Рус Eng Cn Translate this page:
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Library
Your profile

Back to contents

History magazine - researches
Reference:

The German Publications of the 1920s and 1930s on the Russian Emigration to Germany

Parkhomenko Tatiana Aleksandrovna

Doctor of History

PARKHOMENKO Tatiana Aleksandrovna – Doctor of Historical Sciences, Director of the D. S. Likhachev Russian Scientific-Research Institute for the Cultural and Environmental Heritage;

119072, Russia, g. Moscow, nab. Bersenevskaya, 20

parchomenkot@yandex.ru
Other publications by this author
 

 

DOI:

10.7256/2454-0609.2017.2.22470

Received:

28-03-2017


Published:

26-04-2017


Abstract: The article explores the editions published in Germany in 1920-1930, devoted to the history and culture of Russia and the Russian emigration: scientific literature, philosophy, history and art history studies, works of cultural content, literary and artistic publications, and journalism. The author examines the nature of this material, the names of the authors, the topics of the works and their content. The subject of this research is how the Russian émigrés and Russia are reflected in German publications in the period between the two great wars of the 20th century. The object of this research is the German publications on Russian history and culture of the previous century. The author analyzes the role of these publications in the development of German-Russian cultural relations and the establishment of the so-called "dialogue of civilizations". The article presents the conclusion that in the interwar period of the first half of the 20th century, Germany became the largest center for the study of the Russian presence in Europe, which was due to historical, political and cultural reasons, and the conviction that "... Russians can tell us incredibly much."


Keywords:

cultural heritage, dialogue of civilizations, Russian diaspora, emigration, revolution, Germany, USSR, Russia, culture, history

This article written in Russian. You can find original text of the article here .

Зарубежная Россия, сформированная мощным эмиграционным потоком, вызывала и вызывает широкий научный интерес у ученых самых разных стран мира. Особое внимание к ней проявляют те государства, в которых русские диаспоры, что называется, вросли в местную жизнь, стали неотъемлемой частью ее культуры и истории, как, например, Германия, где число русских эмигрантов колебалось от 250 тыс. человек в 1922 г. [34, с. 261-262]; [31, c. 137-138] до 3 млн. восемьдесят лет спустя [26, с. 21]. При такой большой численности русские анклавы не могли не вызывать интереса со стороны многочисленных немецких учреждений, начиная с «Русского отдела» Министерства иностранных дел Веймарской республики, продолжая органами полиции и заканчивая научно-исследовательскими центрами и институтами.

Уже в 1920-е гг. в Германии вышел десяток научных работ, пытавшихся проанализировать «русский исход» в Западную Европу – его причины, характер, последствия. В дальнейшем интерес к «русскому миру» и к «русскому вопросу» не ослабевал уже никогда, в чем немалую роль играли выходцы из России, и на чужбине продолжавшие громко, порой, публично обсуждать свою национальную идею, ее смыслы и ценности, феноменологию революции и крушение кумиров, философию истории и многое другое. Невзирая на сложности материального положения за рубежом, на трудности быта многие русские эмигранты, как тогда говорили, «интеллигентных профессий» старались в первую очередь думать о душе, и забота о ее сохранении превращала их в «борцов духа», что выливалось в многогранное творчество, которое затем становилось предметом изучения иностранных специалистов. Как писал немецкий историограф Герд Кёнен, изучавший «немецкоязычные книги и брошюры о России за 1917–1924 годы» и составивший библиографию из 1200 названий, «можно с уверенностью утверждать, что никакой другой стране – даже Франции и Соединенным Штатам – в это время даже отдаленно не уделялось столько внимания, как России», и «нигде в мире не издавалось столько книг о старой и новой России, как в Германии» [24, с. 233].

