Рус Eng Cn Translate this page:
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Library
Your profile

Back to contents

History magazine - researches
Reference:

The Hierarchy of Pagan Cult Ministers of the Eastern Slavs in the Early Middle Ages

Kozlov Mikhail Nikolaevich

Doctor of History

Doctor of Historical Sciences, Professor, Department of Historical, Philosophical and Social Studies, Sevastopol State University

299053, Russia, respublika Krym, g. Sevastopol', ul. Universitetskaya, 33, aud. 317

kmn_75@mail.ru
Other publications by this author
 

 

DOI:

10.7256/2454-0609.2018.3.26202

Received:

05-05-2018


Published:

06-06-2018


Abstract: The subject of historical analysis in this article is the topic of the hierarchy of Old Russian ministers of pagan cults, which is a virtually unstudied topic by Russian scholars. Based on archaeological sources, ancient Russian chronicles and texts of Ibn Fadlan, the author sequentially analyzes the features of the hierarchy of pagan cult ministers of small clan temples, hillforts-sanctuaries, and urban sacral centers. The author dedicates particular attention to the question of the place and role of Old Russian princes and close to them representatives of the military elite in the religious life of the ancient Russian state. The study highlights the characteristic features of the pagan cult in ancient Russian cities, in particular, the unique system of priestly hierarchy in which the dominant position was occupied by local prince-rulers and their closest circle of local military elite. Upon writing this article, the author used the historical-comparative, problem-thematic and historical-analytical methods of scientific research. In this study, for the first time in Russian historical science, a comprehensive analysis of the hierarchical system of Eastern Slavic ministers of pagan cults is presented. The conducted historical analysis allowed the author to come to the conclusion that in the pre-Christian era the Eastern Slavic pagan cult ministers had a complex hierarchical system. All the Eastern Slavic sanctuaries from small temples located on the outskirts of rural settlements to large hillforts-sanctuaries were served by hierarchically organized professional priests. The pagan cult ministers were united in priestly clans led by the high priests of the most revered shrines in Ancient Rus.


Keywords:

Sanctuary, Cult, Magi, The Priestly Hierarchy, Priestly clan, Princes, The prince's squad, Sacral center, The temple, Sacrifice

This article written in Russian. You can find original text of the article here .

Восточнославянское язычество стало предметом научного исследования уже со второй половине XVIII в., но некоторые детали языческого культа остаются для нас абсолютной загадкой. Так, до сих пор нам неизвестны функции, иерархия и источники содержания древнерусских жрецов, ритуалы жертвоприношений. Ничего неизвестно современной исторической науке и о том, собственно какие жреческие кланы существовали в языческой Руси, как развивались взаимоотношения между служителями языческого культа и князьями-правителями.

Особый интерес в свете ранней истории Киевской Руси вызывает иерархическая структура института служителей языческого культа, место и роль в ней князей-правителей и других представителей воинской элиты. Без детального изучения иерархической структуры древнерусского жречества невозможен полноценный анализ социальной и религиозной жизни восточнославянского общества языческой эпохи.

Долгое время тема служителей языческого культа была табу для отечественных исследователей. Восточнославянских жрецов либо игнорировали в своих научных трудах, либо прямо писали, что языческий культ у наших предков не развился до сколь либо существенных форм, а посему жрецов у восточных славян вообще не было [16, с.53]. Так, например, по мнению Л. Нидерле, на Руси существовал круг богов, но без касты жрецов, без крупных культовых центров [22, с.281].

Эта гипотеза прямо противоречит письменным источникам, в которых довольно часто упоминаются волхвы – предводители антихристианских и антикняжеских движений. Данный факт, впрочем, никого не смущал. Так, В. О. Ключевский пришел к выводу, что у восточных славян не было вообще языческих храмов и жрецов, а были «отдельные волхвы и кудесники» [14, с.108]. Схожей точки зрения придерживался М. С. Грушевский: «Не было у восточных славян особой касты жрецов, а были волхвы-знахари» [6, с.328].

Д. И. Иловайский признавал существование у восточных славян дохристианской эпохи жреческого сословия, но считал, что оно не достигло иерархического устройства и не имело никакого влияния на общественные дела [11, с.78].

Впервые тема структуры древнерусского жречества была поставлена Б. А. Рыбаковым уже в советский период. Ученый посвятил восточнославянским служителям языческого культа отдельную главу своей монографии «Язычество Древней Руси». Опираясь на обширный археологический материал и письменные источники, ученый пришел к выводу, что у наших предков дохристианской эпохи существовало почти два десятка отдельных групп служителей языческого культа, составляющих сложную иерархическую структуру [32, с.304-316].

С точкой зрения Б. А. Рыбакова был вполне согласен польский археолог Г. Ловмянский. По его мнению, у восточных славян на этапе государственности сформировался иерархически организованный социальный слой языческих жрецов, управлявший религиозной жизнью всех восточнославянских племен [43, s. 159].

Позднее теории Б. А. Рыбакова и Г. Ловмянского получили блестящее подтверждение после открытия Б. А. Тимощуком и И. П. Русановой в Западной Украине Збручского культового центра с крупными городищами-святилищами [29, с.90-100].

С точкой зрения Б. А. Рыбакова и Г. Ловмянского согласно большинство современных исследователей. Так, по мнению В. М. Рычки и А. П. Моци древнерусские жрецы на этапе становления государственности уже были структурированы в иерархически организованный социальный слой и получали поддержку от земных властителей [21, с.29]. Следует отметить новейшее исследование Е.В. Климова, посвященное социальному статусу жреческого сословия Древней Руси [13, с.5-13].

Вместе с тем, несмотря на тот факт, что многие отечественные исследователи указывали на существование у восточных славян влиятельной социальной прослойки служителей языческого культа, комплексного исследования иерархической системы служителей языческого культа у наших предков дохристианской эпохи в настоящее время не существует. Исторический анализ иерархической системы служителей языческого культа у восточных славян дохристианской эпохи – основная цель данной статьи.

Наиболее информативными источниками изучения поставленной в данном исследовании темы являются материалы археологических исследований восточнославянских языческих святилищ, древнерусские летописи и сообщения арабского путешественника Ибн-Фадлана.

