Рус Eng Cn Translate this page:
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Library
Your profile

Back to contents

International relations
Reference:

The Problem of National Identity as a Factor contributing to Emergence of Unrecognized States in the Post-Soviet Space

Kulumbegova Lina Temurievna

Postgraduate Student of the Department of Theory and History of International Relations of the Peoples' Friendship University of Russia

363600, Russia, respublika Severnaya osetiya-Alaniya, selo El'khotovo, ul. Brat'ev Baroevykh, 10

Linakulumbegova@mail.ru
Other publications by this author
 

 

DOI:

10.7256/2454-0641.2018.2.26037

Received:

16-04-2018


Published:

13-05-2018


Abstract: The subject of the study is ethnic-and-social causes of emergence of unrecognized States in the post-Soviet space. The national policy pursued by the Russian Empire and later by the Soviet Union has sown the seeds of ethnic and political conflicts in the post-Soviet space. The process of ethnic mobilization, which is based on the problem of ethnic identity of different cultures living in the territory of the post-Soviet space, started after the collapse of the Soviet Union. It resulted in formation of unrecognized States in Transnistria and the Caucasus, the emergence of which is conditioned upon the occurrence of ethno-political conflict. The methods of historical and political sciences, in particular, monographic, descriptive and comparative historical methods were used in the study. The novelty of the study lies in discovery of the prerequisites for the emergence of ethnic and political conflicts in the post-Soviet space as a result of the research of the impact of the problems of national identity of Nations living in the post-Soviet space. The study revealed the peculiarities of the national policy of the Russian Empire and the USSR, which inspired the development of ethnic tension after the collapse of the USSR. The author investigated the mechanism of ethno-political conflicts in the post-Soviet space.


Keywords:

conflict, identity, nation, ethnos, unrecognized state, territory, the post-Soviet space, parent state, republic, self-proclaimed state

This article written in Russian. You can find original text of the article here .

­­Исследуя влияние проблематики национальной идентичности проживающих на постсоветском пространстве наций в процессе возникновения на данном пространстве непризнанных государств, в первую очередь следует рассмотреть предпосылки возникновения этнополитических конфликтов на постсоветском пространстве, заложенные советской национальной политикой.

Как Российская империя, так впоследствии и СССР, были государствами полиэтничными и многоконфессиональными. В их состав входили территории с различной степенью интегрированности в общероссийский (а позднее — общесоветский) социум. В прошлом у многих регионов имелись свои письменность, традиции, обычаи, государственность, система социальных отношений и экономический уклад. С одной стороны, все эти элементы требовали гомогенизации, определенного упорядочивания, однако, с другой стороны — формировало предпосылки для спорных ситуаций и конфликтов, поскольку попытки приведения к общему знаменателю изначального разнообразия к вызывали ответную реакцию в виде сепаратизма, националистических течений, регионального и этнического партикуляризма [9, с. 238]. В этническом аспекте ни Российская империя, ни СССР не были «русскими империями», в которых метрополия отождествлялась бы полностью с русским этносом. Институт власти — во времена империи дворянство, во времена Советского Союза коммунистическая номенклатура — был полиэтничным (с некоторым численным преимуществом русских) и управлял как русскими территориями, так и нерусскими.

Советский Союз, несмотря на отрицание своей имперской природы и использование в политической риторике антиимпериалистических лозунгов «представлял собой попытку построения и управления огромным полиэтничным государством в эпоху национальных государств» [7, стр.290].

На протяжении советского периода весь комплекс пропаганды и управленческой деятельности в этнической сфере назывался «ленинской национальной политикой» (до XX съезда КПСС — «ленинско-сталинской»). Разработанный большевиками в 1910–1920-е гг. теоретический подход во многом определил направленность внутренней политики СССР на все последующие годы.

Т. Мартин, исследователь советской национальной политики, определял СССР как «империю позитивного действия» («affirmative action empire») [16, 318] P. Он полагал, что сутью национальной политики СССР заключалась в противоречии между, с одной стороны, поддержкой нациестроительства, и с другой стороны — необходимостью централизации. Таким образом, советская власть на протяжении 1922–1991 гг. поддерживала этнический партикуляризм и формирование управленческих кадров из представителей местных этнических образований. Одновременно советская власть широко практиковала репрессии в адрес национальной интеллигенции и организовала депортацию ряда этнических групп на основании коллективной ответственности [16, 496 P] (ярким примером являются депортации населяющих Северный Кавказ народов в 1943–1944 гг.).