Еще накануне Первой мировой войны в феврале 1913 г. в Берлине при Прусском парламенте возникло «Немецкое общество по изучению России», инициатором создания которого был профессор Берлинского университета, автор книги «История России» Отто Хётч. И хотя война сразу же прервала его работу, после заключения мира она возобновилась вновь. В 1920-е гг. Берлин стал всемирно признанным центром изучения России и Восточной Европы, которое базировалось, с одной стороны, на «включении России в круг европейского исторического опыта», а, с другой стороны, на «восприятии истории не только в пределах ее сиюминутной актуальности» и жестких «границ мировоззренческих и политических лагерей», но и на признании важности учета всех сил, направлений и сфер русского развития, как современных, так и прошлых, западных и восточных, экономических и культурных, царских и советских, внутренних и зарубежных [88]. Для подобных сравнительно-интегративных исследований в Германии были все условия: развитая научная инфраструктура, сильный интеллектуальный потенциал, богатый библиотечно-архивный фонд, и – главное – «плотный и оживленный “русский контекст”», сформированный эмиграцией из России [88].

Германия являлась одним из крупнейших центров русского зарубежья, который с царских времен притягивал к себе россиян [93]. Однако особый наплыв русских людей пришелся на революционное и послереволюционное время начала XX в., названный немецким историком Карлом Шлёгелем «великим исходом», а берлинской газетой «Vossische Zeitung» – «новым великим переселением народов», в котором «особую роль играет русская эмиграция», принесшая «целый комплекс политических, экономических, социальных и культурных проблем» – долговременных и трудноразрешимых [87]. Особенно для Берлина, который, по образному выражению Шлёгеля, «был пропускным шлюзом в пошедшую ко дну старую Россию и в то же время стартовым пунктом каждой поездки в советскую современность» [88].

Немцы, еще совсем недавно бившиеся с русскими на полях сражений, вдруг обнаружили Россию и русских прямо у себя дома со всей их, не всегда понятной европейцу, самобытностью, ортодоксальной верой, особенной культурой и специфическим бытом, превращавшим районы немецких городов в подобие Киева, Москвы или Петербурга. Как метко подметил переводчик Артур Лютер в статье 1922 г. «Русские в Германии», было удивительным видеть в качестве «адреса этих людей Берлин, а не Петербург» [86, с. 246]. Но и для самих русских эмигрантов было не менее удивительным оказаться в немецкой столице, не случайно годом ранее в Берлине на русском языке вышла работа В. Станкевича «Россия и Германия» [39]. Однако еще более удивительной для обеих сторон стала ссылка большевиками в Германию, словно в Сибирь, русских мыслителей и ученых на «философских пароходах»«Oberbürgermeister Haken» и «Preussen» и поездах «Москва – Берлин», в результате которой к общей массе беженцев из России добавилось почти две сотни интеллектуалов. Конечно, для них Германия Канта и Гегеля, Гете и Шиллера никогда не являлась «terra incognita», так же как и для просвещенного немца Россия была страной Толстого, Достоевского и Чехова. Тем не менее, многотысячный переезд в Центральную Европу русских беженцев разного социального, материального, культурного уровня и положения создавал массу проблем для обеих сторон и вылился в конце концов в своеобразный культурный шок, преодолеть который удалось не всем. При общеевропейской, христианско-универсальной цивилизационной основе понимание ценностей и смыслов жизни у коренных немцев и русских эмигрантов было различным, особенно в сфере повседневности и быта.

Все это объясняет, почему изучение русского послереволюционного зарубежья началось почти одновременно с его формированием. При этом русский исход в Германию, находившуюся в состоянии революционной ситуации, разделил ее жителей на «белых» и «красных», на сторонников русской эмиграции и ее противников. Первые, почувствовав «мировую большевистскую угрозу» и желая всячески избежать советизации Германии, создавали «союзы взаимопомощи белой эмиграции», а также немецко-русское объединение «Экономического восстановления» («Wirtschaftliche Aufbau-Vereinigung»), которые действовали, например, в Мюнхене [56]. Вторые душой были с большевиками и помогали им через немецкие «общества друзей новой России». По разные стороны развела русская революция и европейских интеллектуалов, одна часть которых встала на сторону красной Москвы и «нового Востока» против Рима и «ветхого Запада», а другая часть увидела в большевиках «заклятых врагов арийской культуры» [24, с. 240]. Однако и в том и в другом случае немцы считали «большевизм мировой политической проблемой» («Der Bolschewismus als weltpolitisches Problem»), которой было посвящено немалое количество публикаций [24, c. 237-241]. Особенно в периодической печати, с одной стороны консервативного и неоконсервативного толка, например, в ежемесячном журнале «политики и культуры» «Die Tat» («Дело»), отстаивавшим ценности «религии и нации», а, с другой стороны, демократического направления типа еженедельника «политики, искусства и экономики» «Weltbühne» («Мировая арена»), кумачово-красная обложка которого указывала на его революционный характер.