Вместе с тем, в настоящее время все большую популярность приобретает критическая теория в отношении материалов раскопок древнерусских святилищ. Ее родоначальником стал В. Й. Мансикка, а позднее активно поддержал Л. С. Клейн. Согласно данной теории до настоящего времени не найдено не одно святилище, относящееся к языческому периоду существования наших предков. Материалы, же представленные в многочисленных отечественных монографиях и статьях – фальсификация [19, с.60-61; 15, с.180-185].

Так, Л. С. Клейн относит все древнерусские святилища кроме верхнеднестровских к «недостоверным», а верхнеднестровские к неславянским и «полутюрским». При этом Л. С. Клейн использует практически убийственную логику. Так, живущие в Поднестровье дулебы и хорваты, по мнению ученого, не восточные славяне, а западные. Южные соседи дулебов и хорватов тиверцы вообще граничили с тюрской степью. Таким образом, все жители Приднестровья по мнению Л.С. Клейна были полутюрками [15, с.181-182].

По нашему мнению в данном случае следует принять во внимание тот факт, что материалы раскопок тиверских древностей практически идентичны аналогичным материалам дулебов, хорватов и других восточнославянских племенных союзов. Никакого тюркского влияния по данным археологии не прослеживается [35, с.93].

Что же касается разделения древнерусских племенных союзов на «западных» славян и «восточных», то оно весьма условно. Так, древнерусский автор Повести временных лет сообщает о том, что «из ляхов» были радимичи, вятичи, новгородские славене и даже поляне [24, с.8].

В целом же критическая теория В. Й Мансикки – Л. С. Клейна не может быть взята во внимание, так как никаких весомых аргументов в защиту своих выводов исследователи не представили. Материалы раскопок древнерусских языческих святилищ по-прежнему представляют собой один из важнейших источников изучения восточнославянского язычества.

Большую важность в изучении древнерусского языческого культа представляют сообщения восточных авторов, в частности, Ибн-Фадлана, оставившего описание религиозной жизни древнерусских купцов и дружинников в Булгаре второй половины X в. Волжская Булгария была ближайшим соседом Киевской Руси. Между соседними государствами шла оживленная торговля. Вполне возможно, что в Булгаре находился русский квартал, на территории которого помимо жилых домов находился целый языческий комплекс, состоящий из языческого святилища, места для сжигания умерших и курганного могильника. Этот сакральный комплекс был, в целом, аналогичным сакральным комплексам в, собственно, древнерусских городах. Таким образом, сообщения Ибн-Фадлана в целом могут служить источником изучения религиозного культа в городах Древней Руси дохристианской эпохи.

Многие исследователи считают, что руссы из сообщений Ибн-Фадлана были не славянами, а норманнскими путешественниками. Так, например, по мнению Л. С. Клейна сообщения Ибн-Фадлана о том, что русские женщины носили коробочки из дерева или металла для того, чтобы скрыть грудь, свидетельствует в пользу того, что арабский путешественник описал норманнов, так как коробочки – это норманнские фибулы [15, с. 172-173].

По нашему мнению предположение Л. С. Клейна абсолютно не верно. Во-первых, норманны вообще не брали в путешествия жен или дочерей. В походе их могли сопровождать лишь невольницы, которые вообще не носили никаких украшений. Славянские же женщины свободно сопровождали своих близких во всех походах и даже, согласно сообщениям византийских хронистов, участвовали в сражениях.

Во-вторых, норманнские женщины носили свободное платье-рубаху с длинными широкими рукавами, бретели которых закреплялись на плечах парными фибулами-брошами. На талии такой сарафан иногда перехватывался поясом. Нижнего белья они не знали, а грудь специально не прикрывали. Застежки-фибули они действительно использовали, но застегивали не на груди, а на плечах или на поясе [1, с.93]. У славянских же женщин для закрепления верхней одежды употреблялись в основном пальчатые фибулы. Археологи зафиксировали также бронзовые, серебряные и железные пряжки с круглыми, полукруглыми, овальными, восьмеркообразными формами. Они застегивались на плечах и груди [35, с.258, 260]. Таким образом, Ибн-Фадлан вполне мог назвать их коробочками, закрывающие грудь.

Восточнославянское святилище, описанное Ибн-Фадланом, Л. С. Клейн также считает норманнским. Там вполне, по мнению исследователя, могли стоять идолы богов-супругов – Одина и Фриг, Тора и Сиф [15, с. 174]. В норманнских сагах действительно упоминаются богини-красавицы – супруги богов. Однако следует учитывать тот факт, что норманнские святилища были посвящены, как правило, одному божеству (чаще всего воителям – Одину и Тору). «Семейные» капища для скандинавского языческого культа характерны не были [44, s. 182].

Согласно сообщениям Ибн-Фадлана, русский купец вначале приносил жертвы верховному идолу. В случае неудачной торговли приходил к святилищу второй раз и обращался к одной из жен верховного идола. Таким образом, в святилище верховной богиней после бога-прародителя была его супруга. У воинственных же норманнов три верхние ступени пантеона занимали главные божества - Один, Тор и Фрейр. Так, Адам Бременский сообщает в этом отношении следующее: «Народ (в Швеции) поклоняется статуям трех богов, в середине триклиния сидит Тор, а Водан (Один) и Фрикко (Фрейр) сидят по одну и по другую сторону от него. Отличительные черты каждого из них: Тор, говорят, владычествует в воздухе и правит громом и молнией, ветром и дождем, хорошей погодой и урожаем. Второй, Водан, что значит "ярость", ведет войны и вселяет в людей храбрость перед лицом врагов. Третий, Фрикко, дарует смертным мир и сладострастие, его идол снабжен поэтому огромным детородным членом…» [1, с.93]. Таким образом, святилище, описанное Ибн-Фадланом, никак не могло быть норманнским.

