Рус Eng Cn Translate this page:
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Library
Your profile

Back to contents

Man and Culture
Reference:

Decoding of opera staging in terms of the modern media space

Romanov Nikita Aleksandrovich

Post-graduate student, the Institute of Philosophy, St. Petersburg State University; Youth Social Worker, St. Petersburg House of Youth

199034, Russia, Saint Petersburg, Mendeleevskaya Liniya 5

verslaflamme@mail.ru
Other publications by this author
 

 

DOI:

10.25136/2409-8744.2017.3.23512

Received:

04-07-2017


Published:

24-07-2017


Abstract:  Modern media space explicitly and implicitly affects all forms of culture of the technologically developed regions of the world. Traditional and classical artifacts of culture are not only being represented, but also experience decoding in the modern media space. The subject of this research is the transformation of opera performance within the framework of modern media space. The author examines the main representational strategies of actualizing the visual component of modern opera productions. The work studies the influence of the phenomenon of clip culture upon the traditional musical artifact, in particular, the classical opera. The modern opera performance of classical composers is analyzed from the perspective of changes in interrelation of the role of audial and visual culture. The following conclusions are made: 1. Decoding of opera takes place in the context of visualization of the production and ways of its subsequent representation and broadcasting pnto the modern cultural reality; 2. The main role of audial content in the opera production is reduced; 3. The opera performance represents clips (fragments) of modern reality that have nothing in common with the classical art project; 4.  Rapid cuts and dynamic shooting of the opera performance contribute to its fragmented perception by the subject of culture. The scientific novelty consists in the thesis that leaning on the example of classical academic culture, namely opera, the author considers certain variants of the impact of clip culture of the modern media space upon the traditional artifacts.


Keywords:

opera performance, classical artifact, modern media space, decoding, transformations, clip culture, visual culture, audial culture, classical music, media culture

This article written in Russian. You can find original text of the article here .

Введение и проблематика исседования

В первой половине 20 века в западной культуре происходят фундаментальные изменения, в результате переоценки и трансформации классических культурных констант трансформируются художественные практики искусства, а вместе с ними и опера, приобретая актуальные черты окружающей её тогда современности. Если русский советский музыкальный критик Б.Асафьев в начале 20 века отмечает, что современная западная опера определяется боязнью «..длительных созерцаний..», бегством от них в «..танцевальные ритмы, сутолоку, в кинематографическую пестроту движений..» [1, с. 45], сравнивая её с классическими образцами оперного искусства, то в ситуации современного медиапространства мы можем экстраполировать данные характеристики на современную оперную постановку. Легитимизация данного положения осуществляется через постановку вопроса и ответа на него: что должно было трансформироваться в структуре классической оперной постановки, чтобы поддерживать свою актуальность, «злободневность» и со-бытийность в рамках современной культурной действительности?

Очевидным образом опера должна соответствовать ожиданиям и запросам публики не только «бессмертными» и универсальными для любой эпохи сюжетами, но и соответствующим времени способам репрезентации этих сюжетов. Именно трансформации визуальной части оперных постановок оказываются той структурной частью классической оперы, которая подвергается наиболее частым и существенным трансформациям. Напротив, фундаментальные изменения аудиального субстрата оперы, как правило, не происходят. Речь скорее идёт об уточнениях в авторской партитуре, равным образом сопутствующих любой классической опере в виде различного рода редакций, которые не изменяют структуру оперы. Также незначительные смены состава музыкальных инструментов и количества музыкантов в оркестре, как и высотных и тембровых характеристик голосов певцов для той или иной партии, не привносят каких-либо фундаментальных изменений в сюжетную часть структуры оперы. Иными словами, перекодировку классической оперы можно наблюдать, прежде всего, в рамках визуализации постановки и способов её последующей репрезентации и транслирования в современную культурную действительность.

Получается, что основные изменения классической оперы происходят в рамках самой постановки, а значит и в репрезентации визуального образного ряда. В таком случае возникает вопрос не только о роли визуального и образного ряда в оперной постановке, но и о смене роли аудиальной составляющей, которая, по большому счёту, в классической опере является незаменимым структурным элементом, делающим оперу музыкальным жанром искусства. Значит, можно утверждать, что в современной культурной действительности ранее фундаментальная и смыслообразующая роль аудиального субстрата в рамках оперной постановки отходит на второй план, уступая своё место визуальному образному ряду. При этом не только в рамках отдельно взятого артефакта культуры мы может наблюдать подобные тенденции, но и в целом можем констатировать факт, что на «смену вербально ориентированной парадигмы культуры приходит парадигма визуально ориентированная» [2, с. 18]. Если мы проводим корреляцию музыкального произведения, в частности оперы, с текстом, который также как и музыка может репрезентироваться в рамках выверенного аудиального порядка и предполагает восприятие его содержания субъектом культуры с помощью слуха, то мы можем отследить аналогичные симптомы в этом отдельно взятом артефакте культуры.