Немецкие издания обращали внимание на то, что «революция 1917 года внезапно воплотила в жизнь самые смелые построения западных либералов, демократов и социалистов; более того, если на протяжении всего XIX века идеологическая война против России (Востока) велась под лозунгом “свобода против деспотии”, “прогресс против косности” и “культура против варварства”, то внезапно Восток сам стал олицетворением свободы и прогресса и европейские левые интеллектуалы с надеждой обратили свой взор к России. Для консерваторов же, напротив, Советская Россия стала воплощением всего того, с чем они долгое время боролись. Как бы то ни было, осуществившаяся в России революция лишь углубила противоречия Запада и Востока» [16, с. 28]. И Германия оказалась в самом их центре. Зажатая между большевистским (восточным) варварством и либеральной (западной) цивилизацией, она стала искать иной исторический путь, который бы противостоял и тому и другому «как глубина – поверхности, долг – распущенности, единство – общественной раздробленности, органическое – критическому, государство, пекущееся об общем благе, – государству либеральному, “культура” – “цивилизации”» [45, с. 61].

Первые немецкие работы, анализировавшие послевоенную ситуацию в Европе, большевистскую революцию и русское присутствие в Германии появились уже в начале двадцатых годов. В 1921 г. в Берлине вышло исследование Вильгельма Дёгена, посвященное военнопленным Первой мировой войны и их судьбе в Германии [63], через год был опубликован обзор Артура Лютера «Русская издательско-книжная торговля в Германии» [74, с. 821-824], а в 1924 г. в Иене увидела свет диссертация остзейского немца, уроженца Риги Ханса фон Римшы «Гражданская война в России и русская эмиграция 1917–1921 годов» [82]. Ее продолжением стала появившаяся три года спустя другая работа этого же ученого – «Россия по ту сторону границ 1921–1926. Вклад в русскую послевоенную историю» [83], которая положила начало изданию целой серии немецких публикаций на русскую тему. Так, в 1926–1932 гг. в Берлине вышли работы: «Русская эмиграция. В государстве и народе» В. Врангеля и В. Фрейхера [94], «Русские в Германии: юридический справочник» [36] и «Правовое положение лиц без гражданства среди русских эмигрантов Германии» Й. М. Рабиновича [80], «Русская эмиграция. Культурно-статистическое исследование» Е. Драна [64], «Белая Россия. Люди без родины» Э. Бей [60].

В основе многих подобных исследований лежала русская эмигрантская литература, активно издававшаяся за рубежом и являвшаяся незаменимым источником для европейских русистов. Только в межвоенный период 1920–1939 гг. в Германии вышли книги: Ивана Наживина «Среди потухших маяков. Из записок беженца» [28], Романа Гуля «В Разсеяньи Сущие: Повесть из жизни эмиграции 1920–1921» [17], 22 документальных сборника Иосифа Гессена «Архив русской революции» [14], различные публикации членов семьи Солоневич: Ивана – «Потерянные. Хроника безымянного страдания» [90], Бориса – «Живая пыль. Русская молодежь в борьбе с ГПУ» [89] Тамары – «Три года в берлинском советском торговом представительстве» [91], воспоминания Григория Беседовского «Спасшиеся от когтей Чека» [58] и т. д.

Особняком среди публикаций Германии стояли работы представителей многочисленных народов России, не желавших растворяться в русской нации и стремившихся быть выразителем лишь своей собственной ментальности, истории и культуры, например, украинской, о чем, в частности, говорила изданная в 1925 г. в Берлине книга А. Царинного «Украинское движение» с обстоятельной вводной статьей А. М. Волконского [46], или прибалтийской, которой были посвящено исследование остзейца Ханса фон Римшы «Становление государственности Латвии и балтийских немцев» [81].