В восточнославянской мифологии родоначальником всех богов и прародителем людей считался бог Род. Его женами и дочерьми были рожаницы – богини весьма почитаемые всеми социальными слоями древнерусского общества – крестьянами-земледельцами, купцами и воинами-дружинниками. К тому же, современные исследователи обнаружили языческое святилище, вполне подходящее под описание Ибн-Фадлана. Так, при раскопках древнерусского капища на реке Гнилопять (нынешняя Житомирская область Украины) была обнаружена яма от большого идола-столба, вокруг него были зафиксированы ямки меньших размеров от идолов, окружавших главный столп [30, с.233-237]. Таким образом, святилище, описанное Ибн-Фадланом принадлежало Роду и рожаницам, а под руссами путешественник понимал наших предков.

Согласно письменным источникам и данным археологии уже во второй половине I тыс. у восточных славян сложилась довольно сложная культовая система. Кроме традиционных мест совершения религиозных обрядов: священных рощ, берегов рек и озер, у наших предков существовали небольшие родовые капища, расположенные на окраинах поселков или вблизи них, городища-святилища, обслуживающие интересы нескольких родовых гнезд - поселений, городские капища. За всеми этими священными местами ухаживали специальные жрецы, живущие своими иерархически обособленными группами по собственному жесткому жреческому уставу.

Как верно заметил Б. А. Рыбаков даже самое маленькое святилище, принадлежащее небольшому общинному поселку не мог обслуживать один жрец. Служителю языческого культа необходимо было регламентировать все обряды, рассчитывать сроки посевов и выгула скота, лечить свою паству и т.п. [32, с.313].

В «Синопсисе» Иннокентия Гизеля, «Сказании о построении града Ярославля» и целом ряде других отечественных письменных источников указывается на то, что в случае если в восточнославянском святилище по какой-либо причине угасал священный огонь, местного жреца сжигали живьем [12, с.33; 17, с.7-8].

Жрец должен был быть привязан к священному огню и не мог один полноценно осуществлять свои функции. Кроме того, в случае казни провинившегося жреца его должен был заменить другой, не менее подготовленный служитель языческого культа, знающий все тонкости своего ремесла. Такого нового жреца-специалиста могли избрать только из числа младших жрецов, обслуживающих тоже святилище. Таким образом, любое, даже самое небольшое языческое святилище должно было обслуживаться несколькими служителями языческого культа.

Примером небольшого капища, расположенного на окраине древнерусского поселения X-XIII ст. Плиснеск может послужить открытое местными археологами в 2009 г. одноименное святилище, расположенное на небольшом горном мысе недалеко от нынешнего поселка Подгорцы Бродовского района Львовской области Украины. Поверхностные следы объектов и площадь распространения культурного слоя имеет удлиненную, близкую к овалу форму, которая хорошо вписывается в конфигурацию ландшафта. По периметру это место ограничено синхронными земляными насыпями. По предварительным подсчетам общая площадь святилища достигала около 0,3 га. Его сохраненная высота составляет 0,6 м., а ширина основы 2,5 м. По периметру защитного вала обнаружена постройка-сруб (2,5×2 м.), составляющая с ним единое оборонное сооружение. При ее раскопках были обнаружены остатки печи-каменки и многочисленные фрагменты кухонной керамики, что указывает на жилой характер постройки. В центре святилища археологи исследовали остатки каменной постройки длиной около 6 м. и шириной 2,9-3 м. с расположенной внутри каменной площадкой, выложенной из прокаленного известняка. Над каменной площадкой-жертвенником были обнаружены обломки разбитых горшков, бронзовый перстень, скрамасакс и многочисленные фрагменты кальцинированных человеческих костей.

Недалеко от центральной постройки были зафиксированы остатки жилого дома (длиной 2,9–3,0 м, шириной 4,2 м) с хорошо сохранившейся печью-каменкой и многочисленными обломками кухонной посуды. Внутри сооружения на полу был найден череп коня. В южной части святилища археологи исследовали округлую каменную площадку-жертвенник, состоящую из камней известняка разного размера, обгорелых человеческих костей и не кальцинированных фрагментов человеческих черепов. К жертвеннику примыкают девять языческих захоронений по обряду кремации. В 3,2 м. от жертвенника была обнаружена небольшая жилая постройка 2×2 м. с расположенной внутри печью-каменкой [42, с.136-146].

Можно предположить, что жилище, расположенное по периметру земляного вала принадлежало жрецу-стражнику, следящему за порядком в святилище. Постройка, находящаяся в центре святилища представляла собой капище с расположенным жертвенником. К святилищу примыкал курганный могильник и, таким образом, жертвенная площадка, расположенная в южной части святилища, могла быть местом для кремации умерших. Интересно, что постройки, примыкающие к капищу и месту для кремации умерших, были жилыми (на что указывает наличие печей-каменок и кухонной посуды). Таким образом, в святилище постоянно проживали служители культа с определенной иерархией и отдельными функциями.

Жрец-стражник должен был охранять святилище и следить за порядком внутри него. О существовании в древнеславянских святилищах профессиональных воинов сообщают германские хронисты. Так, по словам Титмара Мерзебургского городище - святилище полабских славян Ретра охранялось специальным караулом из местных воинов [45, s.483].

Священнослужитель, проживающий в центре святилища, обслуживал капище, а жрец, жилище которого находилось в южной части культового места, занимался погребением умерших. Тот факт, что жрец, обслуживающий капище, жил в центре святилища, в самой большой жилой постройке, позволяет предположить, что он находился на вершине иерархии служителей святилища. Подобное доминирующее место в жреческой иерархии, по словам Титмара Мерзебургского, занимал служитель языческого культа редарей, обслуживающий языческий храм бога Сварожича в Ретре [39, с.55]. Данные Титмара Мерзенбургского подтверждает Гельмольд. Так, по его словам, внутри Староградского святилища находился храм бога Прове. Вход в него запрещен был всякому, кроме высшего жреца и тех, кто желал приносить жертвы, или кто, угрожаемый опасностью смерти, искал тут убежища» [5, с.52].

Самая маленькая постройка отводилась жрецам, обслуживающим площадку для сжигания покойников. Возможно, что кремацией в Плеснецком святилище занимались низшие жрецы.

