P. N. Tkachev on the driving force of revolution

Rudakova Yuliya Vladimirovna Post-graduate student, the department of History of Sociopolitical Teachings, M. V. Lomonosov Moscow State University 119991, Russia, Moscow, Lomonosovsky Prospekt 27, building #4 juli-d1@yandex.ru Other publications by this author

П. Н. Ткачев, один из виднейших идеологов революционного народничества, формулировал свою политическую концепцию во время беспрецедентного подъема общественной жизни, который происходил в России в середине XIX века. Сложившаяся в те годы непростая социально-политическая ситуация, которая осложнялась Крымской войной, привела к глубокому общенациональному кризису, что вынудило власть пойти по пути реформ. Вследствие отмены крепостного права произошел качественный общественно-политический сдвиг, что, в свою очередь, привело к перелому в освободительном движении. Вера в возможность революции и достижение социализма, идеализация народного освободительного потенциала большей частью русских революционных мыслителей, их стремление ускорить ход событий, в итоге преобразившееся в «самоуверенность интеллигенции» ^{[8, с. 154]}, – все это, с точки зрения А.А. Ширинянца, и породило иллюзию, ставшую определяющей чертой всего пореформенного революционного движения – иллюзию возможности и, более того, даже необходимости и нравственного долга отдельной личности, принадлежащей к образованному классу, «делать» революцию, непосредственно влиять на ход исторических событий для осуществления своих идеалов.

Одним из главных вопросов в концепции действенного народничества был вопрос о движущих силах революции. Представители трех главных направлений в народничестве (бунтарское направление М. А. Бакунина, пропагандистское – П. Л. Лаврова и заговорщическое – П. Н. Ткачева) сходились в том, что революционеры – это та сила, с помощью которой можно достичь социалистического идеала. Однако взгляды теоретиков народничества на то, какими будут эти «новые люди» и на то, какую роль они должны выполнять в революционном процессе в некоторой степени разнились ^{[3; 1]}. Так, для Лаврова личность должна быть «мыслящей и нравственной», готовой к продолжительной пропагандистской работе. «Критическая мысль» является для Лаврова одним из основных понятий, которое представляет собой исходную точку всего революционного учения. Логику прогрессивного развития человечества он видит так: «страдание рождает в единице мысль; мысль высказывается и распространяется; страдание становится сознательным; там и здесь прорываются более энергические личности; являются мученики; их гибель увеличивает энергию; их энергия усиливает борьбу»^{[5, с. 255]}. Истина для него – это справедливость, которая заключается в «равноправности всех людей на все средства физического, умственного и нравственного развития» ^{[4, с. 274]}. То есть, в представлении Лаврова, «критически мыслящие личности» должны осознать истинные цели, в направлении которых необходимо развиваться человечеству, а главной их миссией является донести это знание до как можно большего числа людей.

Так «критически мыслящая личность» становится деятелем прогресса. При этом происходит перестройка самой природы человека: развивается новая в психическом и физиологическом смысле раса людей – «раса интеллигентного работника». Именно эта новая раса удовлетворяет всем потребностям человека, и поэтому появление большего числа этих людей приведет к гармонизации общества ^{[3, с. 139 – 140]}.

Для представителя бунтарского направления М. А. Бакунина главное качество – это «страстность», революционер должен быть бунтарем по своей природе. Если для Лаврова критическая мысль – это то, что приведет человечество к идеальному обществу, то в доктрине Бакунина наука и образованность – это явления, мешающие революции. По его мнению надо учиться жизни реальной: «Наука – это компас жизни, но не жизнь» ^{[1, с. 57 – 58]}. Всякий раз, когда наука пытается руководить жизнью, обнаруживается «жизненное бессилие и даже ее зловредное действие». В существующих условиях, полагает Бакунин, народу «лучше обходиться вовсе без науки, нежели быть управляемыми учеными». Бакунин приходит к выводу, что революционная молодежь должна ориентироваться не на идеи, а на стремление жизни», «социальные инстинкты». Народную свободу может создать только спонтанная деятельность самого народа. Однако, в отличие от Лаврова, главной задачей он считал не просвещение народа и тщательную подготовку революции, а организацию бунта. По его убеждению в России давно готова почва для социально-политического переворота, так как народ уже долгое время пребывает в состоянии угнетенности, нищеты и отчаяния. Нужен лишь небольшой стимул, чтобы произошел «стихийный, хаотический и беспощадный» бунт. Поэтому революционеры должны «идти в народ», чтобы «поднять вдруг все деревни» на бунт для уничтожения российского самодержавного государства ^{[2, с. 17 – 21]}.