Кроме них в межвоенные годы издательствами Германии было также опубликовано немало работ, посвященных различным вопросам истории, политики, философии, культуры России, написанных как по-немецки, так и по-русски и имевших для Центральной Европы, которую большевики собирались охватить мировой революцией, большое значение. Так, русские социал-демократы издали в Германии серию книг Л. Д. Троцкого «Перманентная революция» [42], «Сталинская школа фальсификаций» [43], «История русской революции» [40], воспоминания «Моя жизнь» [41], а также «Записки» лидера меньшевиков Ю. О. Мартова [27]; социалисты-революционеры опубликовали «Записки» В. Чернова [48], «Материалы по деятельности чрезвычайных комиссий» ВЧК [49], а также «Исповедь» и «Процесс Бориса Совинкова» [33]; Группа русских анархистов в Германии выпустила книгу П. Аршинова «История махновского движения 1918–1921 гг.» [1], наконец, представители «Белого движения» опубликовали многотомную «Летопись белой борьбы» под редакцией А. А. Фон-Лампе и при участии генерала, барона П. Н. Врангеля, герцога Г. Н. Лейхтенбергского и князя А. П. Ливена [2].

Из русскоязычных публикаций, вышедших в Германии и посвященных проблемам революции, большевизма и эмиграции, следует отметить также такие основополагающие издания как «Смысл истории: Опыт философии человеческой судьбы» и «Философия неравенства» Н. А. Бердяева [6];[7], «Философия истории» и «Феноменология революции» Л. П. Карсавина [21]; [22], «Православие и культура» В. В. Зеньковского [32], «Царство Антихриста» Д. С. Мережковского, З. Н. Гиппиус, Д. В. Философова, В. А. Злобина [47], «Философия большевизма» Б. Яковенко [51]. В 1920–1930 гг. в Берлине вышла целая серия работ философа И. А. Ильина, написанных как по-русски, так и по-немецки: «О сопротивлении злу силою» [20], «Kommunismus oder Privateigentum?» («Коммунизм или частная собственность?») [70], «Gift. Geist und Wesen des Bolschewismus» («Яд. Дух и сущность большевизма») [68], «Ich schaue ins Leben» («Я вглядываюсь в жизнь») [69] и другие.

Самостоятельное направление немецких русскоязычных изданий составляли работы, посвященные общим проблемам России и зарубежья в контексте мировых и европейских послевоенных и послереволюционных реалий: Э. Берга «Движущие силы современной мировой политики» [5], С. К. Гогеля «Кризис современной культуры» [15], С. И. Карцевского «Язык, война и революция» [23], Г. Ландау «Сумерки Европы» [25], сборники статей «Россия и латинство» [35], «На путях. Утверждение евразийцев» [29], «Наследие Чингисхана. Взгляд на русскую историю не с Запада, а с Востока» [30], и другие. Особое место в этом ряду занимали выпущенные в 1920 г. берлинским издательством «Скифы» книги А. А. Блока «Россия и интеллигенция» [8] и Р. В. Иванова-Разумника «Испытание в грозе и буре» [19].

А. Блок и Р. Иванов-Разумник являлись знаковыми фигурами русской жизни революционного и постреволюционного времени. И хотя оба они в 1920 г. не были эмигрантами – Блока большевики не выпускали из России, а Иванов-Разумник считал, что в период переустройства страны его место на родине, а не за границей, – их взгляды являлись предметом частого обсуждения на различных русских собраниях. Поэма Блока «Двенадцать», написанная в1918 г., вызывала острые дискуссии не только в России, но и в эмиграции, где она не раз издавалась как отдельной книжкой, например, в 1920 г. в Софии [9], так и в составе сборников стихов и собраний сочинений поэта, выпускавшихся русскими издательствами в Берлине [10];[11]. Именно на разборе поэмы «Двенадцать» и построил свою работу Иванов-Разумник, полагавший, что русские писатели вслед за Блоком «должны пройти через это испытание в грозе и буре, хотя бы оно испепелило нас», что нужно «отдать свои творческие силы не оплакиванию и поддержке старого, а строению и рождению нового», которое обеспечит победу мирового «духовного и социального максимализма» над европейской «либеральной культурой» с ее мещанством, прогрессом, «выдержанным и внешне сильным “постепеновством”» [19, с. 9, 36, 38, 44].