Советская власть в 1920-е гг. и начале 1930-х гг. проводила последовательную политику «коренизации», подразумевающую предоставление этническим меньшинствам кадровых преференций (образовательные преференции, кадровые вопросы, информационная политика) [9, стр. 51]. Как говорил на XII Съезде РКП (б) И. Сталин, политика «коренизации» проводилась для того, «чтобы Советская власть стала и для инонационального крестьянства родной, необходимо, чтобы она была понятна для него, чтобы она функционировала на родном языке, чтобы школы и органы власти строились из людей местных, знающих язык, обычаи, быт нерусских национальностей».

Подобная политика была направлена на предотвращение сепаратистских и автономистских тенденций, будучи попыткой привлечь в процесс государственного строительства этнические меньшинства.

Однако в начале 1930-х гг. политика «коренизации» была свернута. Во время форсированной коллективизации и индустриализации были ликвидированы элементы всех крестьянских культур, включая и русскую. Репрессиям подверглись администрации автономных и национальных республик, множество представителей национальной интеллигенции[1]. В этот период степень приоритетности «национального вопроса» уступила место проблемам форсированной модернизации и военной безопасности. Перед Второй мировой войной идеология «осажденной крепости» оказалась крайне востребована властью, а потому на первый план вышел «советский патриотизм». Некоторые элементы политики «коренизации», тем не менее, применялись (в частности, практика украинизации на территории Западной Украины в 1939–1941 гг., где значительный процент населения составляли поляки).

Подготовка к возможному военному столкновению с Германией и Японией (а впоследствии и сама война) спровоцировали ряд репрессивных мер по отношению к «подозрительным» для коммунистической власти этническим группам. Следует сказать здесь об обратной стороне политики «коллективной ответственности», действовавшей в СССР. С одной стороны, этнические группы наделялись гражданскими правами и территориальной собственностью, однако, с другой стороны — эти группы целиком попадали под действие «коллективной ответственности», в контексте которой не отдельные граждане, а вся этническая общность «могла быть обвинена в измене Родине со всеми вытекающими последствиями» [9,стр.76].

В результате в 1930-е гг. из пограничных зон СССР были выселены этнические общности, у которых имелись корни в иностранных государствах (немцы, румыны, латыши, поляки), либо ареалах проживания за пределами Советского Союза (корейцы, у которых на было собственной государственности на момент их депортации в 1937 г.). Во время Великой Отечественной войны депортации играли роль метода обеспечения на территории страны внутриполитической стабильности. К примеру, 28 августа 1941 г. была ликвидирована национальная автономия поволжских немцев, а сами они были депортированы в Казахстан и Сибирь [4,стр.22-28]. После этого в 1943–1944 гг. были депортированы: чеченцы, ингуши, калмыки, карачаевцы, турки-месхетинцы, балкарцы, понтийские греки.

При этом война и соответствующее ослабление на территории страны советского режима способствовали росту сепаратистских и автономистских настроений. Некоторые руководители этнонациональных движений сотрудничали с немецкими оккупационными властями, а некоторые предпочитали «войну на два фронта» [2]. При этом всплеск на территории Советского Союза национальных движений инспирировал новую волну националистических репрессий. Она затронула не только участников националистических движений, но и представителей других народов. В начале-середине 1950-х гг. активная деятельность националистических движений была сломлена.

Начавшаяся после ХХ съезда политика десталинизации привела к очередному оживлению этно-национальных движений на территории СССР. Среди них самым массовым стала борьба подвергшихся во время войны депортации народов за возвращение на прежние территории. Началась реабилитация депортированных народов и запустился процесс их возвращения на родину. «В 1956–1957 гг. были приняты решения о восстановлении большинства ликвидированных национальных автономий» [7,стр.38].

Советский Союз, балансируя между стремлением к контролю над собственностью, информацией и умами и этнизацией политики, не обеспечил достаточного уровня интеграции в советское государство и общество различных территориальных субъектов, которые оказались в его составе. Как и Российская империя в свое время, Советский Союз не сумел сформировать единой политической нации (на этот раз советской).

СССР состоял из «государств-сегментов», среди которых многие сформировались в рамках современных границ только в советский период. Показательным примером в этом отношении является создание среднеазиатских советских республик, границы которых нарезаны были произвольно (тем не менее, в отличие от практики административно-территориального деления африканского континента, с учетом экономического развития регионов, распространения языков, клановой принадлежности населения и т.п.).

