Рус Eng Cn Translate this page:
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Library
Your profile

Back to contents

Philosophy and Culture
Reference:

Ethnocultural archetype of Dagestan people

Dzhabrailova Asiyat Shamil'evna

Post-graduate student, the department of Theory and History of Religion and Culture, Dagestan State University

367000, Russia, respublika Dagestan, g. Makhachkala, ul. Gadzhieva, 43 a

ruff_dmx@mail.ru
Other publications by this author
 

 

DOI:

10.7256/2454-0757.2018.5.26200

Received:

03-05-2018


Published:

10-05-2018


Abstract: The analysis of ethnocultures of polyethnic regions is especially relevant in terms of global unification and technologization of culture. Social conditions are characterized by the rapid change of decorations, which is a trial for the traditional ethnocultures. The article makes an attempt of cultural-philosophical contemplation of the basic constructs of Dagestan ethnoculture, named by the author as ethnocultural archetypes. A ethnocultural archetype implies the morphogenic element of the culture of ethnos that is responsible for the specificity of religious life, world perception, self-determination of an individual and his attitude to other members of the ethnos. The application of mythological material for finding the profound imaged leans on the comparative methods that allowed identifying the most specific shades. The introduction of such term as the ethnocultural archetype of Gorz gives a general outlook upon the disparate studies on the tradition, symbolics and art, as well as suggests a possibility of systemic view, in terms of which ethnoculture correlates with the in-depth factor of the cultural unconscious. Archetype manifests as a generalizing factor, as well as an instrument of systemic analysis.


Keywords:

ethnoculture, Dagestan, highlander, Caucasus, archetype, mythology, epic, narts, hero, warrior

This article written in Russian. You can find original text of the article here .

Обнаруженный Карлом Густавом Юнгом в его психиатрической практике универсальный параллелизм мифологических мотивов, которые он назвал архетипами, стал базой для его теории коллективного бессознательного. Коллективное бессознательное содержит в себе универсальные и общие аспекты, проявляющиеся в различных обществах и культурах, в прошлом и даже будущем. Основной тезис Юнга: архетипы есть некие непредставимые структурные элементы человеческой психики, обитающие в коллективном бессознательном. Он описывал архетип «как психический орган, присущий всем нам, элемент нашей психической структуры...» [13, с.123].Архетипы выкристаллизовались с течением времени и являются главными творящими силами культуры. Они реализуются через мифы, искусство, религиозные представления.

Из области психиатрической понятие архетипа было заимствовано в сферы этнографии, антропологии, культурологии. На базе юнгианской архетипической теории формируется понятие этнокультурного архетипа, соотносимого с этническими константами в исторической этнологии [7]. Этнокультурные архетипы уже не тождественны непредставимым элементам коллективного бессознательного по К.Юнгу — «...это не просто некие пустые формы... а в гораздо большей степени готовые, исторически сложившиеся репрезентативные культурные формы, символы» [6, с.256.] То есть, этнокультурный архетип официально устоялся как первотекст, из которого рождаются мировоззрение и менталитет народа. В данной статье мы предлагаем рассмотреть один из этнокультурных архетипов, доминирующих, по нашему мнению, в дагестанской культуре: это образ Горца. Для этих целей целесообразно привлечь немногочисленный мифологический материал, а также фольклорное творчество, эпические сказания и героические песни.

Сохранились у дагестанских народов праздники весны и земледелия, связанные с культами плодородия, и сопутствующая им календарно-обрядовая поэзия. Из архаичных мифологических представлений берут свое начало культ предков и почитание гор, вера в существование злых и добрых духов. В числе архаических жанров устного творчества можно назвать причитания, в которых отражены представления о существовании на том свете. Ярким пластом выделяется свадебная поэзия дагестанских народов. Сохранился в дагестанском фольклоре и богатый сказочный эпос, который воплощал мечты и надежды народа. Абдулаева З.Э. выделяет «магическую поэзию» народов Дагестана, отражающую «язык магических формул, действий дают нам представление о мифологических верованиях и суевериях дагестанских народов в прошлом.» [2,с.99]. Часто народные лирические песни имеют характер исторических песен. Героического эпоса, как такового в крупных формах не было сформировано на территории Дагестана, что отмечают Халидова М.Р., и Ганиева А. Однако, в изменяющихся исторических условиях были сложены героические песни, каковыми являются песни о Надир- Шахе, берущие на себя функции героического эпоса. Поэтизация исторических событий связана и с драматическими событиями Кавказской войны, наложившей отпечаток на народное творчество дагестанцев, где образ храброго Горца воплотился в имаме Шамиле.