Однако надежды Иванова-Разумника на то, что мир поддержит русскую «духовную и социальную революцию» не сбылись, и после двадцатилетнего безрезультатного ожидания краха европейской цивилизации Иванов-Разумник перебрался из СССР в Германию, став таким образом частью тех самых «стражей и блюстителей старины», «вчерашних “властителей дум”» и рабов прошлого, которых в 1920 г. гневно обвинял в непонимании «великой правды» революции. «Правды этой не видят многие “писатели”, “витии”, “барыни в каракулях”, – писал он в книге “Испытание в грозе и буре”, – но ее видят и чувствуют многие и многие среди выделивших из себя “двенадцать”. И за эту правду… поэт “белым венчиком из роз” украшает чело великой русской революции»» [19, с. 13]. Восторгаясь Блоком, тем, что «крест видит он на русской революции и розой венчает ее», Иванов-Разумник даже не заметил того, что данная фраза говорила скорее о похоронах, чем о рождении, о трагедии, а не празднике, словом о том, что для самого Блока являлось вполне очевидным, а для Иванова-Разумника стало ясным лишь десятилетия спустя.

Блок в своем отношении к революции оказался намного прозорливее Иванова-Разумника, поскольку ясно понимал, что нужно не только «слушать музыку Революцию», музыку «летящей тройки – Руси», но и хорошо видеть, что тройка «летит прямо на нас, <…> на верную гибель» нашу [8, с. 14, 43]. «Те из нас, кто уцелеет…», – говорил он, явно не веря в то, что сам сможет выстоять в революционной смуте [8, с. 14]. Эти слова поэта в определенной степени служили русским эмигрантам оправданием их бегства из революционной России, так же как и его предупреждение будущим поколениям: «Не верьте никому из нас, верьте тому, что за нами. Если же мы неспособны явить вам то, что за нами, то, чего хотят и чего ждут иные из нас, – отвернитесь от нас скорее. Не делайте из наших исканий – моды, из нашей души – балаганных кукол, которых таскают на потеху публике по улицам, литературным вечерам и альманахам» [8, с. 60-61]. Однако именно это и стали делать россияне: большевики восхвалять «музыку революции», эмигранты вспоминать о летевшей на них «тройки – Руси».

Искусство России и культура русского рассеяния Германии очень быстро стали предметом самостоятельного большого разговора, который нашел отражение в работе С. Постникова «Русская литература эмиграции» [79], исследованиях Н. Берберовой, посвященных биографиям П. И. Чайковского и А. П. Бородина [3]; [4], книге Виктора Дандре «Анна Павлова» [18], альбоме «Современная живопись» и других [38]. В одном только Берлине русские издательства 1920-х гг. («Грани», «Скифы», «Слово», З. И. Гржебина и др.) издали сочинения нескольких десятков представителей отечественной культуры, в том числе К. Бальмонта, А. Белого, Б. Зайцева, Е. Замятина, А. Ремизова, В. Ходасевича. Так, в 1923 г. в Берлине вышел в свет первый эмигрантский сборник стихов В. Сирина (Набокова) «Горний путь», всецело посвященный России, которая еще совсем недавно была для него «белым раем», а после революции стала «черной Русью» [37]. Получил развитие в эмиграции и мемуарный жанр, представленный книгами воспоминаний бывшего директора Императорских театров С. М. Волконского [13], писателей И. С. Шмелева [48], С. Л. Франка [44] и других.

Важным и обширным источником для европейских исследователей русской эмиграции межвоенного периода была периодика зарубежной России, такие газеты и журналы как «Русский эмигрант» (Берлин, 1920–1921), «Русский экономист» (Берлин, 1922–1923), «Сведения о положении русской эмиграции» (Берлин, 1924. № 1–6), «Театр и жизнь» (Берлин, 1921–1924), «Беседа» (Берлин, 1923–1925), «Белое дело» (Берлин, 1926–1933), «Летопись: орган православной культуры» (Берлин, 1937–1941) и другие. Одно название этих изданий уже говорило само за себя, давая возможность пытливому читателю найти нужную ему информацию.