Как мы видим, главную роль в концепциях пропагандистского и бунтарского направлений в народничестве играет народ, который является главной движущей силой революции. При этом, революционно настроенное меньшинство, желая блага для народа и стремясь к революции для его освобождения, выполняет роль просветителя в первом случае, и организатора бунта, – во втором.

В концепции Ткачева дело обстоит иначе. Главными действующими лицами у него являются революционеры, то «умственно развитое меньшинство», которое обладает необходимыми знаниями и нравственными качествами, которых нет у крестьянства. Деятели революции – это люди умственно и нравственно развитые. Появление такой новой, демократически настроенной интеллигенции, является, по мнению Ткачева, следствием крестьянской реформы. Так, отмена крепостного права привела к разложению хозяйственной системы, что, в свою очередь, спровоцировало критическое отношение к окружающей жизни. При этом, полагает Ткачев, господствующее положение интеллигенции в умственной деятельности общества обусловил сам образ жизни, основанный на умственном труде ^{[12, с. 274, 276, 277]}. Ткачев противопоставляет уровень развития передовой интеллигенции уровню развития народа: «Меньшинство, стоящее по своему миросозерцанию в аванпосте европейской интеллигенции, с одной стороны, с другой – большинство, по складу своего ума и по образу своей жизни приближающееся к состоянию первобытных людей…» ^{[12, с. 277]}. Размышляя о том, какой же все-таки революционный потенциал заложен в народных массах, Ткачев рассматривает сложившееся к этому времени две точки зрения на народ. Сторонники первой утверждают, что остается только ждать, пока народ придет к осознанию своего положения и своих прав. До этого момента бессмысленно призывать народ к какой-либо революционной деятельности. Приверженцы второй точки зрения полагают, что народу вообще нет надобности что-то осознавать. В толпе уже «таятся зародыши всего славного и великого». Революционеры сами должны учиться у народа, искать в его массе обновление своих сил. Оба этих взгляда, по утверждению Ткачева, - «иллюзии, иллюзии народного саморазвития и иллюзии народного гения», оба они приводят к пассивной бездеятельности ^{[10, с. 326 – 327]}. Если в нравственном отношении «так называемая невежественная толпа стоит нисколько не выше и не ниже толпы цивилизованной, то, с другой стороны, она показывает совершенную неспособность к осмысленному протесту». Причиной этого Ткачев называет «узкий эгоизм», порождаемый материальной бедностью.

Еще Б. П. Козьмин указывал на определенную схожесть этих взглядов Ткачева с рассуждениями Д. И. Писарева, который олицетворяет направление нигилизма в русской социально-политической мысли. Действительно, Писарев крайне неодобрительно относился к тому, что он называл «постоянным коленопреклонением перед народной мудростью и народной правдой» ^{[6, с. 276]}. Он заявлял о недостатке сознательности и зрелости народа, поэтому возлагал надежды на «мыслящий пролетариат» ^[7]. По этой причине Козьмин был склонен видеть в концепции Писарева истоки русского бланкизма. Однако Писарев строил свою концепцию не в том направлении, по которому затем пошел Ткачев. Рудницкая отмечает, что в оценке важности знаний для общественного прогресса, Писарев преодолел элитарный подход и, отталкиваясь от идей Чернышевского, полагал, что решение проблемы «голодных людей» должно обусловливаться деятельностью нации ^{[9, с. 64]}. В свою очередь Ткачев развивал мысль совсем в ином направлении. Он также высоко оценивал роль науки и знаний в историческом движении, однако, по его мнению, воспользоваться этими знаниями должен не весь народ, а только «мыслящая толпа», та часть общества, которая с их помощью сформирует в свой среде революционное меньшинство. Этому меньшинству мыслитель отводит роль творцов революции.