В народной памяти вплоть до XVIII в. сохранилось описание некоего дома сказочного чудовища Соловья Разбойника, представляющего собой классическое описание небольшого святилища, расположенного в священной дубовой роще. Так, в былине «Илья Муромец и Соловей разбойник» мы находим следующие строки:

Как из славнова города из Мурома,

Нарежался Илья Муромец Иванович

Ко стольному городу ко Киеву

И наехал он, Илья, Соловья-разбойника.

И стреляет в Соловья-разбойника,

И попал Соловья да в правой глас.

Привязал Соловья ко той ко луке ко седельныя.

И завидела ево молода жена,

Она хитрая была и мудрая,

Как бы двор у Соловья был на семи дубах,

Как было около двора железной тын,

А на всякой тыковке по маковке

И по той по голове богатырския,

И будила она девять сыновей своих

Хочут обвернуться черными воронами [7, с.186-187].

Дом Соловья Разбойника «на семи дубах», окруженный тыном из жердей, на каждом из которых насажен человеческий череп - это типичное описание небольшого языческого святилища, расположенного в священной дубовой роще. Интересно, что Соловей-разбойник живет в этом доме не один. Вместе с ним здесь находится его «жена» и «сыновья». Сыновья главного разбойника – оборотни-вороны с железными клювами, а жена «хитрая и мудрая», то есть обладает сверхъестественными знаниями, ведьма. Таким образом, перед нами описание сложного иерархического устройства служителей культа небольшого святилища. Во главе святилища стоит верховный жрец Соловей Разбойник, ниже его жена-ведунья и наконец, мелкий причт – сыновья разбойника.

Чем крупнее было языческое святилище, тем сложнее были в нем культовая служба и жреческая иерархия. Довольно сложная социальная структура существовала у служителей языческого культа в городищах-святилищах Збручского культового центра. Так установлено, что после образования Збручского религиозного центра в конце X в. высшие жрецы поселились в городе — святилище Звенигород, большая же часть служителей языческого культа выбрали для проживания другие городища-святилища: Богит и Говду.

Жилище верховного жреца располагалось отдельно от землянок других представителей высшего жречества - в западной части общественной зоны Звенигорода. В восточной части находились жилища других представителей высшего жречества. Звенигород более активно посещался паломниками, чем другие святилища Збручского центра. Кроме того, количество жилищ в общественной части святилищ Богит и Говда, где находилось всего несколько капищ и длинных домов, было гораздо большим, чем в святилище Звенигород, где находилось четыре капища и более десяти длинных домов общего пользования [38, с.117-118].

Данные факты свидетельствуют о том, что жрецы, проживавшие в городище-святилище Звенигород, находились в более комфортных условиях и, вероятно, занимали более высокое положение в жреческой иерархии.

Кроме жрецов-правителей, прихожан и жителей окрестных поселков, в Збручском культовом центре находились и рабы, которых использовали на самых тяжелых работах и приносили в жертву языческим богам. Рабов, вероятно, приводили из военных походов, а также покупали у христиан. Так, в «Великой Хронике о Польше, Руси и их соседях XI–XIII вв.» сообщается о том, как после битвы одного из польских королей с галицкими князьями множество знатных поляков попало в плен и было продано руссам — язычникам, где они «самым плачевным образом закончили свою жизнь» [3, с.105].

Сакральную часть городищ-святилищ окружали культовые рвы. За пределами этих рвов с их внешней стороны археологи фиксируют впадины домов. Так, в городище – святилище Богит в западной стороне сакральной части на пологом склоне горы 10 впадин окружали самое священное место святилища – капище. С восточной стороны пять впадин окружают площадку перед въездом в городище. Одна из этих впадин была раскопана и оказалась котлованом обычной славянской полуземлянки размерами 3X3 м. Жилище отапливалось печью-каменкой.

Вдоль одной из его сторон, где обычно в славянских жилищах находились печи, был раскопан каменный материковый останец, который был обшит деревом и служил местом для сна. Жилища простых язычников располагались обычно за пределами городищ – святилищ, на территории городищ – спутников. Дома служителей языческого культа находились, по данным археологии, в общественной части городищ – святилищ [29, с.97].Расположение всех этих западин – жилищ вдоль культового рва на не удобных для жизни склонах позволяет предположить, что они предназначались для специальной стражи, охранявшей святилище.

Таким образом, можно сделать вывод, что в традиционных восточнославянских святилищах существовала определенная иерархия служителей языческого культа. Во главе жреческой иерархии небольшого общинного святилища стоял верховный жрец, обслуживающий сакральную часть святилища – капище, ему подчинялись служители языческого культа меньшего ранга – жрецы-воины и те служители святилища, которые занимались кремацией умерших. В крупных сакральных центрах верховному жрецу подчинялось большое количество служителей культа, а также живущие при святилище воины-стражники.

Гораздо сложнее была иерархическая система в крупных городах и княжеских крепостях. Здесь, по-видимому, местные правители-князья обладали не только гражданской, но и религиозной властью. Так, персидский Аноним в своей «Книге границ мира» (IX в.) пишет о том, что восточные славяне «считали своим долгом в отношении религии служение правителю — падишаху» [23, с.389]. Арабский автор X в. Аль-Бекри утверждает, что восточнославянские князья при рождении ребенка у кого-либо из их дружинников, участвовали в языческих обрядах инициаций младенцев [10, с. 50-51]. Характерно, что во многих славянских языках слова «князь» и «жрец» звучат почти одинаково (чешский: «князь» — «knez», «жрец» — «knez»; польский: князь — «ksiaze», жрец — «ksiadz») [41, с.266].

На то, что древнерусские князья были верховными жрецами в своих владениях указывает и целый ряд летописных свидетельств. Так, согласно «Повести временных лет» именно князь Олег привел свою дружину к идолам Перуна и Велеса для произношения языческой клятвы при заключении мирного договора с византийцами: «А Олга водивше на роту и мужи его по русскому закону кляшасе оружием своим и Перуном богом своим и Волосом скотьим богом и утвердиша мир» [24, с.17].

Косвенно подтверждает причастность князя Олега к высшему жречеству и летопись Василия Татищева. Так, в тексте данного источника мы находим следующее: «Сей же зимой горело небо, и столпы огненные ходили от Руси к Греции и сталкивались между собой. Олег же принес жертвы многие, умилостивляя богов своих нечистых» [37, с.22]. Характерно, что в былинном эпосе Олег (Вольга) предстает колдуном-оборотнем, умеющим превращаться в животных и знающим будущее [2, 90-95].