Пространство дагестанской культуры уникально: сосуществование более 60-ти национальных языков, причудливое переплетение традиционных верований и исламской религии, великое разнообразие национальных особенностей и традиций. Возникает вопрос: что лежало в основе этого богатого многообразия, что породило уникальность данной этнокультуры, которая при этом обнаруживает единство ценностей с соседними этнокультурами Северного Кавказа. Основой антропологического пространства здесь выступает кавказский тип личности, некий собирательный идеал, обладающий чувством достоинства, свободолюбием.

В силу отсутствия у народов Дагестана единой письменности весь материал, которым располагают исследователи — это устное народное творчество. Мифы, легенды, зачатки эпоса, песни демонстрируют мировоззрение дагестанцев в архаичные времена. Очевиден параллелизм не только в мифологических сюжетах аварцев, даргинцев, лакцев и других дагестанских народов, но и с мировой мифологией: образы героев, богоборцев, полубогов, подобных Прометею, функции верховных божеств, легенды о богине и охотнике — все это находит аналогии в мировой культуре.

Итак, в основе этнокультуры лежат архетипы, мифологические праобразы, соотносящиеся с бессознательными структурами, влияющие на ее ментальность, ценности и самобытность, определяющие развитие мифологии, религии, искусства, социума. Самоидентификация представителя дагестанской этнокультуры по словам Абдуллаевой М. Ш. делится на уровни - этническая, религиозная, географическая, политическая. Иерархия перечисленного, по нашему мнению, демонстрирует явное влияние первого этапа на все последующие, то есть политическая идентичность будет формироваться с учетом этнической и религиозной, а религиозная в свою очередь была обусловлена этнической составляющей, будь то языческие изначальные верования, базирующиеся на мифологии или монотеистические верования пришедшие им на смену, но сплавленные с архаичными формами религий, как это происходило в процессе формирования дагестанской этнокультуры. При этом Абдуллаева выводит некоторые ментальные этнокультурные доминанты дагестанцев: мотивация на превосходство, доминирование режима диурна в структуре коллективного бессознательного[3]. Доминирование режима диурна означает, что дагестанская культура - теллурического типа, в ней преобладает агрессивное, активное, ориентированность на "героическое". Учитывая преобладающий горный ландшафт и выпуклые, фаллические символические доминанты, преобладающие во всех культурах теллурического типа, принадлежность к типу диурна подтверждается.

Архетип Горца, который мы стремимся выявить в этнокультуре Дагестана, восходит к более общим универсальным архетипам, относится к мифологическому режиму диурна по классификации Ж.Дюрана[5], который проделал работу по уточнению структуры бессознательного и ввел фигуру мускулиноида, героический архетип. По классификации К.Юнга, который сводил все проявления архетипа к десяти основным первообразам, этнокультурный архетип Горца представляется возможным соотнести с общечеловеческим архетипом Самости. Самость, по словам Юнга, обнаруживает себя в образе Бога, культурного Героя. Самость воплощает миф о Первочеловеке, необычного, божественного происхождения. Далее мы увидим этот мотив в образе богатыря Шарвили, необычного рожденного, полубогов нартов, а также в мифах о персонаже, похитившем огонь, подобно Прометею. Сюда же можно отнести огненных небесных всадников, связанных с солярным культом, присутствие которых в дагестанской мифологии описывает Халидова М.Р.[11,с.64]. Самость по Юнгу - это своего рода цель развития личности и путь идеальной самореализации, заложенной в бессознательном человека. Самость требует индивидуации, интегрировании личностного в коллективное, что особенно актуально для кавказской культуры. Таким образом, мы можем назвать Горца не просто архетипом, но и способом успешной интеграции в коллектив.

Само собой разумеется, что фигура Горца как архетип в бессознательном не сводится к анатомическому мужскому полу, так как архетипы присущи обоим полам, мускулиноид присутствует и как образ мужчины в структуре психики женщин тоже. К тому же в дагестанском эпосе находится место воплощению героического в женщинах в том числе. Таким примером может служить образ из лакского сказания о Парту-Патиме[9], женщине- воительнице. Но эти яркие и редкие женские образы скорее исключения: основная масса песен, сказок, эпических произведений реализует архетип Героя через образы храбрых мужчин -горцев. Как отмечают авторы[8] статьи об истоках народного патриотизма дагестанцев героическая тема пронизывает все жанры фольклора Дагестана, начиная с его малых устных форм, таких как колыбельные песни, до обширных эпосов. Фольклор и литература народов Кавказа отмечена «культом героизма». По мнению многих исследователей, такая особенность обусловлена историческими событиями и суровой аскетичной жизнью горцев, полной опасностей. С нашей точки зрения указанные условия выступили вторичным уточняющим фактором, определившим направление развития архетипических образов. В мифологии, фольклорных жанрах, национальной литературе и даже в современных произведениях происходит шлифовка изначального архетипа, который мы считаем правомерным выделить в отдельный этнический архетип Горца. В своей основе на универсальном уровне, как нам кажется, ему близки архетипы Героя, Мудрого Старца. Проявления этнокультурного архетипа Горца многочисленны: это и эпические сказания о Шарвили, «Дюнк Батыр», «О нартах», песнь о Хочбаре, «Муртаза Хан», исторические песни о победе над Надир-Шахом.