Изменения соотношения роли визуального и аудиального в оперной постановке во многом оказываются тесно связанными с развитием во второй половине 20 века технического медиапространства, которое начинает экспансию материальной действительности посредством её репрезентации в виртуальном пространстве. К концу 20 и началу 21 века уже цифровое интернет - пространство считывается и воспринимается субъектом культуры посредством анализа визуальных образов, которые легитимируют как материальную, так и виртуальную современную культурную действительность. Всё это приводит к гипертрофированному развитию визуальной культуры, в рамках которой «..образы играют главную роль в понимании настоящего» [3, с. 270], а значит, в рассматриваемой нами вопросе также определяют способы репрезентации классической оперы в современной действительности.

В этом отношении наиболее примечательные и характерные образцы экспансии визуального в структуру классической оперы мы обнаруживаем в постановках, которые изначально создаются не только для традиционной и детерминированной репрезентации в пространстве театра или концертного зала, но и с возможностью записи на плёночное или цифровое видео. Соответственно, можно также говорить и об особом режиме не только съёмки и монтажа материала, но и в целом об адаптации и трансформации действий оперных певцов, хора и массовки, формата декораций и набора различных эффектов. Перейдём к анализу примеров перекодировки оперной постановки под воздействием клиповой (фрагментированной) репрезентации современного медиапространства.

Перекодировка оперной постановки

Опера «Медея» Луиджи Керубини, впервые поставленная на сцене 13 марта 1797 года в театре Фейдо города Париж, является кульминацией героического классицизма конца XVIII века [4, с. 231]. В качестве примера проанализируем её современную постановку польского театрального режиссерат Кшиштова Варликовского 2008 года, в которой прослеживаются клиповые маршруты репрезентации современного медиапространства и соответствующие ей трансформации содержания. Тот факт, что сюжетные линии подвергаются различным постмодернистским художественным практикам перекодировки смыслового содержания – без репрезентации детерминированных практик модерна – является очевидным для нас положением. Однако признание интерпретаций и последующих реинтерпретаций сущностного основания классического культурного артефакта через пользу «многовариантных толкований» и «обогащения области интерпретации» [5, с. 210] является легитимным и безграничным для применения исключительно в рамках постмодернистского искусства. Напротив, в постановке К. Варликовского мы обнаруживаем тотальную интерпретацию классического сюжета на современный манер с помощью трансформации визуальной составляющей постановки.

Во время звучания увертюры «Медеи» на занавес сцены проецируется видео: осуществляется инициация в художественное пространство оперы не по средствам вслушивания и «погружения» в атмосферу музыкальной композиции, а через восприятие визуальных образов. Через них репрезентируется современная повседневность, в которой с трудом прослеживается эксплицитная корреляция с мифологическим сюжетом, а увертюра оперы «меблирует» [6, c. 297] видеоряд на занавесе сцены. Такой художественный ход режиссёра постановки не только подготавливает зрителя к инициации в постановочное пространство, но и самим своим наличием отражает невозможность воздействовать на современную публику исключительно по средствам музыки. Главенствующую роль занимает визуальная информация, и опера утверждается как один из вариантов современного кинематографического жанра, а не классического музыкального жанра искусства.

Когда занавес поднимается, слушатель уже оказывается полноценным зрителем, а оперная сцена становится монитором, который отражает не события сюжета оперы, а репрезентирует клипы (фрагменты) современной действительности. Если в рамках повседневности огромное количество несвязанных друг с другом образов приводят к «..исчезновению вещей, “действительного”» [3, с. 275], то в оперной постановке такой визуальный фрагмент производит перекодировку и редукцию содержания, в репрезентации которого образы отсылают лишь к себе самим. Оптика взгляда современного субъекта культуры как никогда ранее является «оптической», предполагающей «схватывание» и понимание действительности с помощью образного, а не понятийного мышления. Актуализируется та информация и раскрывается то содержание действительности, которые ранее были восприняты субъектом культуры как образы и теперь повторно визуализируется в «мониторе» оперной постановки. По сути говоря, такая визуализация образного ряда в оперной постановке репрезентирует систему без обозримых координат, которая носит ризомный и фрагментированный характер, и вступает в противоречие со структурой классической оперы.