Прозвище княгини Ольги «мудрая» также, возможно, указывает на ее связь с языческим культом. В древнерусском языке термин «мудрый» близок к термину «вещун», «волшебник», «колдун» [41, с.670].

Особый интерес представляет летописная легенда о мести княгини Ольги древлянам. Собственно сама легенда является искусно завуалированным описанием поминальных языческих обрядов, посвященных памяти князя Игоря. Согласно данному источнику, именно княгиня Ольга распоряжалась всеми языческими ритуалами, в том числе и принесением людей в жертву. По ее указанию дружинники «вырыли большую яму» и потом зарыли в ней живьем так называемых знатных древлян (на самом деле бесправных рабов). Она же, согласно «Повести временных лет», приказала сжечь других рабов в бане и порубить мнимых древлян на поминальном пиру, имитируя тризну [24, с.27-28]. В языческом обществе погребальными и поминальными обрядами в честь умерших правителей всегда руководят представители высшего жречества. Таким образом, княгиня Ольга во время поминальных обрядов в честь князя Игоря была верховной жрицей Киева, подобной «ангелу смерти» из рассказа Ибн-Фадлана.

В скандинавских сагах великая княгиня ошибочно изображена матерью князя Владимира, и при этом она якобы имела сверхъестественные возможности. В частности, Ольга предсказывает судьбу главным героям и вообще вела себя как колдунья [33, с. 29, 37]. Возможно, что княгиня Ольга после гибели своего мужа вместе с титулом великой княгини получила и звание верховной жрицы Киева.

Верховным жрецом Киева был, вероятно, и князь Владимир Великий. Так, например, в образе правителя-жреца князь Владимир Великий предстает в «Повести временных лет» под 983 г.: «Иде Володимеръ на Ятвягы, и побъдъ Ятвягы, и взя землю их. И прииде Кыеву, и творяще требу кумиромъ с людьми своими» [24, с.38]. Если верить летописи, то благодарственными жертвоприношениями в честь Перуна руководил именно Владимир со своими боярами.

В сознании своих соотечественников Владимир был колдуном и не утратил сверхъестественную силу даже после принятия христианства. Скорее всего, наши предки верили, что подобно умершим жрецам, Владимир мог после смерти превратиться в зловредного упыря. По этой причине после кончины великого князя его выносили из дворца не через дверь, как большинство других умерших людей, а через специальный пролом в стене: «ночью же межю двема клътми проимаше помостъ» [24, с.58]. Таким образом, в древнерусских городах именно князья-правители были высшими жрецами.

Кроме князей — правителей определенные жреческие функции выполняли и наиболее знатные дружинники. В эпоху князя Владимира важное место в религиозной жизни восточных славян занимал его дядя Добрыня. Исходя из ряда летописных данных, можно предположить, что ему в религиозное управление Владимир передал Новгород. Согласно «Повести временных лет», именно Добрыня руководил сооружением нового храма в урочище Перинь: «Владимир же посади Добрыню, уя своего, в Новъгородъ. И пришед Добрыня к Новугороду, постави кумира над рекою Волховомъ. И жряху ему людие новгородстии, акы бгу» [24, с.37]. После принятия христианства Добрыня лично возглавил расправу над новгородскими идолами. Дядя Владимира был его наместником в Новгороде. Возможно, что в обязанности наместника входили и функции главы религиозной общины города.

Наместники великого киевского князя в подвластных землях, а также воины, имеющие административную власть в крупных городах, вполне могли быть теми самыми «старцами», с которыми Владимир совещался при решении религиозных вопросов. Не случайно в древнерусском языке термины «старец», «старейшина» близки по смыслу термину «князь» — то есть воин, наделенный административной властью. М. Б. Свердлов считал, что «старцы», «старейшины», «старосты» — это воинская знать [34, с.20].

В летописных рассказах о князе Владимире Святославиче «старцы» упоминаются наряду с боярами при выборе жертв для богов, как советники князя во время принятия христианства, наконец, вместе с епископами при замене наказаний за преступления [24, с.38, 49,56].

Наместники различных областей восточнославянского мира, а также знатные воины — бояре во главе с самим верховным князем составляли совет, решающий важнейшие вопросы, связанные с религиозным культом.

О том, что в языческой Руси знатные дружинники-бояре совмещали воинские и жреческие функции свидетельствует целый ряд письменных и археологических источников. Так, например, в «Истории» Льва Диакона сохранились данные о кровавых жертвоприношениях, которые руссы совершили во время захоронения своих воинов, погибших под Доростолом. Согласно этому источнику, человеческие жертвы приносили именно воины [18, с.28].

Данная гипотеза находит свое подтверждение и в Иоакимовской летописи. В ней события после Доростольской битвы описываются следующим образом: «Святослав за Дунаем у стены длинной все войско погубил. Тогда дьявол возбудил сердца вельмож нечестивых, начал наговаривать на христиан, которые были в войске, будто бы это поражение войск приключилось от прогневанья лжебогов их» [36, с.57].

Как видно из данного отрывка, от имени языческих богов христиан в предательстве обвиняли знатные воины, называемые автором «вельможами». Вероятно, именно они во время похода выполняли жреческие функции и должны были обеспечить поддержку богов - покровителей древнерусской дружины.

О совмещении воинских и жреческих функций представителями воинской элиты в эпоху Святослава свидетельствуют и данные археологических исследований. Так, в Черниговском кургане Черная могила, в котором в середине X в. был похоронен знатный воин, наряду с другим погребальным инвентарем, характерным для так называемых «дружинных» захоронений IX–X вв., были обнаружены предметы культового назначения (бронзовый идол, жертвенный нож, игральные кости, возможно, служившие для обрядовых гаданий) [31, с.43].

Таким образом, древнерусские князья и бояре были высшими жрецами и играли значительную роль в системе восточнославянского жречества.

Вместе с тем, кроме князей и воинов-дружинников в Киеве и других крупных городах должны были сохраниться и профессиональные служители культа, содержащие в порядке городские языческие храмы, осуществляющие погребение умерших и т.п.