В песне «Парту- Патима» мы находим образ Горца, собственно брата Патимы, Ази. Удалой и смелый, он оказывается в первых рядах защитников родного края и умирает за него:

И в первых рядах был отважный Ази,

Что головы вражьи, как травы, косил.

Простой землепашец, он воином стал,

Чтоб от Тамерлана спасти Дагестан.

Говоря об эпосе в рамках исследования дагестанской этнокультуры, Р.М. Абакарова отмечает, что основными нравственными понятиями в период господства мифологического сознания были «сила» и «героизм»[1, с.136]. В идеальном образе, обозначаемом нами как архетип Горца, доминантными являются свобода, воплощение мечты, всесилие, любовь к своему народу. Особенно важными мифологическими сюжетами были соблюдение куначества, защита чести рода. Эти моральные принципы, выражаемые фольклорными героями и героями мифов, сконцентрированы в этнокультурном архетипе Горца и выступают его ценностной надстройкой, транслируются для воспитания следующего поколения субъектов этноса. О воспитании в рамках этнокультуры писал Т.Г. Саидов: «Традиционное горское воспитание, ставящее одной из своих главных целей формирование воина- защитника Родины, в пословицах, изречениях, притчах, героических преданиях, легендах увековечивает, сохраняет ценный патриотический опыт предков и передает его новым поколениям, которые должны беречь и развивать патриотическую славу народа»[10]. Воспитательную функцию несли в себе и такие фольклорные жанры как колыбельная и игровая песнь.

Архетип Горца как культурного героя ярко представлен в лезгинском сказании о Шарвили. По словам А. Ганиевой, в богатыре Шарвили выразились вековые идеалы народа. Ему приписаны свойства, идеальные по представлению коллектива. Это не пассивный, хтонический герой, а активный, волевой и разумный[4, с.75]. Он воплощает в себе диурнические качества. Образ Шарвили фигурирует в довольно архаических пластах, в виде богатырской сказки, в то же время доходит до современных интерпретаций, где герой противостоит немецким войскам. Последнее весьма показательно и говорит об актуальности и силе этого культурного образа. Его архетипичность так же подтверждает вариативность и широта жанров: преданий, легенд, сказок и песен, основанных на центральном образе Шарвили. Поступки его воспринимаются как возвышенное, он предстает как смелый защитник народа, борец за справедливость. Будучи образом архаичным, он синкретичен: предания описывают как его неимоверную силу, так и бесподобный ум. Ганиева считает, что его сверхсила не вызывает удивления (он один побеждает целое войско), так как он представляет обобщенный образ всего народа[4, с.52]. Значительное положение богатырских сказок о Шарвили в системе народного творчества позволяет им претендовать на место героического эпоса.

Сохранились в народной памяти предания о героях- человеколюбцах: в лакском предании о Богатыре из села Мачаллаши похищает огонь для замерзших девушек. Всадник, добывший людям огонь представляется идеализированным культурным героем, героем-созидателем[11, c.64]. Халидова М. соотносит образ всадника, добывшего огонь, с культом солнца, и предполагает, что этот мотив мог трансформироваться в образ предводителя воинов и вождя в период воспевания ратных подвигов.

Соблюдение правил гостеприимства, как одного из основополагающих институтов горского жизненного уклада, отражено и в мифологии. Таковым является аварское предание о братьях-чабанах, которых посетил ангел в образе странника и попросил зарезать овечку. Скупой брат, имеющий трехсот овец и отказавшийся зарезать одну, был сурово наказан за несоблюдение священных для горца обычаев гостеприимства. Пещера, где он находился со своей отарой овец, обвалилась[11, с.28]. Гость священен, он вносит в дом благополучие по горским верованиям, так что охрана жизни и чести гостя, пришедшего в дом, была непреложным моральным устоем. Выразителем нравственных идеалов народа выступает муж, хозяин дома, носитель патриархальной идеологии [11,с.111].