Репрезентируемые в этой оперной постановке клипы современной действительности вступают в противоречие с сюжетом оперы «Медея». Набор образов-фрагментов репрезентирует психологические и экзистенциальные переживания современного и ничем не отличающегося усреднённого субъекта культуры, который, на самом деле, не имеет ничего общего с героикой мифологического сюжета оперы и не является объектом классического проекта искусства. При этом, если постмодернистский субъект культуры «..питает глубокое презрение к “тотальному”, к любому синтезу, будь он социального, когнитивного или даже эстетического вида» [5, с. 210], а значит целенаправленно тяготеет к различного рода деконструкциям, парадоксам и крайностям, то субъект клиповой культуры не требует этого, а существует в наличной культуре, которая уже предзадана по отношению к нему как фрагментированная и мозаичная [7], актуализируя в современности все «эпохи» в режиме on-line. Для такого типа культуры не существует понятия «противоречия», поскольку структура действительности не предполагает логико-понятийного порядка, а значит, тогда и классическая оперная постановка - в нашем случае «Медея» - оказывается релевантной для современного субъекта культуры даже после сюжетной перекодировки и связанной с ней структурной фрагментированностью.

Перекодировка оперы также осуществляется за счёт изменения топоса её исполнения музыкантами и певцами, иными словами, актуализации в культурном пространстве. Так, классический вариант репрезентации оперы предполагал театр как особое место, которое не только настраивало субъекта культуры на определённый лад, но и оказывалось неразрывно связанным с самой структурой культуры. Иерархичность культурных практик и наличие порядка их актуализации, проведение строгих демаркационных линий между профанным и элитарным – всё это предполагало конкретную топологическую разметку, в которой актуализация того или иного артефакта или события культуры закреплялось за определённым местом. Напротив, современное медиапространство, актуализируя в себе и через себя культуру во всех её проявлениях, может репрезентировать любой феномен кульутуры в любых обстоятельствах и месте. В этом отношении субъект культуры может «подключиться» к трансляции оперы или самостоятельно включить её в разнообразных культурных локациях. Детерминированность топоса актуализации стирается, устраняя тем самым существенный структурный элемент классической оперной постановки.

Особую роль в перекодировке оперной постановки играет её репрезентация в записанном на видео варианте. Сама оптика взгляда режиссёра и оператора прокладывает как определённые маршруты для восприятия субъекта культуры, так и предполагает иное конструирование действий солистов и хора на сцене. Большое количество постоянно сменяющихся крупных планов деталей сцены превращает видео съёмку в аналог фотосъёмки, поскольку устраняется посредствующие и связующие элементы целого в переходах от одного частного к другому. Видеосъёмка становится больше похожей на фотографическую съёмку, при которой субъект культуры «схватывает» с помощью объектива фотоаппарата тот или иной фрагмент действительности, тем самым создавая неподвижный образ. Так, субъект культуры, просматривающий оперу в записи, больше не имеет возможности видеть сцену как некое целое, а вынужден воспринимать то, что диктуется клиповым монтажом съёмки. Причём, что в случае фотографии субъект культуры фабрикует себе другое тело, «..заранее превращая себя в образ..» [8, с. 20], что во время детальной видеосъёмки реальность распадается под кадровой частотой на огромное количество фрагментов-образов.

Фрагментированность современных оперных постановок мы можем наглядно проследить на примере классической оперы Джоаккино Россини «Моисей в Египте» в современной версии оперного режиссёра Грейама Вика на Россини Опера Фестивале в 2011 году. «По-библейски величественная драма-фреска» [4, с. 272] превращается после современной интерпретации в медийный аттракцион, наделённый характеристиками репрезентации клиповой культуры современного медиапространства. Как и в случае с постановкой К. Варликовского мы имеем дело с тотальной интерпретацией сюжета под современные «злободневные» темы. Однако в данном случае не сколько перекодировка сюжета XVI века до н.э. в современную схватку глобалистского режима с исламскими фундаменталистами – со всеми вытекающими аналогиями и корреляциями к реальным событиям на ближнем Востоке – демонстрируют нам клиповость репрезентации и несоответствия и противоречия сюжету, а столько сам характер визуализации происходящих действий на сцене, и связанных с ними фрагментов-образов.