Впервые городские жрецы упоминаются под 911 годом в летописной легенде о гибели князя Олега от своего коня: «И приспе осень, и помяну Олегъ конь свой, иже бъ поставил кормити и не вседати на нь. Бъ бо въпрашал волъхвовъ и кудесникъ: «От чего ми есть умрети?» И рече ему кудесник один: «Княже! Конь, его же любиши и ъздиши на немъ, от того ти умрети» [24, с.20].

Как верно заметил Е. В. Климов, скорее всего предсказанию князю Олегу его гибели предшествовало традиционное в таких случаях гадание перед военным походом в Византию [13, с. 10].

Согласно сообщениям германских хронистов, жрецы западных славян устраивали гадания перед каждым крупным походом, и все непременно следовали указаниям своих богов. Так, Гельмольд, например, оставил такую запись о западнославянском племени руян: «Жреца они почитают больше, чем короля. Войско свое они направляют, куда гадание покажет, а одерживая победу, золото и серебро относят в казну бога своего, остальное же делят между собой» [5, с. 100].

Косвенно подтверждает данное предположение собственно предсказанная волхвами причина гибели князя – смерть от своего коня. Во время сражений гибель воина под копытами боевого коня была также широко распространена как гибель от меча, копья или стрелы. Таким образом, можно предположить, что перед военным походом на Византию местные представители двух крупнейших жреческих кланов - волхвы и кудесники объявили о предстоящем поражении и гибели князя Олега во время похода от своего коня. Волю богов, сообщенную жрецами, мог нарушить лишь жрец, занимающий более высокое место в жреческой иерархии, чем служители культа, осуществляющие гадание. Не случайно, летописец непосредственно перед легендой о гибели князя Олега сообщает о том, что «И прозваша Олга въщий: бяху бо людие погани и невъигласи» [24, с.17]. В древнерусском языке термин «вещий» происходит от слова «вешьтии», что означает «ведун», «мудрец». [40, с.309].

Таким образом, в данном летописном эпизоде Олег предстает не только князем правителем, но и верховным жрецом, осмелившимся пойти против воли двух крупнейших киевских жреческих кланов. Бросается в глаза откровенная враждебность профессиональных жрецов к князю-чужеземцу, посмевшему объявить себя верховным жрецом. Вместо традиционных в таких случаях предсказаний скорой победы над врагами, Олег получил предсказания собственной гибели. Скорее всего, в период правления князя Олега между князем и профессиональными служителями языческого культа шла острая борьба за власть.

Профессиональные служители языческого культа, обслуживающие языческие святилища упоминаются также в двух поздних источниках. Так, в Густынской летописи сообщается о неких «иереях идольских», следивших за порядком в святилище Перынь в Новгороде [26, с.44]. Рассказ о «злонамеренных» волхвах, обрекших на смерть Иоанна - сына варяга христианина Федора, находим в «Житие Федора и Иоанна» по списку Троице-Сергиевой Лавры [8, с.44-46].

К сожалению, никакой информации относительно иерархии служителей языческого культа в данных источниках не содержится. В связи с этим огромный интерес вызывают сообщения Ибн-Фадлана о языческом богослужении в славянском сакральном центре города Булгар. Согласно данному источнику в Булгаре второй половины X в. находилось языческое святилище (в котором приносили свои жертвы купцы-руссы, привозившие свои товары в город для продажи), место для сожжения покойников и языческие курганы, в которых хоронили сожженный прах высокопоставленных воинов-руссов [9, с.94-96].

Как свидетельствуют данные археологии, наиболее значимые древнерусские городские святилища часто располагались недалеко от погребальных курганов и составляли с древними могильниками единый сакральный комплекс [20, с.35].Таким образом, описанный Ибн-Фадланом сакральный комплекс представлял собой как бы микромодель сакральных комплексов древнерусских городов дохристианской эпохи.

Согласно данным Ибн-Фадлана, после смерти одного из русских князей местная жрица - «ангел смерти», взяла на себя организацию всех погребальных обрядов. Другие жрицы «дочери» выполняли ее приказы и называли «матерью». Кроме высшей жрицы и ее помощниц арабский автор упоминает также неких воинов, принимающих участие в процедурах жертвоприношений во время погребения [9, с.95-96].

Ибн-Фадлан вкратце сообщил лишь о служителях культа, связанных с погребением высокопоставленных руссов, но помимо них должны были существовать и жрецы, следившие за порядком в святилище, в котором приносили жертвы купцы-руссы. Как видно из сообщения арабского путешественника, в небольшом сакральном центре, находившемся в русском квартале Булгара, существовали профессиональные служители культа со своей иерархией и четким распределением обязанностей. Таким образом, в языческую эпоху в древнерусских городах во главе иерархии служителей языческого культа стояли князья-правители и приближенная к ним служилая знать. Профессиональные жрецы, обслуживающие городские святилища и места для кремации умерших, были также иерархически организованы, как и служители языческого культа сельской периферии. Профессиональные служители языческого культа, проживающие в древнерусских городах, занимали по отношению к воинской элите подчиненное положение.

К сожалению, в письменных источниках практически отсутствует информация относительно существования каких либо жреческих организаций, объединявших древнерусских служителей языческого культа в дохристианскую эпоху.

Чрезвычайный интерес в этом отношении приобретает отрывок из «Деяния данов» датского хрониста Саксона Грамматика, содержащий описание богослужения в храме Святовида в Ретре. Согласно данному источнику, жрец, обслуживающий местное святилище, считался верховным жрецом Святовида. В стране, по словам автора, были и другие храмы, посвященные данному божеству. Они управлялись жрецами более низкого ранга, подчиняющимися верховному жрецу [39, с.57-58]. Как видно из данного источника, у западных славян существовал влиятельный жреческий клан жрецов Святовида во главе которого стоял жрец самого почитаемого храма в Ретре.