Выдающимся памятником, фиксирующим мифологические образы, является сказание «О нартах». Оно дает представление о космогонических воззрениях дагестанцев. Эпоха, отражаемая в сказании относится к дорелигиозному периоду. Ключевые понятиями в сказаниях, помимо добра и зла, выступает справедливость. Нарт — идеал для подражания, не человек и не бог, воплощение свободы и силы. В основе героического типа Нарта лежат богатырские заветы: деятельная помощь друзьям, соратникам, защита своего народа и высокое сознание своего достоинства. В архаичных пластах эпоса понятие морали размыто и не находит четких определений. Но в историко-героических фольклорных песнях многочисленны сюжеты, утверждающие народные представления о доблести, отваге и достоинстве, составляющих в совокупности нравственно-этический кодекс, на котором воспитывалось общество. Сказания о нартах обнаруживают также отголоски матриархата и отдельные черты брачных отношений. Сатана — матерь нартов, чьими мудрыми советами пользуются нарты, играет важную роль. Истинным Нартом (сыном солнца) считался лишь тот, кто знал несколько языков, имел достаточные сведения о соседних народах, их традициях и обычаях, был правдив и сдержан в общении, умел ценить достоинства даже у врага, был гостеприимным человеком. Нарты — это магические воины - богатыри, носители позитивного начала [12, с.209]. Нартский эпос составляет своего рода матрицу коллективного бессознательного кавказских народов. Образы нартов представляют глубинное архетипическое мироощущение жителей гор, определяют их культуру, этику. Эпос представляет собой источник архетипических образов, ориентиров в поликультурной среде Кавказа.

Нарт в фольклоре дагестанцев воплощает лучшие человеческие качества: силу, мужество, воинскую доблесть. Халидова М.Р. пишет, что лучше похвалой человеку было его сравнение с нартом. Так, например, когда горцы хотят похвалить юношу, говорят, что он «вылитый нарт» ( в смысле молодой, статный, мужественный). Нарт — сеятель добра [11,с. 161]. Андийцы почтительно обращаясь друг к другу, используют слово «нарт».

Сказание о нартах выступает как выражение сферы должного, как фиксация зарождающихся моральных норм. Мораль регулирует нормы поведения примерами героев, обладающих добродетельными чертами, желательными для воспитания отдельных индивидов. Архетипический Горец, герой эпоса, мужественный воин, сильный, справедливый и защищающий честь родной земли (родины, женщины, матери), гостеприимный хозяин, созидатель и человеколюб становится основой для нравственного идеала дагестанской культуры. Воплощение маскулинного, диурнического архетипа Горца может быть представлено и в религиозном контексте в виде Старца или фигуры Отца, что соотносится с почитанием старших и сакральным отношением к ним, свойственным дагестанской этике (институт уважения старших). По словам Абакаровой Р.М., старики есть воплощение социальной памяти [1, с.135]. Они хранят обычаи и традиции, в то же время являются цензорами, следящими за правильностью исполнения социальных нормативов. По нашему мнению, именно архетип Горца находит реализацию во многовековых адатах и определяет нравственный нормы. Сила традиции и прочность адатов в веках объясняется тем, что изнутри они питаются бессознательными образами, прорастают из них. Архетип Горца выступает для всей культуры в целом как поддерживающая, творящая сила.

Первообразы типичны и не принадлежат конкретным представителям этноса, являясь концентрацией многовекового опыта, хранящегося в культуральном бессознательном. Зачастую индивид не осознает причастность к этим глубинным образам и следует им бессознательно или в силу привычки. Эти аккумулирующие архаичные образования обеспечивают и преемственность опыта и единство культуры, выполняя также функцию диалога синхронного и диахронного.

Несомненно, выделенный нами архетип Горца соотносится с глубинными бессознательными установками, влияющими на развитие культуры, вдохновляющими поэзию и искусство, определяющими поведение индивидов. Данный архетип участвовал и участвует в формировании ментальности народа, определяет ценности и моральные принципы, социологический строй. Он также несет в себе определенный набор символов и информацию, передаваемую следующему поколению. Последнее свойство мы обозначили как коммуникативную функцию архетипа. Знакомство отдельных индивидов с героическими образами с самого детства формирует их восприятие, ценности и поведенческие модели. Горец являет собой идеальную модель поведения, которая совмещает в себе принцип синкретичности личного и социального, характерный для дагестанской культуры.

Горец — это идеал, воплощающий в себе чувство достоинства и любовь к свободе, к жизни. Важно то, что самоидентификация горца зависима от мнения коллектива, что типично для восточного человека, в отличие от европейского. Образец поведения члена общества выступает неким регулятором взаимодействия в социуме, и в них воплощается специфика и уникальность этнокультуры. Горец выступает как категория самосознания и самоидентичности. Этническая принадлежность для горца приобрела ценностное содержание, то есть в глубине архетипа Горца духовные ценности не отделены от земли предков. Это было жизненно важно в условиях многонациональности Дагестана, смотреть на все народности, проживающие тут, как на систему этнических культур. Народы, проживающие на территории Дагестана, имеют единые архетипические корни, выраженные в древних культах, символизме орнамента, общности героического эпоса «Нарты», и пр. Существование таких обобщающих признаков составляет уникальность всей кавказской культуры, и выявляет общность проживающих на Кавказе народов, что делает необходимым их рассмотрение в компаративном ключе.

References
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
10.
11.
12.
13.
14.