Декорации к данной постановке представляют из себя многоуровневые площадки, на которых разворачивается «экшен», актуализирующий в классической опере современный боевик с многочисленными эпизодами погони, стрельбы и поединков. Если мы рассматриваем боевик как киножанр, то одной из составляющих его видеомонтажа оказываются клиповые нарезки быстроменяющихся и аффективно действующих на субъекта культуры образов. В постановке Г. Вика мы также наблюдаем настоящий «боевик» на импровизированной оперной сцене, которая становится не местом для репрезентации классического музыкального искусства, а площадкой актуализации современной действительности под качественно и красиво сочинённую композитором музыку. Клипы современной действительности, которые репрезентируются на сцене, постоянно отсылают к самим себе и к текущему настоящему субъекта культуры, а восприятие этих образов блокирует возможность полноценно воспринимать оригинальный сюжет и музыкальный текст.

Происходящие на сцене действия внедряются и в пространство зала, где также разыгрывается большое количество движений уже скорее «актёров», а не певцов и сюжетные перипетии. Зритель в подобной ситуации не может внимательно воспринимать музыкальное произведение, а вынужден постоянно следить за визуальной составляющей сцены, которая оказывается мимолётной и трансформируемой: любое ожидание становится неприемлемым [9, c. 91]. Сами «актёры» передвигаются по сцене «во всех плоскостях», создавая напряженность, прежде всего, визуализацией сюжета, а не посредством музыкальной композиции. Гипертрофированность фрагментированных визуальных образов, атакующих субъекта культуры и тем самым окончательно отвлекающих от первоначального сюжета и аудиальной составляющей, превращают классическую оперу в способ актуализации клипов современной культуры.

В рассматриваемой нами ранее современной постановке оперы «Медея» в увертюре на занавес сцены проецируется видео, становящиеся инициирующим полотном-экраном в новый – отличный от классического прочтения – сюжет. Роль монитора или экрана как основного проводника в современную материальную и виртуальную реальность, мы можем наблюдать и в современной постановке 2017 года М. Гацалова оперы «Саломея» Рихарда Штрауса. Во время «Танца семи покрывал» мы также наблюдаем проекцию видео, которая уже репрезентируется на и сквозь декорации и оперную певицу, исполняющую партию Саломеи. Ключевым моментом в данном случае оказывается многократное наложение фрагментированных визуальных образов. Мы наблюдаем на сцене конструкцию из трёх громадных букв, состоящих из множества витрин, подсвечиваемых неоновым светом, в одной из которых «танцует» Саломея; поверх этого проецируется видеоинсталляция, в которой накладываются друга на друга разнообразные сюжеты на тему развития культуры, чередующиеся с хроникой воин, катастроф и различных бедствий, опять же, поверх которых репрезентируется обнажённый эротический «танец» Саломеи. Таким образом, гибридизация в виртуальной видеоинсталляции различных клипов действительности с репрезентацией «поверх» реально разыгрывающегося действия на сцене свидетельствует об отсутствие демаркационных линий, сохраняющих структуру оперы, прежде всего, как музыкально-драматического жанра. Напротив, опера превращается в медийный аттракцион, создаваемый из широко спектра фрагментированных и, по преимуществу, несвязанных между собой визуальных образов, репрезентирующих в себе и через себя клиповую культуру современного медиапространства, и утрачивает «ауру» [10] произведения искусства.

Заключение

Таким образом, перекодировка оперной постановки происходит в рамках визуализации постановки и способов её последующей репрезентации, и транслирования в современную культурную действительность. Первичная роль аудиального субстрата в оперной постановке редуцируется, уступая своё место фрагментированному визуальному образному ряду. Визуализация современной оперной постановки осуществляется из сейчас представленного субъекту культуры и постоянно изменяющегося контента материальной и виртуальной действительности. Из чего можно заключить, что оперная сцена становится «монитором», который отражает не события сюжета оперы, а репрезентирует клипы (фрагменты) современной действительности, которые не имеют ничего общего с классическим проектом искусства, а клиповый монтаж и динамичная съёмка способствуют фрагментированному восприятию оперной постановки субъектом культуры.

References
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
10.