Вполне возможно, что подобные жреческие кланы существовали и у восточных славян. По крайней мере, на это указывает наличие в древнерусских письменных памятниках XI - XIII вв. нескольких терминов, обозначающих древнерусских служителей языческого культа (волхвы, чародеи, кудесники и т.п.) Так, в частности, в «Слове Кирилла архиепископа Купринского о злых духах» православный епископ XII в. с негодованием пишет о том, что если у кого-то из его паствы случаются беды, то «мнимые» христиане бегут к волхвам, чародеям или кудесникам: «Когда имъ кака любо казнь найдет, или о князя пограбление, или в домоу пакость, или болезнь, или скоту пагуба; то одни текуть къ волъвомъ в тъ бо собе помощи ищуще, а инии к чародеямъ, а инии к кудесникамъ, а сами ходять въ христе» [4, с.68].

Если в Древней Руси существовал тот же принцип установления жреческой иерархии внутри клана, что и у руян (чем более почитаемым считалось языческое святилище, тем выше место внутри жреческого клана занимали его жрецы), то становится понятным основной смысл проведения первой религиозной реформы князя Владимира. Согласно «Повести временных лет» князь Владимир в 980 г. построил на Княжьей горе новое большое святилище, в котором были поставлены идолы наиболее почитаемых в тогдашней Руси божеств: «И нача кн(я)жити Володимеръ в Кыеве единь, и постави кумиръ на холмъ внъ двора теремнаго: Перуна древяна, а глава ему серебряна, а усъ злать, и Хорса, и Дажеб(о)га, и Стрибога, и Семарьгла, и Мокошь. И жряху имъ, наричюще а богы, и привожаху сыны своа и дщери и жряху бесом, и оскверняху землю требами своими» [24, с.37].

Новое святилище, построенное в столице Древней Руси и превышающее размерами и богатством (серебряная голова и золотые усы Перуна) все другие древнерусские святилища, должно было стать главной святыней восточных славян, а его жрецы (князь Владимир и его приближенные) должны были стать высшими жрецами не только Киева, но и всей державы. Таким образом, князь Владимир попытался создать что-то вроде единой жреческой организации под своим руководством. Близкие князю Владимиру представители воинской элиты (летописные бояре и старцы) получили возможность решать на своих советах религиозные вопросы, связанные не только с Киевом, но и всеми восточнославянскими землями. Не случайно совет из этих самых бояр и старцев во главе с самим князем Владимиром неоднократно упоминается в Повести временных лет при описании событий, связанных с христианизацией Руси.

Как свидетельствует целый ряд письменных источников, созданная князем Владимиром древнерусская жреческая организация сохранилась в период христианизации Руси. Возглавили ее, по всей видимости, профессиональные служители языческого культа. Так, в Иоакимовской летописи упоминается «верховный над всеми славянами» жрец Богомил Соловей, возглавивший оборону города от войск Добрыни и Анастаса Корсунянина во время христианизации [36, с. 59].

Большой интерес представляет упоминание в целом ряде летописей некого «союза жрецов пяти богов». Так, перед чередой антихристианских выступлений в 1060 – 1080-е гг. в Новгороде, Белоозере, Ярославле и Ростове некий появившийся в Киеве волхв призывал к восстанию против местного князя тамошних жителей «от имени пяти богов» [25, с.198; 28, с.126].

Таким образом, можно сделать вывод, что у восточнославянских служителей языческого культа в дохристианскую эпоху существовала сложная иерархическая система. Все восточнославянские святилища от небольших капищ, расположенных на окраине сельских поселений до больших городищ-святилищ обслуживались иерархически организованными профессиональными жрецами. Во главе святилища стоял верховный жрец, ему подчинялись служители языческого культа меньшего ранга. Верховными жрецами древнерусских городов были правители-князья и приближенные к ним представители воинской элиты. Князьям-правителям и княжеским ставленникам подчинялись профессиональные служители языческого культа, непосредственно осуществляющих обслуживание городских святилищ и регламентирующих погребальные обряды. Служители языческого культа были объединены в жреческие кланы во главе с верховными жрецами самых почитаемых в Древней Руси святилищ. В процессе религиозной реформы 980 года была образована единая жреческая организация, объединившая большую часть восточнославянских жреческих кланов во главе с князем Владимиром и приближенными ему представителями воинской элиты.

В период христианизации жреческая организация некоторое время продолжила свое существование, организовывая антикняжеские и антихристианские выступления.

