическое изображение отпечатка его лапки вполне может быть тотемической тамгой.

Анализ «елочного» орнамента в искусстве народов Севера Дальнего Востока мало освещен в научной литературе, хотя и часто встречается на предметах охотничьего и ритуального предназначения. Например, на Северо-Западном побережье Охотского моря, в токаревской культуре I тыс. до н.э. – I тыс. н.э., «елочный» орнамент встречен на обломке зубчатого наконечника и на наконечнике гарпуна поворотного типа [22. Рис. 102, 22. Рис. 149, 5]; на Чукотском полуострове, в коллекции древнеберингоморской культуры I тыс. н.э. присутствует амулет с «елочным» орнаментом [7. Табл. 129, 7] и т.д. «Елочный» орнамент присутствует во многих культурах мира, и в основном соотносится исследователями с растительными мотивами. Однако С.В. Иванов, детально проанализировавший орнаментальные традиции народов Сибири отмечал, что растительные мотивы были не свойственны народам Северо-Востока Азии и «… обязаны своим появлением контакту с пришлым русским населением» [11. С. 210]. М.А. Кирьяк, в своей монографии «Древнее искусство Севера Дальнего Востока», анализируя «мотив дерева (или древесного листа)…» в «… сюжетах поздненеолитической графики» [23. С. 221] населения Чукотки, основываясь на внешних сходствах наблюдаемых форм с позиции современного взгляда, приводит в доказательство наскальные изображения Западной Европы, Скандинавии, Монголии, Карелии, Древнего Двуречья, Забайкалья и т.д. С.В. Иванов по этому вопросу писал: «…сходство узоров с зооморфными или антропоморфными формами, уверенность, что эти узоры действительно изображают человека, животных или какие-либо предметы быта, растения, явления природы и т.д., может привести к тому, что эти узоры окажутся дополненными новыми деталями…» [24. С. 21]. Переосмысление древнего орнамента, экстраполяция семантики орнамента на обширные территории, разные временные отрезки и значительно удаленные друг от друга народы, может привести к искажению понимания тех образов, знаний об окружающем мире, которые были присущи сознанию людей в древности.

Л.Н. Жукова, анализируя юкагирские любовные письма «шангар-шорилэ», в котором мужская и женская фигуры изображались в виде «елочки», приходит к выводу, что изображение этой «елочки» выступает в роли матери-прародительницы, непрерывного древа жизни ^[25]. Каждый сегмент этого древа символизирует отдельную душу, и заодно дает отсылку к образу остроголового человечка, являющегося «хозяином нижнего мира» у юкагиров [26. С. 73]. Под «елочкой» в условиях Крайнего Севера понимается лиственница, стилизованная под идеографическое письмо. До сих пор юкагиры (в основном, пожилого возраста) хранят память об обрядах роднения с деревом, когда «… они делались связанными – и родные могли понять, что с человеком» ^[27]. Возможно, что «елочный» орнамент на костяном наконечнике заключает в себе именно такой сакральный смысл.

Елочный орнамент, интерпретируемый как «скелетальный узор» (слияние позвоночника и ребер?), схематично нанесенный на изображения животных и рыб, распространен, также, у орочей [24. Рис. 233], эвенков, народов Нижнего Приамурья [11. Рис. 4].

В. Иохельсон зафиксировал специальные записи XIX в. - «memoranda and commercial notes» ^[28], которые вели коряки при торговле с русским населением. На наш взгляд, в них просматриваются черты простейшего пиктографического письма (стоит отметить, что существование пиктографического письма у коряков В. Иохельсон отрицает.). В этих записях для нас представляют интерес изображения горизонтальных линий с двумя галочками, пересекающими их в месте своего изгиба. В зависимости от размера эта «елочка» из двух звеньев обозначала шкуру животного (медведя, лисицы, северного оленя, волка, росомахи). Если представить «елочный» орнамент на костяном наконечнике в виде шкур животных, то получим 4 целые шкуры, а сам мотив такого орнамента хорошо перекликается с функциональным назначением этого изделия – охотой.

Орнамент из идущих в ряд шевронов встречается практически во всех культурах земли, и зачастую трактуется как растительный, но его семиотическая составляющая в искусстве народов Крайнего Севера Востока пока слабо освещена в научной литературе.

Также необходимо отметить, что специфические особенности костяного инвентаря, найденного в кургане №15 (напр. костяная рукоятка резца, явно изготовленная со всеми нарушениями функциональных свойств) ^[9], наталкивают на мысль, что данный орнамент носит незавершенный характер; его нарочитая условность характерна для погребального инвентаря.

В целом можно заключить, что в орнаментальных мотивах усть-бельцев проглядываются черты первобытных мировоззренческих установок – тотемизма (культ Ворона) и, косвенно, анимизма (образ елочки-человека). Проанализированные орнаментальные композиции и их элементы ясно свидетельствуют о том, что искусство народов Севера Дальнего Востока России берет свое начало со времен каменного века и получает свое дальнейшее развитие уже в оформившихся этнических образованиях. Тем не менее, точную этническую принадлежность материалов с данной орнаментацией пока, из-за малочисленности материалов, определить трудно, т.к. ее элементы встречаются в культурах многих народов Севера Дальнего Востока России (юкагиры, чукчи, коряки, кереки, эскимосы), что, вероятно, свидетельствует о тесных связях между ними. Таким образом, правильное «прочтение» семантического кода орнаментации усть-бельцев является важной составляющей процесса установления происхождения и развития народов Севера Дальнего Востока России.

Рис.1. Костяные посредники для наконечников стрел (1,3 – с пазами на обоих продольных концах, 2 – с пазами в разных плоскостях, расположенных перпендикулярно друг к другу).

Рис.2. Фрагмент орнаментированного костяного наконечника.