Таким образом, Ткачев сделал следующий шаг в освоении уроков, извлеченных революционной мыслью из опыта начала 60-х годов ^{[9, с. 136 – 137]}. Пересмотр революционных возможностей крестьянства, завышенных шестидесятниками, дополнялся утверждением об отсутствии у него ясного социалистического идеала. Следовательно, заключал Ткачев, «он не может и не должен играть никакой выдающейся, первенствующей роли» при устроении нового мира ^{[11, с. 264 – 265]}.

Ткачев отказывается видеть в народе даже значимую разрушительную силу: она имеет лишь относительное значение. По этому поводу он пишет, что, несомненно, в силу ненависти к своим эксплуататорам, народ «одним могучим порывом» способен уничтожить своих угнетателей: он вернет землю, которую у него отняли, разрушит все то, что давило на него. Однако, уверяет Ткачев, дальше он не пойдет. Крестьяне неспособны изменить свой внутренний мир. Традиционные ценности и «обветшалые» формы народной жизни останутся, по мнению Ткачева, нетронутыми: «он [ народ ] любит их, он дорожит ими, и он не прикоснется к ним ни единым пальцем» ^{[11, с. 265]}.

Таким образом, с помощью народа и заключенной в нем силы революционное меньшинство уничтожит непосредственных врагов революции и устранит первоначальные препятствия, мешающие практическому осуществлению социально-революционных идеалов. С разрушения существующего, антинародного государственного политического строя полностью заканчивается его революционная роль. С этого момента единственными творцами революции остается небольшая часть интеллигенции – умственно развитые революционеры. Их задача состоит уже в том, чтобы «внести свою разрушительно-революционную деятельность и в недра крестьянской жизни» ^{[11, с. 265]}. Цель революционного меньшинства – устранить отжившие, устарелые общественные формы, которые враждебны общественному прогрессу, и заменить их на формы, которые бы наилучшим образом способствовали этому прогрессу.

Как мы видим, концепция Ткачева остро противостояла двум другим народническим доктринам: бунтарскому и пропагандистскому направлению. Русский бланкизм категорически отрицал всякое «коленопреклонение» перед народом, отрицал отведенную ему значимую роль в революционном процессе другими мыслителями: «Тот не уважает народ, кто льстит ему» ^{[11, с. 268]}. Со свойственной Ткачеву категоричностью он заявляет, что такая позиция является не просто бессмысленной, но вредной для всего революционного дела. Так, он утверждает, что попытки взвалить на плечи народа все «великое дело социальной революции», попытки убедить народ, что только он сам может себя спасти, – все это является «фарисейским лицемерием» тех, кто на самом деле не любит народ, кому не дорого его счастье. Истинные революционеры, добавляет Ткачев, должны понимать, что «миф народной самопомощи» изобретен врагами народа для того, чтобы как можно дольше не давать ему быть освобожденным, а удерживать его в теперешнем бедственном и беспомощном положении. Ткачев вновь и вновь повторяет: «Ни в настоящем, ни в будущем народ, сам себе предоставленный, не в силах осуществить социальную революцию… только мы, революционное меньшинство, можем это сделать, – и мы должны это сделать как можно скорее!». Ткачев уверен: пока народ находится в существующих экономических и политических условиях, он не может осознать свои истинные потребности и устроить свою судьбу в соответствии с ними, не может «сам себя спасти» ^{[11, с. 268]}.

Таким образом, революция в концепции Ткачева должна была совершиться «для народа, но без народа». Он отметал задачу, которую ставил перед страной Чернышевский: воспитание и развитие «самостоятельной деятельности» нации в целом и каждого отдельного индивида, необходимость «развивать человека в человеке», что было бы по мнению теоретика «русского социализма» необходимой предпосылкой для становления цивилизации. В концепции Ткачева для всего этого не было места. Развитие Ткачевым своего направления в народничестве воплотилось в ослабление демократической и гуманистической составляющей в исходной народнической доктрине, а также абсолютизация в ней радикальной политической тенденции. Именно это оттолкнуло от «русского бланкизма» и его лидера многих революционных деятелей и мыслителей. Однако, несмотря на многочисленные упреки в умалении роли народных масс, именно доктрина Ткачева нашла свое воплощение во многих аспектах деятельности революционеров следующего поколения.