References
1. Budur N. Povsednevnaya zhizn' vikingov. — M.: AO Molodaya gvardiya, 2007. — 237 s.
2. Byliny. — M.: Nauka, 1989. — 560 s.
3. Velikaya Khronika o Pol'she, Rusi i ikh sosedyakh XI–XIII vv. / pod red. V. L.Yanina. — M.: Izd-vo MGU, 1987. — 264 s.
4. Gal'kovskii N. M. Bor'ba khristianstva s ostatkami yazychestva v Drevnei Rusi. — Khar'kov: Pechatnya A.N. Snegirevoi, 1915. — T. 2. — 354 s.
5. Gel'mol'd. Slavyanskaya khronika (Pamyatniki srednevekovoi istorii narodov Tsentral'noi i Vostochnoi Evropy) / Pod red. L. V. Razumovskoi. – M.: Izd-vo AN SSSR, 1963. – 300 s.
6. Grushevs'kii M. S. Іstorіya Ukraїni-Rusі. — Kiїv: Naukova dumka, 1991. — T. 1. — 648 s.
7. Drevnie rossiiskie stikhotvoreniya, sobrannye Kirshei Danilovym / pod red. A. P. Evgen'eva – M.: Nauka, 1977. –735 s.
8. Zhitie Fedora i Ioanna po spisku Troitsevo-Sergievoi Lavry // Zhitiya svyatykh v 2-kh tomakh.– SPb.: Pechatnya Sergievoi Lavry, 1915. – T.2. – S.44-46.
9. Ibn-Fadlan. Zapiski puteshestvennika // Skazaniya musul'manskikh pisatelei o slavyanakh i russkikh s poloviny VII do kontsa X v. Sobranie, perevod i ob''yasneniya Garkavi A. Ya. — SPb.: Izd-vo Imperatorskoi AN, 1870. — S. 82–116.
10. Izvestiya Al'-Bekri i drugikh avtorov o Rusi i slavyanakh. — SPb.: Izd-vo Imperatorskoi AN, 1878. — Ch. 1. — 192 s.
11. Ilovaiskii D. I. Stanovlenie Rusi. — M.: AST, 2003. — 860 s.
12. Kievskii Sinopsis. Kiev. – Izd-vo Kievo-Pecherskoi Lavry, 1823. – 105 s.
13. Klimov E. V. K voprosu o sotsial'nom i politicheskom statuse zhrecheskogo sosloviya Drevnei Rusi // MAGISTRA VITAE. — №34. — 2008. — S. 5-13
14. Klyuchevskii V. O. Kurs russkoi istorii v IX t. M.: Mysl', 1987. — T. 1. — 432 s.
15. Klein L. S. Voskreshenie Peruna: K rekonstruktsii vostochnoslavyanskogo yazychestva. — SPb.: Evraziya, 2004. — 342 s.
16. Kostomarov M. І. Slov’yans'ka mіfologіya. Vibranі pratsі z fol'kloristiki і lіteraturoznavstva. — Kiїv: Libіd', 1994. — 384 s.
17. Lebedev A. N. Khramy Vlas'evskogo prikhoda v Yaroslavle. — Yaroslavl', Tipografiya Gubernskoi zemskoi upravy, 1877. — 564 c.
18. Lev Diakon. Istoriya / Prim. i per. K. A. Osipovoi. — M.: Nauka, 1988. — 239 s.
19. Mansikka V. I. Religiya vostochnykh slavyan. — M.: IMLI RAN, 2005. — 368 s.
20. Mikhailov K. A. Yazycheskii nekropol' i tserkov' Bogoroditsy Desyatinnaya // Rossiiskaya arkheologiya. — 2004. — №1. — S. 35–46
21. Motsya O. P., Richka V. M. Kiїvs'ka Rus' vіd yazichnitstva do khristiyanstva. — Kiїv: Globus, 1996. — 272 s.
22. Niderle Lyubomir. Slavyanskie drevnosti. — Praga, 1914. — T. 1. — 257 s.
23. Novosel'tsev A. P. Vostochnye istochniki o vostochnykh slavyanakh i Rusi VI–XI st. // Drevnerusskaya derzhava i ee mezhdunarodnoe znachenie / otv. red. V. T. Pashuto. — M.: Nauka, 1965. — S. 355-408.
24. Povest' vremennykh let / pod red. i s pred. V. P. Adrianovoi-Peretts. – M.-L.: Izd-vo AN SSSR, 1950. – 239 s.
25. PSRL. — T. 7.: Letopis' po Voskresenskomu spisku. — Ch. 1. — M.: Izd-vo AN SSSR, 1962. — 345 s.
26. PSRL. — T.40. Gustynskaya letopis'. — SPb.: Izd-vo Instituta russkoi literatury Pushkinskii dom RAN, 2003 — 201 s.
27. Rusanova I. P., Timoshchuk B. A. Vo vremena Zbruchskogo idola // Voprosy istorii. — 1990. — № 8. — S. 153-157.
28. Rossiiskaya letopis' po spisku Sofiiskomu velikogo Novgoroda. — SPb.: Izd-vo Imperatorskoi Akademii nauk, 1795. — Ch. 1. — 372 s.
29. Rusanova I. P., Timoshchuk B. A. Zbruchskoe svyatilishche (predvaritel'noe soobshchenie) // Sovetskaya arkheologiya. — 1986. — № 4. — S. 90-100.
30. Rusanova I. P., Timoshchuk B. A. Yazycheskoe svyatilishche na r. Gnilopyat' pod Zhitomirom // Kul'tura drevnei Rusi / pod. red. B.A. Rybakova. — M.: Nauka, 1966. — S. 233–237.
31. Rybakov B. A. Drevnosti Chernigova. Materialy i issledovaniya po arkheologii drevnerusskikh gorodov // Materialy i issledovaniya po arkheologii SSSR. — 1949. — T. I. — №11. — S. 123-248
32. Rybakov B. A. Yazychestvo Drevnei Rusi. — M.: Izdatel'stvo Akademii Nauk SSSR, 1987. — 783 s.
33. Rydzevskaya E. A. Drevnyaya Rus' i Skandinaviya v IX–XIV vv. (Materialy i issledovaniya). — M.: Nauka,1978. — 240 s.
34. Sverdlov M. B. Genezis i struktura feodal'nogo obshchestva v Drevnei Rusi. — Leningrad: Nauka, 1983. — 52 s.
35. Sedov V. V. Vostochnye slavyane v VI-XIII vv. — M.: Nauka, 1982. —327 s.
36. Tatishchev V. N. Istoriya Rossiiskaya. — M.: AST, 2003. — T. 1. — 571 s.
37. Tatishchev V. N. Istoriya Rossiiskaya. — M.: AST, 2003. — T. 2. — 735 s.
38. Timoshchuk B. A. Yazycheskoe zhrechestvo Drevnei Rusi (po materialam gorodishch-svyatilishch) // Rossiiskaya arkheologiya. — 1993. — № 4. — S. 110-122.
39. Famintsyn A. S. Bozhestva drevnikh slavyan / Sost. i otv. red. O. A. Platonov. — M.: Institut russkoi tsivilizatsii, 2014. — 736 s.
40. Fasmer Maks. Etimologicheskii slovar' russkogo yazyka. — M.: Progress, 1964. — T. 1. — 576 s.
41. Fasmer Maks. Etimologicheskii slovar' russkogo yazyka. — M.: Progress, 1971. — T. 2. — 672 s.
42. Filipchuk M. A. Poperednі rezul'tati doslіdzhennya kul'tovogo mіstsya slov’yans'kogo chasu na teritorії Plіsnes'kogo arkheologіchnogo kompleksu u 2009 r. // Vіsnik Іnstitutu arkheologії. 2010. — Vipusk 5. — S. 135-147.
43. Lowmianski H. Religia slowian i jej upadek. Warsawa. — 1979. — 159 s.
44. Magnusson M. Viking. — London. — 1976. — 432 s.
45. Thietmari. Chronikon Slavorumi. — Lublin. — 1902. — 1018 s