В 1920-е гг. о русских эмигрантах, осевших в Европе, писала также немецкая периодическая печать, например, «Ежегодник культуры и истории славян» («Jahresberichte fur Kultur und Geschichte der Slaven»), «Славянское обозрение» («Slavische Rundschau»), «Бытие искусства и культуры» («Kunstwart und Kulturwart») и другие. Как тонко было подмечено Эдзарт Нидден (Edzard Nidden) в статье, посвященной биографии М. Горького, опубликованной в 1922 г. журналом «Kunstwart und Kulturwart» (Heft 5), «мы, пусть и содрогаясь, не можем отвести от нее взгляда» [24, с. 249]. Не удивительно, что в 1923 г. журнал «Das deutsche Buch» («Немецкая книга») издал в Лейпциге отдельный, всецело посвященный России номер, весомую часть которого составлял анализ русской эмигрантской литературы и «русской книги в Германии» [71]. «Внезапно оказалось, – писал на страницах этого номера журнала Артур Лютер, – что русские могут сказать нам невероятно много» [75, с. 12].

Быть может поэтому, в 1925 г. был создан особый журнал «Osteuropa» («Восточная Европа»), издававшийся в Берлине «Немецким обществом по изучению Восточной Европы» и являвшийся «единственным изданием, дававшим всеобъемлющую, регулярную и солидную информацию о России» и русских, которую в 1925–1934 гг. «изучали во всех важных учреждениях: в разведслужбах, посольствах, министерствах иностранных дел, союзах предпринимателей» [88]. А в 1931 г. начал выходить еще один «русский» журнал – «Zeitschrift fur osteuropaische Geschichte» («Журнал восточноевропейской истории»), в пятом номере которого вышла, например, обстоятельная работа Вольфганга Леппмана «Русская историческая наука в эмиграции» [72].

Активно в немецкой периодической печати было представлено русское изобразительное искусство, в частности, на страницах таких искусствоведческих журналов как «Deutsche Kunst und Dekoration», «Gebrauchsgraphic», «Kunst», «Kunst und Künstler», «Kunst und Kunstwerk». Например, журнал «Deutsche Kunst und Dekoration» в 1920–1930 гг. опубликовал серию статьей и материалов на русскую тему: «Русское искусство», «Савелий Сорин» и «Хана Орлова» П. Бархана [53];[54];[52], «Оскар Мещанинов» и «Яков Лучанский» Е. Зак [96];[95], «Художник Марк Стерлинг» В. Джорджа и А. Готтлиба [65];[66], «Елизавета Маковская» М. Осборна [78], «Скульптор Инденбаум» А. Готтлиба [66] и другие. Журнал «Gebrauchsgraphic» поместил материалы о Марии Малаховой [84], Ольге Бродской [85], Всеволоде Добужинском [97], Николае Пузыревском [76], Павле Ковжуне [77], Олеге Цингере [92]. Журналы «Die Kunst» и «Kunst» опубликовали статьи о Василии Шухаеве [55], Сергее Чехонине [57] и Дмитрии Стеллецком [73], наконец, немецкий «Художественный листок» («Das Kunstblatt») давал информацию о русской художественной выставке 1922 г. в Берлине [62].

В общем, русская эмиграция стала историко-культурным феноменом не только России, но и всего мира, о чем наглядно свидетельствуют иностранные публикации, посвященные русскому зарубежью. Важное место среди них заняли немецкие издания, начавшие выходить уже в двадцатые годы прошлого столетия. В межвоенный период первой половины XX в. в Германии «образовался целый цех авторитетных знатоков и толкователей русской литературы, философии, религиозности, русской культуры и русской души и одновременно – массовый круг читателей, какого не бывало ни раньше, ни впоследствии», в результате чего, по меткому замечанию немецкого исследователя Герда Кёнена, «русский писатель и мыслитель превратился в интимнейшую и неотъемлемую часть немецкой культуры, немецкого сознания – и немецкого невроза…» [24, с. 245].

References
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
10.
11.
12.
13.
14.
15.
16.
17.
18.
19.
20.
21.
22.
23.
24.
25.
26.
27.
28.
29.
30.
31.
32.
33.
34.
35.
36.
37.
38.
39.
40.
41.
42.
43.
44.
45.
46.
47.
48.
49.
50.
51.
52.
53.
54.
55.
56.
57.
58.
59.
60.
61.
62.
63.
64.
65.
66.
67.
68.
69.
70.
71.
72.
73.
74.
75.
76.
77.
78.
79.
80.
81.
82.
83.
84.
85.
86.
87.
88.
89.
90.
91.
92.
93.
94.
95.
96.
97.