В СССР реализовывалась практика накладывания на советские территории общей рамки: режимной, правовой, частично культурной (к примеру, проводилась унификация образования на всех территориях и т.п.), и таким образом предпринимались попытки к формированию единой гражданской и политической нации. Однако политика формирования нации в Советском Союзе осуществлялась непоследовательно. По мнению А. Цуциева, советское государство пыталось создать приемлемые для себя национальную интеллигенцию и бюрократию, чтобы опереться на них в процессе поглощения национальной периферии и последующего контроля за ней. Однако обратной стороной такого контроля становится рост политического влияния представителей титульных этнических групп параллельно с усилением института титульности — системы неформального обеспечения коллективных прав одних групп над аналогичными правами других [15, стр. 23-29].

Эпоха Л. Брежнева (1964–1982 гг.) была, с одной стороны, наиболее стабильной в этно-национальном аспекте. Прекратились многочисленные территориально-административные изменения. Лояльные ЦК союзных республик ЦК сохранили определенную свободу действий по целому ряду вопросов и неформальную автономию от центра. Однако в то же время предпринимались административные меры против деятельности националистических групп (в 1965 г. и в 1972 г. были проведены репрессии против украинских националистических организаций, в 1973 г. с поста был снят первый секретарь ЦК КП Украины П. Шелест, подозреваемый в симпатиях к националистам) [4,стр.26].

В то же время наблюдались и факты эффективной националистической мобилизации — так в апреле 1978 г. в Грузии в ответ на попытку изменения статуса грузинского языка как единственного официального языка республики прошли акции протеста. Можно отнести к числу столь же успешных акций массовые выступления в Абхазии в феврале 1978 г.: они были учтены в процессе принятия Конституции Абхазской АССР, в соответствии с которой, наряду с русским и грузинским, абхазский язык вошел в число официальных [12]. Именно в 1970-е гг. началось ситуативное сближение диссидентов-националистов и партийной верхушки советских республик. Националистический дискурс в республиках набирал силу по мере ослабления «реального социализма».

С начала 1990-х гг. феномен этнической идентичности занимает одно из ключевых мест среди причин возникновения конфликтов. Американский исследователь Д. Элазар определял «этническое возрождение» как одну из основополагающих характеристик постмодернистской эпохи, отмечая, что в процессе формирования индивидуальной идентичности вновь основная роль отводится представлениям об «исконных связях». За последние два десятилетия число этнополитических конфликтов неизбежно увеличилось, и теперь они являются одной из характеристик мироустройства.

Полиэтничность современных государств, обусловленная тем, что их границы не всегда формировались с учетом расселения этнических общностей, феномен стремления разделенных народов к объединению приобрел для межгосударственных и внутриполитических отношений особую актуальность. Наличие у народа национальной государственности либо ее отсутствие и политический статус народа в полиэтническом государстве играет для него важную роль. Этнос, недовольный своим правовым или политическим статусом, начинает бороться за его повышение [7,стр.49].

Некоторые этносы при этом не только не имеют никакой формы государственности, но и являются разделенными между несколькими странами, поэтому их желание повысить свой политический статус и реализовать свое право на самоопределение дестабилизирует этнополитическую ситуацию сразу в нескольких государствах. Особую остроту феномен разделенных народов обрел на постсоветском пространстве, в частности, на территории Кавказа. После распада СССР и образования новых суверенных государств в новом положении оказались малые народы: возникли трансграничные диаспоры армян, осетин, азербайджанцев в Грузии, аварцев, цахуров, лезгин — в Азербайджане [15,стр.24]. Данная проблема для Северо-Кавказского региона РФ имеет большое значение. Здесь проблема разделенных народов представлена во всем многообразии в силу полиэтничности большинства государств Северного Кавказа и невозможности проведения административных границ с учетом особенностей территориального расселения этносов.

Для каждого этнического сообщества высшей ценностью является сохранение его традиций, религии, языка, то есть культурной идентичности, и обретение государственности. Нация, по выражению М. Вебера, «есть сообщество чувства, которое может найти свое адекватное выражение только в собственном государстве, и оно стремится к созданию такового». Поначалу у этнических групп складывается представление, а затем формируется политическая программа, основанная на тезисе о том, что государство является атрибутом и гарантом сохранения культурной идентичности и групповой целостности, а значит, его характер должен быть этно-национальным.

Подобные претензии и представления формируют моральную основу для требований этносом осуществления политического контроля над местом проживания, даже если население занятой этносом территории не составляет большинства населения государства [3]. Для выражения собственных интересов и защиты прав этнические группы формируют устойчивые связи, нормы, правила и организации, таким образом воспроизводя и создавая политические институты. Д. Норт, основоположник концепции институциональной эволюции, выделил три главных элемента в составе институтов:

а) неформальные ограничения (социальные условности, обычаи, традиции), которые формируются спонтанно как побочный результат отношений многих людей, которые преследуют собственные интересы;

б) формальные правила (законы, конституции, административные акты, судебные прецеденты), которые сознательно устанавливаются и поддерживаются;

в) механизмы принуждения, которые обеспечивают соблюдение формальных правил (полиция, суды).

Таким образом, можно выделить институционализированных (республика, автономия, национально-политическое движение или организация) и неинституционализированных (кланы, группы, этносоциальные общности) участников этнополитического процесса. Институционализированные участники основывают свои действия на формальных правилах и процедурах, неинституционализированные основывают свои действия на неформальных процедурах, подчиняясь традициям и культурным условностям, которые сложились исторически.

При всех различиях между постсоветскими государствами, у них имеется одна общая особенность. Все эти государства переживают так называемый «имперский транзит». Государства постсоветского пространства объединяет общее имперское наследие, которое обостряет проблемы формирования институциональных основ государства, политического структурирования и консолидации границ. Эти проблемы во многом обусловлены спецификой административно-территориальной организации и национальной политики СССР. В результате у государств постсоветского пространства прослеживается ряд общих «родовых» черт.

Несовпадение экономических, административно-политических, культурных, этно-лингвистических и прочих границ привело к возникновению «переходных» территорий (самые очевидные примеры - Южная Осетия, Крым, Абхазия, Нагорный Карабах, Приднестровье). Их сравнительно бесконфликтное существование в СССР было возможно благодаря накладыванию общей рамки. После распада СССР, повлекшего за собой ослабевание различного рода границ, потенциальные возможности отделения стали более реальны. В итоге «переходные» зоны стали очагами ожесточенных территориальных противоречий и даже военных столкновений в ряде случаев. На этих территориях появились альтернативные политические проекты, особенно популярные в «иерархических» титульных территориях – автономных образованиях других этнических групп, включенных в состав советских республик.

Сложный этнический состав населения Кавказа является на протяжении долгого времени одним из ключевых факторов, влияющих прямо или косвенно на вопросы государственного строительства в регионе. Именно чрезвычайно сложный этнический состав населения, формировавшийся столетиями, во многом предопределил болезненность перехода к постсоветским государственно-правовым отношениям между государствами-метрополиями и непризнанными государствами [7, стр.78].

Таким образом, несформированность в СССР общей гражданской и политической нации, несовпадение административных и этнических границ, незначительный опыт самостоятельной государственности у многих советских республик способствовали выявлению среди жителей новых государств существенных разногласий по ключевым вопросам, таким как природа государства, критерии членства в сообществе и т.д. Межрегиональные и межэтнические противоречия обострились, получила широкое распространение политика гомогенизации сообщества мультиэтнического и мультикультурного. Несовпадение границ и их неопределенность привели к ослаблению позиций центров суверенных республик, к уменьшению стимулов для политического структурирования и к появлению феномена «приватизации» государств политическими и экономическими игроками [14].

Вследствие утраты населением на постсоветском пространстве гражданской идентичности, на смену ей пришла идентичность этническая или же связанная с территориальным аспектом. В данном контексте возникновение непризнанных государств олицетворяет собой, по сути, бегство этнических общностей в целом и отдельных граждан к «своей земле»: она становится центральным элементом новой этнической идентичности. В результате правами главного собственника земли и ее распорядителя наделяется именно этнос.

В наибольшей степени перечисленные проблемы проявились в «переходных» зонах и в первую очередь — в непризнанных государствах. «Транзитный» характер данных территорий, которые характеризовались размытостью культурных и экономических границ, усиленными коммуникационными потоками, неоднозначным режимом действия гражданства, послужил препятствием к консолидации нации и государства. Вооруженные конфликты, произошедшие в первой половине 1990-х гг., уменьшили разнородность этнического состава де-факто государств, не сняв, однако, проблему консолидации межгосударственных границ. Высокая проницаемость и несовпадение различных границ способствовали «приватизации» государств силовыми структурами, военными, занявшими после вооруженных столкновений ключевые позиции в системе власти, экономическими игроками. Такие тенденции наблюдались в большинстве стран постсоветского пространства, но наиболее отчетливо проявились они в непризнанных государствах. Это привело к снижению стимулов для формирования единого для всей территории правового пространства, эффективных органов государственной власти, современных институтов.

References
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
10.
11.
12.
13.
14.
15.
16.